Маннергейм

В этом селении было около 100 домов, хозяин каждого из которых брал на постой солдат и офицеров, получая за это от земства 12 рублей месяц. Кроме того, хозяева домов имели право привлекать солдат для выполнения отдельных домашних работ. В Шупарке солдаты и офицеры блаженствовали, еда была хорошая, занятия только четыре часа в день. По приказу Маннергейма за деревней было оборудовано большое стрельбище, где устраивались конкурсы на лучшего стрелка эскадрона и сотни.

Эти соревнования всегда открывал сам генерал, демонстрируя великолепное владение всеми видами стрелкового оружия, что вызывало бурный восторг у присутствовавших. Князь Леонид Елецкий прозорливо шутил: «Здесь, в Шупарке, генерал начал закладывать основы снайперского движения в нашей армии». Лучших стрелков торжественно награждали дорогими папиросами и дефицитными спичками.

Не были забыты и пасхальные праздники, хотя их светлые дни дивизия провела в боях. В первые дни отдыха в нескольких больших сараях были организованы коллективные праздничные обеды с раздачей подарков, поступивших из разных мест России. Несколько посылок было от финляндского Красного Креста. Маннергейм присутствовал на обеде в Ахтырском гусарском полку.

Первые две недели отдыха полков дивизии стояла теплая, солнечная погода с небольшими морозами по ночам. Маннергейма отдых особо не радовал. С конца февраля его постоянно мучили боли в пояснице. Самочувствие было плохое, часто приходилось лежать. Единственной радостью были письма близких и родных, а также обилие старых и новых газет, которые тюками привозила полевая почта. Вечерами старшие офицеры дивизии обычно собирались на чаепитие. За чаем один из офицеров по очереди читал наиболее интересные статьи из столичных и московских газет.

Генерал, внимательно слушая читающего, иногда бросал фразу:

— Как красиво пишут. Это случайно не «Новое время», где самые красноречивые газетчики?

С 25 апреля для 12-й кавалерийской дивизии вновь наступили серые будни войны. Утром — воздушная разведка, днем — порция снарядных осколков, вечером — пулеметная трескотня. В промежутках — никому не нужные разговоры и чтение дурацких приказов. Маннергейма очень развеселила директива штаба фронта № 4212 с грифом «Весьма секретно». Один из ее пунктов гласил:

«Местные еврейские девушки занимаются шпионажем в пользу противника. Шифры австрийских штабов они носят в подвязках и в бюстгальтерах. Многие из них надевают чулки со стрелками».

Передавая эту директиву генералу, старший адъютант дивизии капитан Рот весело воскликнул:

— Шикарно! Теперь мы будем раздевать всех подозрительных девушек.

Маннергейм нахмурился и сказал:

— Капитан, это не приказ, а глупость. Спрячьте его подальше от глаз офицеров. Визировать его не будем.

В середине апреля 1915 года русская армия глубоко вклинилась в пределы Австро-Венгрии, освободив от врага города Тарнов и Перемышль. Захватив перевалы в Карпатах, армия не смогла форсировать их и вынуждена была перейти к обороне.

Германское командование, видя тяжелое положение своего союзника, решило помочь ему, нанося удар между рекой Вислой и Карпатами. Задачей немцев было не только отбросить русских от Карпат, но и потрясти всю русскую армию.

Немцы тщательно и детально готовились к этой операции, которую начали 19 апреля, прорвав фронт 3-й русской армии в районе Горлице. Отступление 3-й армии обнажило фланги 8-й армии, и Юго-Западный фронт начал отходить к рекам Сан и Днестр. Узнав из директив штаба армии о наступлении немцев, Маннергейм был обескуражен, однако скоро пришел к выводу, что это наступление не имеет решающего значения, если рассматривать общее положение армий всех русских фронтов.

22 апреля Николай II посетил Львов, где обратился к галичанам с речью, сказав: «Да будет единая, могучая неразделенная Русь». Однако вскоре Галиция снова досталась врагу.

На дворе апрель, а зима не торопится уступать место весне. Воет ветер, сыплет и тут же тает мокрый снег. Проселки превратились в грязные реки. В эти дни 9-й армии было приказано проявить активность, чтобы облегчить положение правого фланга Юго-Западного фронта.

25 апреля генерал-майор Маннергейм был временно назначен командиром сводного кавалерийского корпуса, в который вошли: 12-я кавалерийская дивизия, Отдельная гвардейская кавалерийская дивизия и бригада Заамурской пограничной стражи — всего восемь кавалерийских полков.

Перед сводным корпусом была поставлена задача форсировать реку Днестр и вместе с Сибирским корпусом вести наступление на город Коломыя.

Форсировав на понтонах Днестр, сводный корпус двинулся на селение Городенка. Пасмурно. Небо покрыто тучами. Движение полков корпуса идет медленно, так как беженцы понемногу захватывают все войсковые стоянки. Многие людские таборы становятся рассадником вшивой заразы.

Наблюдая за всем этим, Маннергейм говорил:

— Да, картинки из нравов каменного века. Совсем как во времена аракчеевщины, когда табунами гнали поселенцев через всю Россию. Господа офицеры, вы, наверное, помните рассказ Лескова «Продукт природы», теперь та же картина.

Целые дни, а то и ночи, болтались офицеры и солдаты в седлах, без горячей пищи и курева. Лес, бездорожье. Люди и лошади выбивались из последних сил. И всюду — в лесах, на полях, по дорогам — разлагающиеся трупы людей. Все это было совершенно непереносимо. Еще страшнее были полевые лазареты. Тут и там носилки, на которых стонут окровавленные люди. Всюду грязь, вонь, отчаяние, беспомощность и страшный беспорядок, с трудом преодолеваемый героическими усилиями врачей и сестер.

Для солдат полков сводного корпуса продвижение вперед не играло особой роли. Говоря о войне, они всегда болтали о бое — о его удали и ярости, или о бабе (справится ли она с хозяйством, не забалует ли?), или о Боге. Вопрос о том, захватим ли мы чужую землю, которую здесь неудобно было пахать, их мало интересовал. Поэтому настроение нижних чинов оставалось все тем же, как при наступлении, так и при отступлении.

Наконец, у Гродненки головной конный разъезд обнаружил вражеские позиции, которые по приказанию командира Отдельной гвардейской бригады в конном строю атаковали два эскадрона гродненских гусар и бригада пограничной стражи. Головной эскадрон не смог преодолеть проволочные заграждения и попал под убийственный пулеметный огонь. Понеся большие потери, конная группа отступила. И все же вечером противник, опасаясь окружения, покинул свои позиции, прикрывающие селение Городенка.

Начальник штаба передал генералу новый приказ командования армии, поступивший через 33-й армейский корпус: «Генералу Маннергейму активно преследовать противника, одновременно содействуя наступлению Сибирского корпуса на город Коломыя».

Оценив с офицерами штаба обстановку, генерал приказал направить 12-ю кавалерийскую дивизию в обход противника, оставив остальные части своего соединения для прикрытия 33-го армейского пехотного корпуса.

На рассвете следующего дня Маннергейм с головным отрядом корпуса в составе двух эскадронов ахтырских гусар при двух пулеметах двинулся в сторону города Заболотов. Кругом ни одной живой души и тишина такая, что поневоле настораживаешься. Дорога лежит через мост, но он взорван, переходить узкую речку приходится в стороне. Не успел головной дозор выйти на дорогу, как раздался треск пулеметов. Все инстинктивно соскочили с лошадей и легли на землю. Подождали, оглянулись — все целы. Маннергейм высылает вперед три разъезда — один по дороге, два по сторонам — и приказывает двигаться шагом. Разъезд, который шел по дороге, вскоре вернулся, доложив, что впереди противника нет, но как только эскадроны вышли из леса, то сразу попали под пулеметный огонь врага. Пришлось быстро отойти в лес и занять там оборону.

Вскоре начали подходить дивизии Сибирского корпуса, которые вместе с частями Маннергейма обратили противника в бегство и подошли к предместью города Заболотов. Отсюда открывалась широкая панорама — холмистые дали, поблескивающие извивы реки Прут и белеющие в вечерней дымке здания города.