Страница 4 из 88
И вот уже фактически с коридора Генштаба я «окунулся» в огромный океан проблем, которыми занимался Генеральный штаб. Не дождавшись от своего непосредственного начальника даже инструктажа, как действовать и с чего начать, я стал сам «изобретать велосипед», чтобы удачно реагировать на проблемы, которые были одна сложней другой.
Но вернемся к Афганистану.
Тараки доверял Амину во всем. Ему льстило угодничество Амина на протяжении всех лет их совместной деятельности. Являясь, как и Тараки, по своей родоплеменной принадлежности пуштуном и «халькистом» (одно из двух крыльев правящей партии), своими дутыми политическими убеждениями Амин втерся в доверие лидеру партии. В начале стал «фигурой» в руководстве НДПА, затем министром обороны и, наконец, ему было доверено возглавить правительство. Амин всячески прославлял Тараки как вождя. Внешне все эти действия казались доброжелательными и наверняка находили у простого народа соответствующий отклик, на который и рассчитывал Тараки, наблюдая эту картину. А картина была довольно простая: везде по городам и кишлакам, где надо и не надо, висели портреты Тараки; во всех газетах — портреты Тараки и его высказывания-лозунги; на каждом даже небольшом собрании или митинге — несколько портретов Тараки; каждое выступление (а Х. Амина в особенности) — начинается с цитат из высказываний Тараки.
Вот так Амин создавал культ Тараки. И если в обывательской среде все это и находило благоприятную почву, то Амина это совершенно не трогало, потому что он считал людей стадом баранов: куда «вожак» поведет — туда все и побегут. А вот с интеллигенцией, духовенством и офицерством надо считаться, поскольку от их мнения и настроения зависит политический климат общества. Хитрый, коварный, но весьма активный и пробивной Амин, усердно выстраивая «замок» культа Тараки, рассчитывал, конечно, на отрицательную реакцию этого сословия. Расчет был верный: в начале эта категория общества посмеивалась над Тараки, считая затею не солидной и будучи уверенной, что делается это, конечно, с ведома Тараки, затем стала возмущаться, и в его адрес посыпалась резкая критика. Что и требовалось по замыслу Амина. Строительство «замка» культа Тараки свершилось, и нужно было, чтобы в решающий момент можно было бы одним ударом его разрушить, а вместе с ним одновременно похоронить и Тараки. Это отвечало бы, так сказать, интересам верхушки общества. И эту операцию Амин провел «блестяще».
Что касается афганской эпопеи в целом, то этой проблеме посвящена отдельная книга и автор постарался изложить свои взгляды не как сторонний наблюдатель, а лично переживший все это. Но сейчас пока целесообразно проанализировать и понять всё, что касается смерти Тараки и вступления на трон Амина, чем мы в то время и занимались.
Как уже было сказано, Амин фактически вытолкал Тараки в поездку на Кубу, чтобы тот не мешал ему в расчистке пути для восхождения. Отправляя Тараки, Амин рассыпался в любезностях, организовал грандиозные проводы. На центральном аэродроме Тараки были оказаны самые высокие почести. Все выглядело торжественно и даже трогательно. Поэтому, прилетев в Москву и выслушав наших руководителей, которые пытались его отговорить от поездки, близорукий Тараки все-таки полетел в Гавану — он верил Амину как себе. А последний решил поставить последние точки в деле захвата власти. Он подкупил всех в ближайшем окружении Тараки, всю охрану, в том числе и его адъютанта подполковника С. Таруна, который сообщал Амину все, что говорил и о чем думал Тараки. Поэтому Амину было легко и просто делать упреждающие шаги.
На обратном пути Тараки снова сделал остановку в Москве. И опять был принят руководством страны, в том числе Брежневым и Андроповым. Они откровенно рассказали ему о коварстве Амина, в том числе о том, что последний отстранил от должности всех самых верных и преданных Тараки людей. Это подействовало на Тараки, но было уже поздно.
Однако патриотические силы действовали. Они поддерживали связь с руководством наших представительств. Они же сообщили, что в день прилета Тараки ликвидируют Амина. С этой целью была подготовлена засада на дороге, по которой Амин обычно ездил на аэродром. Когда наше руководство из КГБ узнало об этой акции, то предназначенный для охраны Тараки батальон, составленный из таджиков (точнее, из мусульман) и подготовленный в Термезе, не вылетел, как предполагалось, 10 сентября 1978 года, а командир батальона майор Х. Халбаев получил команду вернуться с аэродрома в пункт постоянной дислокации и продолжать занятия по плану. Это была ошибка. Даже если бы этим, так сказать, патриотам и удалось осуществить свой замысел, то Тараки все равно нуждался в нашей охране, потому что его личные телохранители попросту уже продались.
Но Амин в засаду не попал. Он ее объехал, направившись на аэродром по другой дороге. Я убежден, что и в числе тех, кто готовил эту акцию, тоже были люди, купленные Амином, если не сказать худшее. Зная редкостное коварство этой личности, можно предположить, что это «покушение» подготовил сам Амин и дал «утечку» сведений на наших представителей, а те «клюнули» и на радостях сообщили в Москву.
Амин как ни в чем не бывало встретил Тараки, привез его в резиденцию и, чтобы тот не пришел в себя, сразу перешел к требованиям в грубой и резкой форме (точь-в-точь, как обращался Ельцин с Горбачевым, когда последний прилетел в августе 1991 года из Крыма). Сообщил ему, что всех, кто наносил ущерб государству, он отстранил от занимаемой должности, за исключением четырех министров, которых должен отстранить сам Тараки. Это М. Ватанжар, А. Сарвари, Ш. Маздурьяр и С. Гулябзой. Естественно, Тараки ему отказал. Я думаю, адъютант Тараки — подполковник Тарун, которому Тараки, несомненно, передал суть своего разговора с Брежневым и Андроповым, «пообщался» с Амином. Именно после этого тот и позвонил Тараки и в предельно резкой, унижающей человеческое достоинство форме кричал, требуя выполнить его (Амина) требования. Но генсек НДПА еще не сдавался, хотя уже в морально-психологическом плане был окончательно раздавлен, о чем впоследствии дала показания его супруга.
Кстати, если быть справедливым до конца, то, на мой взгляд, первопричиной кровавых репрессий была недальновидная политика Бабрака Кармаля. Являясь заместителем генерального секретаря НДПА, т. е. вторым лицом в партии, а также заместителем председателя Революционного Совета ДРА, Кармаль буквально через два месяца после Апрельской революции украдкой провел съезд «парчамистов» (одно из двух крыльев НДПА). Бесспорно, уже сам факт организации отдельного съезда этого крыла является раскольнической деятельностью, тем более что генсек партии принадлежал к крылу «хальк». Но этот съезд к тому же еще принял план захвата власти. Естественно, все это стало известно Амину. Он предложил Тараки обсудить и оценить этот возмутительный факт, но генсек, являясь либералом, не захотел идти на обострение и все спустил на тормозах.
Тогда Амин стал действовать самостоятельно. Он поставил перед собою цель — ликвидировать всю руководящую верхушку «парчамистов» путем ареста тех, кто в чем-то подозревается, и высылкой из страны тех, к кому формальных претензий нет. Буквально через две недели после этого съезда Б. Кармаль «согласился» ехать послом в Чехословакию, а вслед за ним уехали и многие другие: Наджибулла — послом в Турцию, Вакиль — в Англию, Нур — в США, Барьялай — в Пакистан и т. д.
В отношении других лидеров «парчам» было сфабриковано уголовное дело, по которому они обвинялись в заговоре против ДРА. Кроме того, принято решение предать их смертной казни. Причем, видимо с подачи Амина, раздавались требования — казнить публично.
Руководство Советского Союза предприняло самые решительные меры к тому, чтобы предотвратить эту расправу. В числе спасенных были: С. Кешманд — в последующем долго возглавлял правительство; А. Кадыр, генерал — был министром обороны; М. Рафи, также генерал — вначале был министром обороны, а затем вице-президентом и др. И хотя они были спасены, но, будучи арестованными, подвергались в аминовских застенках жесточайшим пыткам.