Мелья

Трудовой люд столицы и студенты решили организовать свой «прием» экипажу фашистского судна. Кампанию возглавил Хулио Антонио. Первыми откликнулись на призыв члены профсоюза служащих гостиниц и ресторанов. Они решили не обслуживать ни один банкет, который будет устраиваться в честь «Италии».

Сразу же Антиклерикальная лига, которую возглавлял Мелья, выпустила «Манифест к народу Кубы», который призывал: «…люди Кубы, закаленные в горниле кровавых эпопей, должны показать себя достойными своей истории, не только печальной и горестной, но также боевой и героической».

Манифест вызвал беспокойство в стане реакции и «Диарио де ла Марина», самая старая кубинская газета (и пожалуй, самая реакционная во все времена своего существования) набросилась 3 сентября на авторов манифеста с руганью, одновременно недвусмысленно призывая правительство не сидеть сложа руки и расправиться с рабочими и студентами, ибо иначе это принесет Кубе крупные международные осложнения.

Но в 1924 году трудно было напугать студентов, уже прошедших школу политической борьбы за свои права. Конфедерация студентов Кубы, Народный университет имени Хосе Марти подняли студентов, Коммунистическая группа Гаваны и профсоюз табачников в первую голову — рабочих столицы. И когда «Италия» ошвартовывалась у пристани, ее встретили около тысячи демонстрантов. Полиция ничего не смогла поделать: слишком сильны были в народе антифашистские чувства.

На следующий день студенты опубликовали призыв к организации митинга протеста: «Всем студентам, рабочим и вооруженным силам республики».

Тысячи листовок объяснили народу значение прибытия фашистских послов. Было рассказано о всех их бесчеловечных преступлениях. Было сказано во весь голос об опасности, которую несет с собой это пропагандистское судно, прибывшее в Гавану.

«…Давно уже на Кубе нет свободы. Если мы не будем протестовать сегодня, то унизимся еще больше, чем прежде».

Митинг состоялся в университете. Если солдаты и офицеры, к которым обращались студенты, не пришли на него, то среди студенческой массы было немало рабочих. И бурными приветствиями встречали они каждого, кто брал слово. И больше всего аплодисментов и одобрительных выкриков было, когда выступали профессор Эусебио Эрнандес и студент Хулио Антонио Мелья.

Власти ничего не смогли сделать с волнениями и вынуждены были уступить. Не подавлять же оружием демонстрации из-за какой-то «Италии», за два месяца до президентских выборов. Устроителям выставки было предложено поскорее оставить Гавану, что и было выполнено на следующий же день.

В глазах Оливин это событие приобрело особое значение для судьбы Хулио Антонио, и она очень переживала, беспокоясь, что его арестуют. Но все обошлось благополучно.

С приходом к власти Мачадо, как и следовало ожидать, подчинение Кубы монополиям Соединенных Штатов еще более усилилось. Личные капиталы президента были вложены во многие предприятия, которые обеспечивались также и американскими банкирами и промышленниками. Например, ни для кого не было секретом, что в Кубинской электрической компании самым крупным пайщиком был Мачадо, а сама компания была скрытым дочерним предприятием «Дженерал Электрик». Он участвовал в контрактах по крупным общественным работам, был владельцем крупнейшей фабрики красок «Эль-Морро» и других предприятий. Разумеется, новые долларовые вливания в кубинскую экономику обеспечили бы ему новый рост барышей.

Поэтому борьба против Мачадо выливалась также и в борьбу против вмешательства Соединенных Штатов в дела Кубы. До вступления нового президента на пост оставалось пять месяцев, но уже сейчас, в конце 1924 года, чувствовалось, что новое наступление Вашингтона и Уолл-стрита на кубинскую экономику начнется раньше появления в президентском дворце Мачадо.

По совету старших товарищей из Гаванской коммунистической группы Хулио начинает готовить в студенческой среде антиамериканские выступления и пишет брошюру «Куба — страна, которая никогда не была свободной».

Надо было показать, что империалисты-янки всегда были врагами Кубы. Когда она была колонией Испании, в американском конгрессе не раз раздавались голоса, что «Куба по праву должна стать свободной и независимой». Но, освободившись от испанского ига, Куба попала под протекторат Соединенных Штатов. Оказывается, американские конгрессмены ратовали за такую именно «свободу» для Кубы.

С гневом и сарказмом писал Хулио Антонио о мнимой свободе Кубы, чье правительство «никогда не заключит никакого договора или пакта с каким-либо иностранным государством», как гласил пункт I навязанной силой кубинцам «поправки Платта».

Собрав воедино разные факты и документы, анализируя их во время работы над брошюрой, Мелья не раз приходил к неутешительным выводам. И если бы он уже не был знаком с основными работами Маркса и Ленина по проблемам революции, вряд ли он смог бы написать эту свою первую серьезную работу, отличавшуюся в корне от статей для студенческого журнала.

«Бороться за социальную революцию в Америке — это не бредовая идея безумцев или фанатиков, это значит бороться за шаг вперед на историческом пути, — писал он. — Многие думают, что русский пример не выйдет за рубежи Советской России, но интеллектуальные слепцы, придерживающиеся такой точки зрения, достойны сожаления».

Некоторые его товарищи по университету не одобряли его «увлечения» русской революцией. «У русских своя дорога, нам с ними не по пути», — любили повторять они. «А каким путем пойдем мы?» На этот вопрос не было вразумительного ответа.

Для Хулио Антонио ответ был ясен — классовая борьба, то есть «русский путь».

«Во всей Латинской Америке не найдется ни одного честного человека, кто бы не был врагом капиталистического империализма.

Настал час борьбы. Борьбы жестокой. Кто не возьмется за оружие и не пойдет в бой под предлогом незначительных разногласий, того смело можно назвать предателем или трусом. Споры перенесем на завтра, а сегодня дело чести — бороться. Delenda est Wall-street. Вот новый и спасительный призыв. Кто не поддержит его, станет прислужником (хотя бы из-за своего бездействия) общего врага».

Весна 1925 года была трудной для университета. Положение в нем не менялось — администрации Сайяса было не до него. Через месяц правительство уходило в отставку, поэтому чиновников более волновали свои собственные судьбы, чем студенческие. От Мачадо студенты не ждали ничего доброго, он уже показал свои зубы.

Федерация решила провести во второй половине марта демонстрацию протеста против Сайяса, предавшего интересы Кубы в угоду Вашингтону. В подготовительную работу были вовлечены студенты всех факультетов. На занятиях Народного университета имени Хосе Марти студенты и рабочие говорили о готовящейся демонстрации. Рабочие были полны решимости поддержать студентов.

Демонстрация потерпела неудачу. Она была разогнана полицией. Но, несмотря на это, солидарность студенчества с рабочим классом окрепла еще больше.

23 марта в рабочей газете «Хустисиа» появилась статья Хулио Антонио «Урок фактов». Он писал:

«Правительство Сайяса в течение 4 лет рядилось в шутовские камзолы лозунгов: «долой вмешательство!» и «восстановление свобод». Эти слова, повторяемые продажной прессой этого республиканского лизоблюда, заставили несчастный доверчивый народ поверить в демократичность режима.

Если бы мы были политиками, то могли бы повторить всю грязь, которую лили на доктора Сайяса и даже на его семью его враги. Великий Будда не протестовал бы. Он стоит выше добра и зла, ибо он никогда не знал значения этих слов. Он похож на ницшеанского сверхчеловека, но сотворенного из живой и кривляющейся погани.

Однако с гордостью и достоинством сатрапа он не позволил бы хлестать своего хозяина. Поэтому он никогда не мог говорить правду хозяину-янки. Но студенты университета всегда и повсюду провозглашали эту правду. И весь народ поддерживает поднявшихся студентов. Солидарность трудящихся умственного и физического труда была ясно подтверждена последними событиями.