Страница 40 из 43
И пожалеет обеих на скрипучей тахте.
Она опускалась задумчиво‚ грациозно‚ изящно приподняв подол‚ выставив наружу маленькую ножку‚ молодея от ступеньки к ступеньке‚ а внизу ее встречал пораженный распорядитель с пластмассовой слезой на щеке.
– Нет слов‚ – говорил. – Триумф перевоплощения. Эффект сопереживания. Театр провокативного действия на подъеме.
Она ему даже не ответила. С дураком чего разговаривать? Вышла с бульвара‚ пошла наискосок по мостовой: глаза подозрительно сухие.
– Хочется кого-нибудь обидеть. Хочется. Хочется!
Шла она поперек движения‚ гордая‚ недоступная‚ соблазнительная‚ и таксисты притормаживали от восхищения‚ столбенели на пути дряхлые сластолюбцы‚ подсвистывали вослед неоперившиеся юнцы‚ сплевывали под ноги мужики небалованные.
Подошла к черной машине.
Оглянулась напоследок.
Застыли старики перелетным клином. И малое место пустовало незанятым‚ в самой его середине.
Подняла руку для прощания. Опустила‚ как передумала.
– Ничего мне вашего не надо‚ – гордо сказала в машину и нырнула внутрь‚ в предупредительно отпахнутую дверцу.
И черная машина унеслась прочь на недозволенной скорости...
5
...потянуло свежестью с близкой реки.
Острой‚ дразнящей свежестью незапруженных вод‚ что утекают легко и бездумно – приманкой для ослабевших душ.
На свежесть воды‚ на плеск струи‚ в скорое и блаженное освобождение убегали старики с бульвара нацеленным перелетным клином.
Так – и только так – можно вырваться из этого города.
Окунуться в поток. Отдаться течению. Проплыть под мостами-заградами‚ меж сторожей-набережных‚ чтобы остались позади задымленные окраины‚ ржавый мусор до неба‚ жалкий‚ пожухлый бурьян в лишаях мазута‚ и чтобы вынесло потом на разливанные пространства без конца-края‚ на травяное‚ в кувшинках‚ мелководье‚ где торчат из воды изумленными‚ встрепанными головами вершины затопленных рощ‚ где воздух‚ солнце‚ покой‚ глубина небес невозможная.
Завтрашний старик – торжествующим мстителем – невесомо скользил на острие клина‚ выставив вперед плечо‚ и усмехался порой на собственные мысли‚ играл порой желваками.
Вплотную за ним – крыльями за спиной – взметались на бегу старики-попутчики‚ а дальше – лентами на ветру – трепетали и бились‚ взмывали и опадали бесконечные тени нескончаемого клина.
Так – и только так! – можно вырваться из всякого города.
Яростной кавалерийской лавой. Броском через пристрелянную зону. Атакой на безжалостные амбразуры. Выпученными белками. Разинутыми ртами. Запаленным дыханием. И стук каблуков в ушах‚ как бой торопливых пулеметов‚ что стреляют пока что поверх голов.
А они уже выкатились на площадь.
Проскочили ее на скорости.
Вломились в Покровский – на пути – бульвар.
Единым духом осилили до середины. Захлебнулись-выдохлись. Сбились с ноги. Попадали‚ заваливая передних. Корчились‚ выворачивая в кашле легкие‚ царапали ногтями по гравию: слезы на глазах от бессилия.
Два бульвара оставалось пройти. Только два! Всего ничего до освобождения.
Сегодняшний старик рухнул плашмя возле скамейки‚ щекой привалился к теплому‚ мятому металлу. Сунулся ко рту мундштук геликона‚ и он легонько дохнул в него.
– Это ты? – шепнул. – Это ты. Поговорим?
А тот со скамейки:
– Я пришел‚ чтобы встретить вас. Впереди река‚ без меня не пройти.
– А что мы будем иметь с этого? – спросили они с земли‚ капризно и слезливо.
– Каждому косогор в ромашках. Каждому геликон. Пальто-убежище каждому. Вам этого мало?
– Так веди нас! Чего ж ты сидишь?
– Завлекло‚ – признался. – Утянуло и прилепило. Покровский – это же мой бульвар. Скамейка моя – девятая с края. Липа моя – на коре имя. Газон. Аллея моя. Годы непрожитые.
Они слушали сочувственно.
– Это нечестно‚ – говорил. – Жизнь отнимать прежде времени. Когда не насиделся еще. Не нарадовался. Не угас в постепенных смерканиях.
– Ты хочешь остаться? – заволновался сегодняшний старик. – Тут? Теперь?.. Они же играть не дают. Гоняют отовсюду. "Тихо вокруг. Это герои спят..." Ты этого хочешь?
А тот радостно:
– За всё в жизни надо платить.
Снова сунулся мундштук ко рту‚ и звук поплыл по бульвару‚ густой и дрожащий.
– А ну‚ – заторопили с земли‚ – уходи отсюда. Нас уводи! Пока косогоры не кончились. Геликоны не расхватали.
– И побыстрее‚ – велел Тихий А.И. – Попрошу очистить взлетную полосу. Глава дружеского государства уже запросил посадку и выпустил от страха шасси.
– Минуточку‚ – просил. – И пойдем. Я расскажу вам‚ только вам! Получите удовольствие.
Сидел, болтал ногами‚ старательно тянул время в неторопливом повествовании:
– Дело‚ прямо скажем‚ нехитрое. История житейская. Примеров таких прорва. Шел отряд по берегу‚ шел издалека‚ шел под красным знаменем командир полка. Э-э‚ командир полка... А было это в те славные времена‚ когда по воздуху летали неуязвимые дирижабли‚ мчались на врага неустрашимые броневики‚ и комдив выезжал перед строем на белом коне‚ а строй дружно кричал "Ура" с перекатами. Но отряд ничего этого не знал. Отряд шел себе да шел‚ через равнины и тундры‚ через взгорья и приморья‚ долгим путем с затяжной войны‚ и впереди шагал боевой его командир‚ стреляный‚ колотый и рубленый. Голова обвязана‚ кровь на рукаве‚ след кровавый стелется по сырой траве. Э-э‚ по сырой траве... А в городах уже с песнями поднимали дома‚ а в деревнях уже с плясками засевали поля‚ и никто их не ждал‚ никто их не звал‚ забыли о них в героизме-дерзаниях будней. Сняли с вещевого и кухонного довольствия‚ вписали навечно в списки части‚ прославили и увековечили‚ даже песню сложили по случаю: "Шел отряд по берегу‚ шел издалека..." А отряд шел себе на самом деле‚ шел и шел‚ и отдыха не знал‚ по сторонам не глазел‚ разбоем не занимался‚ мародерством с насилием – знамя обязывало‚ и пришел‚ наконец‚ по назначению. Ноги сбитые‚ глаза гнойные‚ плечи винтовочным ремнем потертые. "Хлопцы‚ чьи вы будете? – спрашивают их с изумлением. – Кто вас в бой ведет? Кто под красным знаменем раненый идет?.." Встали они‚ огляделись они‚ подивились на новшества‚ да и говорят с затруднением: "Мы сыны батрацкие. Мы за новый мир. Щорс идет под знаменем‚ красный командир". – "Эва‚ – зырятся на них. – Хватились! Ваш Щорс давно уже наш герой. Мы его чтим безмерно. Мы на него равняемся по праздникам. Мы о нем песни слагаем. В голоде и холоде жизнь его прошла‚ но недаром пролита кровь его была. Э-э‚ кровь его была..." И забрали командира в музей. Под стеклянный колпак. В диораму под названием "Шел отряд по берегу". "Так-то оно так‚ – говорит отряд со стеснением‚ – а нас-то куда теперь? Вот бы нам переобуться‚ да в баньке попариться‚ да щец хлебнуть‚ мы бы еще кого победили‚ мы бы еще чем прославились‚ мы бы с бою да не одно приморье..." А им в ответ: "А вы кто‚ собственно‚ будете‚ граждане? Какая такая ваша платформа? Настроения-уклоны-перегибы?" – "Мы сыны батрацкие". – "Нет у нас батраков. Давно кончились". – "Мы за новый мир". – "Какой еще новый? Вы говорите‚ говорите‚ да не заговаривайтесь. Давно обновили. Хватит. Больше не требуется. У нас‚ вон‚ самолеты через полюс летают‚ у нас корабли моря бороздят‚ поиски и свершения что ни день: какого вам еще рожна?" И разоружили отряд. Распустили отряд. Разослали по домам на заслуженную старость. Сиди на лавке‚ гоняй чаи‚ передавай детям боевой опыт. Пожили они‚ помаялись‚ затосковали в голос. Кто запил‚ кто по бабам ударил‚ редиску-рекордсмена вырастил‚ а кто надевал порой старую форму‚ напяливал папаху‚ хватал шашку в руки и бежал на огороды рубить подсолнухи. От плеча и до пояса. Заходили иной раз в музей‚ давились скупой слезой‚ выглядывали через колпак‚ как шагал посреди крашеного муляжа их боевой командир‚ стреляный‚ колотый и рубленый‚ мужественно глядел в нарисованную даль. Голова обвязана‚ кровь на рукаве‚ след кровавый стелется по папье-маше. Э-э‚ по папье-маше... Один из героев не стерпел‚ попросился за стекло‚ к своему командиру. Вдвоем всё веселее. "Нету‚ – сказали в дирекции‚ – места под колпаком. Нет денег. Нет штатной единицы. Зайдите в будущем финансовом году". Он его и рубанул‚ директора музея‚ он его и развалил от плеча до пояса‚ он и в Сибирь пошагал: один уже‚ без отряда. А когда совсем омерзело‚ подступило под горло и пошло душить‚ списались-сговорились бывшие герои‚ собрались в потайном месте‚ выкрали из-под колпака раненого командира и ушли молчком в ночь. И пропали. Шел отряд по берегу. Шел издалека. Шел уже без знамени командир полка. Э-э‚ командир полка... Ночью шли‚ днем отсыпались.