Страница 21 из 28
Мне очень нравится Элизабет. Даже не просто нравится. Я люблю ее.
Однажды я наберусь смелости, и мы будем вместе. В этот день я стану самым счастливым человеком в мире. Потому что с работой у меня и так все отлично. Передача пользуется огромным успехом, ее показывают во всем мире, и, по словам Люсинды, она считается «эталоном передачи о культуре». Это очень приятно слышать. Хотя удивительно, что люди всех стран и континентов голосуют абсолютно одинаково, причем их мнение всегда совпадает с моим. Когда я выношу вердикт «невиновен», человека ждет головокружительный успех, когда говорю «виновен» — полный провал. Такова жизнь.
Я «господин судья».
Я — весь мир.
Я звезда.
Люсинде пришла в голову идея выпустить куколку, изображающую меня в образе судьи. Получилось забавно: нажимаешь кнопку на спине, и она говорит «невиновен», «осужден условно» или «виновен», причем никогда не знаешь заранее, что она выдаст. Одну я принес домой, но Джек, играя, откусил ей голову.
Мы продали видимо-невидимо таких кукол.
С некоторых пор газеты и журналы стали публиковать статьи обо мне. Я вырезаю их и вклеиваю в специальную тетрадь. Большинство авторов настроено дружелюбно, они придумывают заголовки вроде «Господин судья всегда прав», «Господин судья, или Универсальный вкус». Но иногда встречаются довольно едкие образчики вроде этой:
«Господин судья» — под этим нелепым прозвищем скрывается человек, нацепивший судейский костюм и возомнивший себя выразителем vox populi. И что же мы слышим?
Сплошные банальности, переливание из пустого в порожнее. Низкопробные суждения для нетребовательной публики. Разве в этом роль СМИ? Неужели мы и вправду докатились до такого?
Вчера я узнал, что скоро во всем мире на экраны выйдет передача со скромным названием «Господин судья», целиком и полностью посвященная этому типу. А знаете, в чем суть?
Этому выскочке мало книг и песен — он хочет вынести приговор всему миру, колесить по земному шару и высказывать свое мнение обо всем, что попадется на глаза. Он запросто может заявить, что шедевр Пикассо ничуть не лучше детских каракулей, а Тадж-Махал и рупии ломаной не стоит. Этот скворец, вообразивший себя соловьем, скоро будет оценивать весь мир.
И, естественно, все радостно согласятся с ним. Можно даже не сомневаться.
Знаете, что я скажу? Это уже не смешно. Это становится страшно.
Вы будете возражать — мол, моя ненависть к «господину судье» не что иное, как зависть, ведь с его появлением ко мне, известному критику, перестали прислушиваться — и, конечно, будете правы. Самая резкая из моих обличительных речей пройдет незамеченной на фоне его вердиктов. Ему достаточно сказать «невиновен», и «оправданное» произведение тут же ждет головокружительный успех.
Меня это пугает. Если вначале он просто выражал точку зрения большинства, то теперь происходит обратное: весь мир соглашается с ним.
А когда мнение одного человека становится мнением всего народа… Это вам ничего не напоминает?
Однако прежде чем меня уволят по причине ненужности, я хочу сказать «Нет».
Я говорю «Нет» певцу обычного.
Я говорю «Нет» обычности.
Элизабет переехала и теперь живет в нашем доме. Так гораздо удобнее, если учитывать, сколько времени мы проводим вместе, обсуждая рабочие вопросы.
Я очень рад, потому что раньше она вынуждена была уходить, скажем, в десять тридцать, чтобы быть у себя в одиннадцать, а теперь спокойно может посидеть подольше, ведь, чтобы добраться «до дома», ей нужно всего лишь спуститься на один этаж.
В результате каждый день я вижу Элизабет на полчаса больше. Получается три часа в неделю, или двенадцать часов в месяц, — я специально посчитал.
По воскресеньям мы не работаем.
На прошлой неделе я поцеловал ее.
Поцеловал в губы. Я так давно мечтал об этом! Столько раз набирался смелости и давал себе обещание: «Сегодня вечером я обязательно это сделаю». В итоге мне не хватало совсем чуть-чуть. Очевидно, этих «чуть-чуть» накопилось слишком много, и в какой-то момент все получилось.
На этот раз я ничего не обдумывал, не просчитывал, не говорил себе всех этих фраз вроде «Я поцелую ее, когда минутная стрелка пройдет три деления» или «Я поцелую ее, когда она положит еще кусочек льда в стакан».
Минутная стрелка успевала сделать не один круг, а у Элизабет в стакане таял уже добрый десяток кусочков льда — у нее была привычка постоянно добавлять их, — но я так и не осмеливался сделать первый шаг.
А тут — раз! И поцеловал.
Едва прикоснувшись к ее губам, я ощутил, как внутри что-то щелкнуло, словно невидимый фокусник снял шляпу и из нее выпорхнули белые голубки.
А когда я почувствовал, что она ответила на поцелуй, слегка приоткрыла рот и провела рукой по моим волосам, голубки замерли и залюбовались нами, они даже старались ворковать тише, чтобы не дай бог не помешать.
Я купался в счастье.
Всю ночь. Потому что на следующее утро она сказала, что хочет поговорить. «Что-то не так», — тут же подумал я.
— Элизабет, я люблю тебя.
— Ты мне тоже очень нравишься, но…
— Но что?
— Мы не можем быть вместе.
— Почему? Что во мне не так?
— Ничего! Ты добрый, заботливый, мне с тобой очень весело, и потом, мы столько времени проводим вместе…
— Вот именно! В чем же дело?
— Я люблю другого.
— Другого? Но я ни разу не видел тебя с мужчиной!
— Знаю. Но, к сожалению, это правда. Я люблю другого. Мне очень жаль.
Сначала я просто плакал. Мне было плохо, невыносимо плохо. Потом я стал размышлять об этом типе и пришел к выводу, что они наверняка живут вместе. Элизабет запросто приходит к нам каждый вечер, но еще ни разу не пригласила меня в гости!
Я попросил Адама понаблюдать за ее квартирой, чтобы узнать, живет ли там кто-то, кроме нее. Я надеялся, что он увидит этого парня, когда тот будет выходить или возвращаться, или просто убедится, что из квартиры доносятся какие-то звуки, когда Элизабет нет дома.
Пока все безрезультатно. Но я принял решение: я должен проникнуть к ней в квартиру, чтобы самому во всем убедиться.
Сегодня снимают первый выпуск передачи «Господин судья». Мы отправляемся в музей. Люсинда хочет, чтобы эта программа имела культурный, или, как она говорит, «педагогический» подтекст, поэтому, прежде чем я выскажу свое мнение, опытный гид расскажет о выбранных произведениях искусства.
По-моему, отличная идея. Но все же решение принимаю я сам.
— Господин судья, перед вами одна из величайших картин нашего музея. Я немного помолчу, чтобы вы могли рассмотреть ее и проникнуться мастерством художника.
Подождите, это шутка? Передо мной белое полотно без какого бы то ни было намека на рисунок! Что они задумали? Интересно, Люсинда в курсе? А вдруг это скрытая камера? Ладно, подожду, не буду пока ничего говорить…
— Картина называется «Белый квадрат на белом фоне». Ее автор, Казимир Малевич…
— Но это же просто белый холст!
— Да, конечно. Это первая монохромная живопись в истории искусства.
— Монохромная живопись? Но тут же ничего не нарисовано!
— Вы ошибаетесь, господин судья. Если внимательно присмотреться, можно увидеть, что квадрат немного другого оттенка, нежели фон. Художник использовал две белые краски: французскую для квадрата, русскую для фона. Благодаря этому создаются разные текстуры и…
— О’кей, но я все равно вижу только белый цвет. Какая же это живопись?
— Конечно, это не классическая живопись, тут я с вами согласна. Но здесь главное — идея, загадочная погоня за бесконечным, которое…
— Которое ничего собой не представляет!
— Что, простите?
— Ерунда какая-то! Я могу рисовать по сто монохромных картин в день!
— Конечно, можете, господин судья. Просто Малевич первый догадался это сделать. В этом и состоит его гениальность.