Искупивший

образовать аквилу.

- Так провозглашено, - сказал Криксос, не комментируя возникшую паузу. Он махнул сервитору и илот

приблизился к крипте.

- Оно наконец вернулось домой, - Рафен озвучил свои мысли, - после такого долгого отсутствия.

- Да, - голос появился из тьмы позади них, подобно вытащенному из ножен клинку, -

орудие принес домой тот, кто последний пролил им кровь.

Потрясенные Рафен и Криксос шокировано отреагировали, рука сержанта схватилась за кобуру болт

пистолета, серво-доспех технодесантника развернул дуло лазгана к источнику звука.

- Подходяще, - продолжил голос, когда его обладатель вышел из теней, подступая к ним твердым, размеренным шагом, игнорируя неловкость. Глаза Рафен встретили угрюмый взгляд пепельного лица.

Черные волосы ниспадали на широкие плечи воина и намек на что-то - скрытая угроза - играла на его

губах.

- Милорд… - Тон Криксоса изменился и Рафен почти смог представить себе выражение смущения на

лице технодесантника.

- Я пришел, чтоб стать свидетелем, - ответил он на не заданный вопрос.

Вновь прибывший остановился перед Рафеном и Кровавый Ангел не отвернулся, когда

непоколебимый пристальный взгляд десантника опустился на него. Он понял, что смотрит в глаза

легенде; или, как сказали бы некоторые из его братства, кошмару.

Генное проклятье Кровавых Ангелов, смертельный недостаток был наследием их давно умершего

примарха и проявлялся в них в виде Красной Жажды и Черной Ярости.

Две стороны одной и той же траурной монеты, обе объединено подталкивали нормальных боевых

братьев к безумию берсеркеров, из которого не мог вернуться ни один, если их железный

самоконтроль незаметно ускользал. Рафена затронули края этой великой ярости на Сабиене и

воспоминания об этом моменте до сих пор холодили его сердца, когда он возвращался к нему. Он

взглянул в пропасть, глубоко в своей душе и отпрянул от края, пока не стало слишком поздно - но не

многим так везло. Проклятье лежало на сердце каждого Сына Сангвиния, как на Кровавых Анеглах, так

и на преемниках… и некоторые заходили слишком далеко в безумии. Слишком далеко даже для

последнего шанса на искупление в Роте Смерти. Когда этот ужас забирал разум и душу боевого брата, оставалось только лезвие Топора Палача.

И это лезвие сейчас покоилось на плече стоящего перед Рафеном воина, того, кого они называли

Избавителем Потерянных, старшего капеллана.

- Я Асторат, - нараспев произнес он и в этот раз обнажил зубы, - твое имя известно мне, брат Рафен.

Асторат Мрачный. Имя похоронным звоном гудело в мыслях Рафен. Словно мифический призрачный

жнец из Старой Ночи, Асторат был Тем Кто Выбирает Павших, вечно путешествуя по галактике в

поисках той родни Сангвиния, которая потерялась в Ярости. Он носил мастерски сработанную броню

цветов кроваво-темно-красного, медного и золотого. Пластины напоминали узлы мышц, лишенные

кожи - Рафен видел подобный дизайн у лорда-псайкера Мефистона, но на этом похожесть двух

великих Кровавых Ангелов заканчивалась. Библиарий горел изнутри невидимым ощущением мощи,

эфирная аура говорила о его сверхъестественной силе, в то время как аура Астората была мрачной и

затененной. Было сложно ее измерить, почти невозможно описать словами… но, казалось, что она

была подобна темному облаку в воздухе, там где стоял старший капеллан, зловещее и торжественное

окружение взбудоражило в Рафене зловещие воспоминания.

Странный удар злости внезапно пробежался по нему, ему почти что-то физических усилий стоило не

прорычать вопрос Асторату. Как много моих родственников умерло от твоей руки? Старший капеллан

почти незаметно кивнул, как будто подтверждая что-то для себя, и развернулся к Криксосу.

- Ты раздумываешь, почему я здесь? - Он махнул рукой. - Мои крылья. Они были серьезно повреждены

во время столкновения на Каскол Тринус. Я приехал на Ваал, чтоб технодесантники Икараэля

полностью отремонтировали их.

Рафен осознал что катер, который он видел по прибытию, мог быть только “Судьбой”, личным судном

Астората. И все же, казалось, слишком обыденным верить, что старший капеллан прибыл на планету за

чем-то таким незначительным, как ремонт черного прыжкового ранца, который он обычно носил. Тем

не менее, даже без темных дуг, нависающих над его плечами, он все еще оставался огромным и

пугающим.

Кровавый Ангел рассматривал его. Во многом Асторат была суровым зеркальным отображением

идеалов их примарха, антитезой ликующей крылатой торжественности Сангвиния. Балансом тьмы

рядом со светом, живым олицетворением ярости, за которой он навечно был обречен следовать.

- Это дело не ваша забота, старший капеллан, - сказал технодесантник.

- Мне кое-что нужно, - ответил Асторат. игнорируя слова Криксоса, - перед тем как этот ритуал

завершится.

Он кивнул в сторону контейнера.

- Я должен увидеть.

- Орудие запечатано по приказу лично самого лорда Данте, - настаивал Рафен, - твоя власть не выше

его!

- Это произойдет здесь и сейчас, брат. И кто вы такие, чтоб останавливать меня?

Еще до того как они оба смогли воспрепятствовать, старший капеллан оттолкнул Криксоса в сторону и

остановил сервитора. Сняв перчатку, Асторат сорвал печати и приложился к сканеру крови. К

удивлению Рафена, контейнер дал ему доступ и медленно изогнулся открываясь.

Бледный, медовый свет разлился изнутри, изгоняя тени и мрак. Каждый мускул в теле Рафена

напрягся, когда теплое сияние коснулось его, нежно, словно солнечный свет.

Темные воспоминание о Сабиене пробудились в нем, в то время как Криксос прирос к месту,

недвижимый словно статуя.

Внутри контейнера было орудие.

Копье из золоченого металла, древко было вылеплено в форме крылатой фигуры в одеяниях высшего

сангвинарного жреца, с выбитым рисунком изящной печати чистоты с личной эмблемой-молнией

Императора. Оно перерастало в пустотелое лезвие, в форме капли, и металл, казалось, испускает

стабильное сияние.

Потерянное в хаосе, который последовал за расколом Империума во время Ереси Хоруса, оно на

тысячелетия превратилось в миф, легенду, пока не была отправлена экспедиция раз и навсегда вернуть

его. Копье наконец-то завершило свое великое путешествие сквозь световые года, время и войны. Это

было орудие примарха, которое, несмотря на все случайности, Рафен обратил против армий

губительных сил и использовал, чтоб изгнать демоническое существо. Это было копье, которое убило

его родного брата, клинок, который давным-давно лично Император выковал в подарок своему

ангельскому сыну.

- Гаста Фаталис, - с ноткой благоговения прошептал Асторат, - копье Телесто. Именем Трона, что за

прекрасное…

Он протянул руку в контейнер.

- Нет… - Слова слетели с губ Рафена до того как он успел их остановить. - Нельзя.

- Ты не вправе отдавать мне приказы, - ответил Асторат, эхом к Рафену вернулись сказанные ранее им

слова. Старший капеллан нежно положил ладонь на древко орудия и Рафен увидел, как оно слегка

задрожало в момент касания. Асторат не обладал сверхъестественным взором псайкеров, но

некоторые говорили, что у него был свой собственный, особый дар, инстинкт, который приводил его в

места, где проклятье ярости и жажды становилось сильнее. Рафен задумался о том, что Асторат

испытал в этот краткий миг, подойдя так близко к артефакту, который был сделан для рук их примарха

и генетического отца. Он почувствовал ту же связь, что и Рафен? Рев крови в ушах, словно призыв? Его

воспоминание об этих чувствах было необыкновенным и внушающим страх. Это было не тем, что он

осмелился бы повторить.

Рука Астората двигалась по лезвию в форме капли и что-то там нашла, маленькое обесцвеченное