Страница 1 из 34
Ростислав Владимирович Алиев
Штурм Брестской крепости
Предисловие
«Зачем еще одна книга о войне?» — так начал свою «Mein Weg mit der 45 Infanterie Division» бывший военный священник 45-й пехотной дивизии д-р Рудольф Гшопф. Вопрос прозвучал в уже покинутой бурями столетия Австрии пятидесятых — там, где те, кто выжил и еще полные сил, когда-то искусные пулеметчики и стрелки верхнеавстрийской дивизии учились жить не под ритм дивизионной артиллерии, а под отбивку прессов, визг токарных станков, такты тракторных двигателей на полях. А то, наиболее энергичные — пока неуклюже, только учась, мотались под ритмы рок-н-ролла на танцплощадках Гмундена, Линца, Вельса и Рида… Гшопфу, в силу возраста уже непричастному к эре Элвиса Пресли, оставалось только предполагать, захотят ли те, кто вечерами толпится на дансингах или, спеша на работу, наполняет вновь оживленные, после ужасов бомбардировок, улицы городов — возвращаться, пусть мысленно, в недавнее прошлое?
Обязаны, был уверен Гшопф — ведь слишком многие их товарищи остались там, в могилах на Западе и Востоке. «То, что было, — всего лишь история, а мы — солдаты, не ждавшие признания тогда, но требующие памяти сейчас» — предисловие к его книге было долгим…Трудное объяснение и себе самому и другим — и тем, кто собирался, уже погрузнев, в кабачках и кафе на ежегодные встречи — трудноузнаваемым, в штатском, оберст-лейтенантам и гауптманам, и тем, кто вступал в жизнь сейчас, под ритмы рок-н-ролла, и тем — на Западе, где прошли и Гшопф, и слишком многие из его верхнеавстрийских читателей…
Вряд ли Гшопф предполагал, что, вышедшую в 1954 году, его книгу будут внимательно читать и там, далеко, на отделенном железным занавесом Востоке. И, наверное, поразился бы, узнав, что 45-я дивизия станет в СССР одним из наиболее известных формирований вермахта — как 6-я армия под Сталинградом, а ее командир (в июне 1941-го) скромный генерал-майор Фриц Шлипер — в далеком Брест-Литовске будет упоминаться не реже генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса.
Но так получилось, что во второй половине пятидесятых — начале шестидесятых, когда над планетой уже гремели новые ритмы, задаваемые парнями из Ливерпуля, 45-я дивизия накрепко слилась с одной из частей советского эпоса о войне — обороны Брестской крепости.
Страна-победитель в ту эпоху усиленно отдавала долги своим гражданам — им пришлось слишком многое вынести за несколько десятилетий, особенно в сороковые… О многих вспомнили: и тем, кто выжил, возвращались ордена, партбилеты, и молчаливые люди с запавшими глазами, осторожными движениями и фанерными чемоданчиками наполняли поезда с Севера и Дальнего Востока.
Тем, кто сгинул, ставились монументы, и старые имена осторожно вписывались во вновь создаваемую историю… Но в новую историю вписывались и новые имена — извлекаемые из полуистлевших листочков, найденных среди костей в развалинах казарм Бреста, из писем, приходящих в Москву из Якутска и Магадана, гремевшие в радиопередачах Всесоюзного радио.
Имена оттуда — из сорок первого, который как-то нужно было объяснить и как-то о нем рассказать. История же этого черного для всего Советского государства года началась здесь — на Буге, где чудовищные водовороты указывают на места воронок от снарядов тяжелой артиллерии, в Бресте — где вросшие в дерево кости немецкого солдата, когда-то погибшего, спрятавшись в дупло, твердо подтверждают реальность ужаса, потрясавшего эту землю.
…В шестидесятые сорок первый — одна из горячих тем советской литературы и кино. Это встречает ошеломляющий отклик — для слишком многих этот год изменил все последующие. И неудивительно, что Брест становится одним из символов СССР — одновременно, хотя, впрочем, лишь для любителей истории, в курсовых и рефератах эту деталь можно было не указывать — все более известной делается и 45-я дивизия. Но там, в Верхней Австрии, те, с военной выправкой школьные учителя и адвокаты, которым уже за сорок, наверное, удивились бы, услышав о себе — «лучшая дивизия Германии», «любимое соединение фюрера, первым вошедшее в горящую Варшаву и побежденный Париж», «земляки Гитлера, сохранение верности фюреру сделавшие своей религией».
Впрочем, война уходила все дальше — Европа опять становилась тихой старушкой, Австрия — зоной туризма, а уже далеко не сорокалетние, сдержанно улыбнувшись, узнав, что были «любимцами фюрера», поехали по местам своей юности — Олешице, Корбени, Брест-Литовск…
В Бресте многое изменилось — и не верилось, что здесь, на границе советской Белоруссии, когда-то встала в песке примитивных дорог целая танковая дивизия, не говоря уж про автотранспорт «сорок пятой» пехотной… Асфальт оживленного города, многоэтажки восьмидесятых, молодежь в «пирамидах»… Но прошлое — вот оно, рядом: купола той церкви, где 3 июля 1941 года, сами молодые, прощались с теми, кто остался молодым навечно, забыть трудно… И панельные многоэтажки куда-то скрылись, когда автобус пошел старыми улицами… И показалось, что десятилетия отступили — и тот, и вон тот дом, помните, «господин обер-лейтенант?» — иронично они иногда называли друг друга именно так. Сейчас в Бресте, привыкшем к туристическим автобусам, они, группа подшучивающих друг над другом стариков в ярких западных одеждах, не вызывают любопытства — таких здесь много, перестройка на дворе…
Экскурсовод знает, что будет дальше: те, кто шутит сейчас, когда автобус будет высаживать их перед главным валом (а весной, когда травы нет, ячейки на его вершине видны и отсюда), поумолкнут — многое изменилось, но эти кирпичи — нет. И высокий и худой, с военной выправкой старик — один из них, внезапно подобравшихся, посерьезневших, вдруг ставшим цепким взглядом, как тогда окинет местность и скажет скорее утвердительно, махнув рукой в сторону невидимого отсюда купола: «Там — церковь…»
Далее — да, вот она — церковь Святого Николая, вон — «Дом офицеров», по-прежнему грозно вырастают на Северном валу Восточного форта. Здесь многое изменилось, да, в общем-то, почти все: с одной стороны — 5000 кубометров бетона, 620 тонн листовой стали монументов, с другой — после войны уж очень были нужны кирпичи… Но следы осколков снарядов противотанковых орудий Вацека и Шейдербауэра — здесь, и отметины пулеметного огня Герштмайера — тоже, лишь коснись рукой перил Трехарочного (хотя для них он — «Северный») моста…
Кафе «Цитадель» — тогда это место знали как Werk 145, и с северной стороны вала еще видны стрелковые ячейки солдат фон Паннвица. А если подняться на главный вал… Но впрочем, им, многим под 80, уже хватило впечатлений…
Там, в залах музея, трудно и сейчас смотреть в такие живые глаза мертвых — наводчика 98-го ОПАД Василия Волокитина или детей Ивана Почерникова.
…Прошлое не отпустит их и ночью — кладбище 45-й дивизии окажется прямо у гостиницы «Интурист». Об этом, конечно, не говорят туристам — но эти все знают и сами. Когда-то они хорошо изучили город. И несколько странно будет им, солдатам, вновь заснуть рядом со своими, спящими в сотне метров отсюда.
Перед сном все смешается — спокойные какой-то предрешенностью лица погибших при артобстреле детей на старых фотографиях, и своих, из взвода, также лежащих сейчас под асфальтом у «Интуриста» — зачастую только в памяти и отпечатанных.
Завтра автобус покинет Брест. Туман, наползший было из прошлого — а впрочем, город и не заметил его, лишь те, под асфальтом, — развеялся…
…А вскоре исчезла и страна — Вечный огонь продолжал гореть, но ее, той, с которой воевала здесь 45-я дивизия, — не стало. Многое изменилось — за три года количество посетителей мемориального комплекса в Бресте сократилось более чем в тридцать раз: с Дальнего Востока приехать в Брест стало таким же сложным, как когда-то из Линца.
Церковь, переданная верующим, заделывала пробоины — но стали рушиться монументы. Бетон века двадцатого оказался слабее кирпичей времен Крымской войны.