Неповторимое. Книга 4

Дом президента стоял в одном ряду с другими, примыкал к ним своим торцом и внешне отличался от других отсутствием каких-либо украшений. Вход в резиденцию прямо с улицы. При этом у входной двери незаметное крылечко.

Войдя в помещение, мы попали в небольшой тамбур, откуда наверх вела неширокая деревянная лестница, прижавшаяся к левой стене. Поднявшись на второй этаж (здание было двухэтажным), мы оказались на большой площадке типа балкона. Средняя дверь была раскрыта, и Огарков шагнул туда вслед за нашим сопровождающим. Мы — за ним. И все сразу оказались перед президентом. Комната была большая (но не зал), с невысоким потолком и некричащей мебелью и убранством. Ничего лишнего, освещение электрическое.

В общем, с президентом Х. Асадом мы встретились точно в назначенное время. Поздоровавшись с каждым за руку, президент пошел к своему креслу, пригласив Огаркова занять место визави. Остальных рассадили поблизости.

Сегодня все эти воспоминания просто не позволяют мне представить Ельцина в этой скромной обстановке. Для того, чтобы озолотить свои и без того золотые хоромы, он в один присест израсходовал на это более 360 миллионов долларов. Но ведь весь Кремль отдан в пользование одному человеку!!! И это в условиях, когда страна и народ бедствуют, страдают от нищеты и угнетения. Хорошо хоть, что сейчас это выравнивается, в т. ч. пользование Кремлем.

А ведь Хафез Асад, по сути ровесник Ельцина (разница один год), был министром обороны, председателем правительства и уже 30 лет является президентом и более 30 лет генералом армии. И прекрасно руководит страной в условиях сильнейших межгосударственных противоречий на Ближнем Востоке и внутренних сложных течений.

Беседа шла в основном между Асадом и Огарковым. Хотя президент, внимательно слушая Николая Васильевича, не оставлял без внимания и всех остальных, бросая свой взгляд на наше представительство. Разговор после обоюдных любезностей и передачи Огарковым приветствий и наилучших пожеланий от наших руководителей, в первую очередь от Андропова и Устинова, сразу принял деловой конкретный оборот.

Хафез заметно оживился, особенно когда зашла речь о целях нашего приезда и методах работы.

Президент Асад согласился с Огарковым в том, что за последнее время авторитет Сирии вырос, а Вооруженные Силы с помощью Советского Союза значительно окрепли. Конечно, это обстоятельство заставит израильских агрессоров призадуматься. Но геополитическое положение Сирии — очень сложное. Во-первых, союзники пока еще не готовы включиться в войну, если вдруг Израиль опять нападет. Во-вторых, агрессор, какой бы он ни был, всегда захватывает в первые же часы и дни инициативу. В-третьих, по времени противнику не потребуется тратить много времени на бои и достижение цели.

Местоположение Дамаска, находящегося вблизи от границы с Израилем, особенно ставит страну в очень сложное положение. От Дамаска до границы — всего 60 километров. Внезапным концентрированным ударом можно прорваться в столицу, тем более если он будет сопровождаться массированными ударами авиации противника. И этого нельзя сбрасывать со счетов.

Президент — военный человек и он четко и ясно представлял себе возможный наихудший вариант развития событий и высказал открыто это Огаркову.

Но Николай Васильевич «не сдавался» и тоже, как и в разговоре с министром обороны и начальником Генштаба, старался показать, что все это, несомненно, мы учитываем. Однако сегодня ситуация значительно изменилась даже в сравнении с недалеким прошлым, и она вселяет оптимизм. Особо зримые изменения произошли в укреплении системы ПВО и ВВС. В этом отношении сделано действительно многое. И как только два зенитно-ракетных полка дальнего действия системы ПВО будут поставлены на боевое дежурство — возможности противовоздушной обороны страны сразу же кардинально изменятся. «Цель нашего приезда и состоит в том, чтобы эти новые возможности максимально задействовать, а боеготовность и боеспособность армии Сирии максимально повысить», — заявил Огарков.

Президент, приветствуя это, сказал, что он даст все необходимые распоряжения, чтобы нашей группе была представлена возможность всесторонне изучить состояние дел в Вооруженных Силах.

Руководители беседовали, а мы делали в своих блокнотах пометки, не забывая наблюдать за происходящим. Я, например, позволил себе хорошо рассмотреть Асада. Это был высокий, хорошо сложенный, подтянутый человек. Величественное благородное лицо, высокий, немного шишковатый лоб, большие умные глаза, неторопливые, но выразительные жесты. Держится уверенно и чувствует себя твердо.

Правда, некоторые считают, что Асад излишне суров, что он поощряет жесткие действия общинных и религиозных судов в отношении аморальных поступков. Например, в отношении лиц, совершивших кражу, насилие, бандитское нападение и т. п. К этим преступникам принималась одна мера наказания — лишение жизни через повешение. Лично я полагаю, что это хоть и суровая мера, но она быстро очищает общество от мрази.

Как-то уже в ходе нашей работы, когда мы ехали по делам с генерал-лейтенантом Али — первым заместителем начальника Генштаба (он был постоянно со мной, неплохо говорил по-русски), я задал ему вопрос:

— Скажите, почему у вас многие частные магазины — без продавцов? Я наблюдаю, что магазины выставляют даже свой товар на тротуар, а хозяина нет.

— Хозяин есть. Может быть, он сейчас у себя дома, наверху. Если кто-то что-то хочет купить, то надо подергать за шнур и колокольчик вызовет хозяина.

— Никакого ущерба нет от того, что хозяин оставляет магазин?

— Нет, конечно. Он даже может уйти к соседу или куда-то по делам, а магазин не просто бросить открытым, но многое вынести с прилавками вместе на тротуар. У нас воровства вообще нет. За воровство, изнасилование и подобное общинные суды (а в Дамаске они в каждом районе) приговаривают совершившего преступление только к высшей мере наказания — казнь через повешение. Давайте поедем к месту казни — может, кто-то висит и сегодня.

Не спрашивая моего согласия, он дал команду водителю и мы отправились к этому месту. Оказывается, под мостом, расположенным в центре города, установлены виселицы и казнь вершится как обыденное дело. Даже без стечения большого количества людей. Наверное, на мое счастье, никто под мостом не висел. Я просто не нашел бы что сказать по этому поводу. Однако генерал продолжал повышать мои знания в этой области. Проезжая в центре города одно видное здание, он сказал:

— Это центральный банк. Не так давно директора этого банка уличили в хищении 70 тысяч долларов. Судили и повесили, но не под мостом. Соорудили виселицу прямо перед банком и повесили. Неделю висел. Сотрудники обозревали своего бывшего начальника. Не нужна никакая агитация по поводу недопущения воровства.

Я не вправе давать какие-то оценки всему этому. Тем более преступление налицо. Однако чувствую, что сам факт прилюдной казни и тем более демонстрация повешенного в течение многих дней не очень согласуется с принятыми международными канонами.

Но международные каноны не могут быть стандартом для всех народов. А вы посмотрите, какой уровень преступности в передовых странах мира, и сравните его с нашими показателями. Их вообще нельзя сравнивать. Но зато в этих странах не казнят при народе или казнь вообще не предусмотрена. На мой взгляд, одобряя гуманность в принципе, надо оценивать ее, исходя из интересов человечества, его будущего, а не только сегодняшнего дня и интересов одного конкретного Рафика или Иванова. Если мы даем слабину, то позволяем развиваться гниению здорового тела. Но если мы с корнем уничтожаем все гниение— обеспечиваем здоровую жизнь всему организму, хотя и остается шрам.

Вот такой был удивительный разговор.

Наша группа остановилась в одном из домов в центре города. Вверху место для отдыха, внизу — гостиная, место для ведения деловых разговоров, здесь же была устроена для нас столовая. Кроме нашей группы в доме больше никто не проживал, если не считать охраны и, очевидно, части обслуги.