Свердлов

Шли из деревни и другие вести. Обманутые обещаниями эсеров крестьяне громили помещичьи имения… Многим представителям интеллигенции крестьянское движение казалось темной «пугачевщиной», способной лишь разрушить очаги культуры в деревне.

В июне 1917 года Яков Михайлович получил полное тревоги письмо от Л. И. Эгон-Бессер, в котором она рассказывала о выступлениях крестьянства, о темноте и невежестве деревни. Вот что он ответил:

«Милая Лидия Ивановна! Ваше письмо показывает, что на Вас действительно ужасно сильное впечатление произвело отношение тамошнего крестьянства к самым насущным вопросам. Я понимаю, мне думается, Ваше настроение. Только напрасно думаете, милая Лидия Ивановна, что я, например, не ожидал ничего подобного в ряде глухих российских мест. Слышал не раз об аналогичных фактах, предполагал массу дикостей. Но какой из этого вывод следует делать?

Много темноты, много невежества. Наследие веков не исчезает в один день. Но наша работа… принесет наилучшие плоды. Докатятся волны подъема и до самых глухих уголков, всколыхнутся, проснутся к новой жизни и они. Все меньше их становится. Вернутся солдаты, внесут массу творчества, изменится деревня. Меня не смущают факты, сообщенные Вами. Они могут заставить меня лишь еще энергичнее бороться за их полное исчезновение».

К началу июня большевики завоевали прочные позиции на заводах, фабриках и в гарнизоне Петрограда. Настроение масс все больше накалялось. Созданное в начале мая коалиционное правительство продолжало политику Милюкова и Гучкова. Возмущение масс соглашательской политикой эсеров и меньшевиков грозно нарастало.

Свердлов чутко ощущал биение пульса революции. Вот что он писал об этих днях: «Начиная с 10–15 мая в Центральный Комитет стали обращаться представители солдатского клуба „Правда“, представители Военной организации при ЦК, представители отдельных войсковых частей с предложением организовать демонстрацию солдат и рабочих. Все указанные представители заявляли, что настроение солдат в связи с декларацией прав солдата крайне приподнятое, могущее вылиться в стихийное выступление. Представитель ЦК всем, к кому обращались за разрешением вопроса об отношении ЦК к демонстрации, указывал на отрицательное к ней отношение в данный момент, предлагая предварительно организоваться, точно учесть настроение масс и т. д.

В течение трех недель в ЦК продолжали поступать из ряда воинских частей сообщения о подъеме настроения, усиливающемся возбуждении солдат, приподнятом настроении в рабочих районах и т. д.».

6 июня 1917 года на заседании Центрального Комитета обсуждался вопрос об организации демонстрации. Председатель Военной организации Подвойский доложил, что «Военка» готовит демонстрацию солдат. Ленин предложил организовать демонстрацию рабочих и солдат. Против предложения Ленина выступили Зиновьев, Каменев, Ногин. Свердлов решительно поддержал Ленина: «Надо дать организованный выход из того настроения, которое есть в массе», — заявил Яков Михайлович. Было решено созвать через два дня более широкое совещание для решения вопроса о демонстрации. 8 июня состоялось расширенное совещание ЦК совместно с ПК, с представителями районов и воинских частей. Совещание высказалось за организацию демонстрации 10 июня. Но эсеро-меньшевистское руководство проходившего в это время I Всероссийского съезда Советов провело 9 июня на съезде решение о запрещении в течение трех дней всяких демонстраций. Из 1090 делегатов съезда большевиков было только 105. Большевики вынуждены были подчиниться решению высшего советского органа. Поздней ночью с 9 на 10 июня Центральный Комитет большевиков после горячего обсуждения принял постановление об отмене демонстрации.

А рано утром 10 июня Свердлов вместе с другими членами ЦК, ПК, Военной организации и большевиками — делегатами съезда Советов отправился на заводы и в воинские части. С большим трудом удалось убедить рабочих и солдат в необходимости отменить демонстрацию.

Под давлением народных масс съезд Советов, однако, вынужден был сам назначить демонстрацию, рассчитывая на то, что она пройдет под его лозунгами. Демонстрация состоялась 18 июня. В ней под большевистскими лозунгами участвовало 500 тысяч рабочих и солдат. Группа членов Центрального Комитета шла в колонне Выборгского района. Среди них был Свердлов.

В эти дни, с 9 по 18 июня, когда демонстрация была назначена, отменена и затем снова назначена и проведена, Свердлов вновь ощутил силу, могущество партии как вождя и как организатора масс.

В эти же дни, когда на улицах Петрограда, Минска, Киева проходили демонстрации под большевистскими лозунгами, на фронте началось подготовленное контрреволюционным генералитетом и Керенским наступление. Под прикрытием наступления на фронте контрреволюция готовила поход против Советов, большевиков, всех революционных сил.

В эти дни Яков Михайлович жил на квартире своих старых уральских друзей, в семье лесного инженера Эгон-Бессера. Дочь инженера, Кира, стала работать в редакции «Солдатской правды» во дворце Кшесинской. Девушка разбирала письма, отвечала на них, развозила газеты по заводам и воинским частям. Слабая здоровьем, она не выдержала напряженной работы, заболела, и мать увезла ее в деревню. Оттуда Кира прислала письмо, полное тревоги и непонимания происходящих событий. В напряженном ритме тех дней Яков Михайлович не забывал о молодом существе, о девушке, которая верила каждому его слову и нетерпеливо ждала ответа.

23 июня, то есть спустя пять дней после демонстрации, Яков Михайлович отвечает:

«Милая, хорошая Кирочка!

С наслаждением посидел бы с Вами рядком да потолковал ладком. Но сие ведь никак не можно. Посему ограничусь посланием, хотя и не столь большим, как хотелось бы. Зело уже поздно, и я мало-мало устамши, как говорится.

Настроение в Питере напряженное до крайней степени. Достаточно выступить одной мастерской на каком-либо большом заводе, как взволнуется все рабочее и солдатское население столицы. Посему мы последнее время только и делаем, что тушим разгорающийся пожар, ибо в данный момент не считаем целесообразным переход к непосредственному действию…

Наиболее существенным мне представляется ответить Вам на вопрос о демонстрации. Мы готовили мирную демонстрацию, чтобы дать выход, разрядить ту сгущенную атмосферу, которая создалась последнее время. Настроение боевое нарастало давно. Около трех недель от нас добивались разрешения на устройство демонстрации, главным образом солдатской. Мы сдерживали. И когда увидели, что вот-вот выльется из берегов бурливое настроение, мы и призвали к мирной демонстрации. Призывали к мирной и только к мирной. Ни о каком заговоре не может быть и речи, ибо собрания происходили по заводам и полкам за два дня до предполагавшейся демонстрации. Мы не предполагали, что ее запретят. Ожидали лишь агитацию против, но не прямое запрещение. Были уверены, что никакой агитацией не изменить перевеса в нашу пользу, закрепленного в последнее время. Наше право было назначить демонстрацию. Не оспаривали же этого права за другими партиями. Когда же съезд наложил запрет, мотивируя контрреволюцией, объявляя врагами народа неподчиняющихся, мы решили, что на разрыв с Советами идти нельзя в настоящее время, — и отменили демонстрацию. Но и отмененная демонстрация имела большое значение, потому что удержать массы могли только мы. Приезжавших на заводы и в полки Чхеидзе, Церетели и Кº просто не слушали и подчинялись лишь призыву ЦК и „Правды“ не выходить на улицу. Если и тогда выяснялось, за кем идут питерские массы, то 18-го во время демонстрации это обнаружилось с еще большей очевидностью.

„Солдатская правда“ не выходила 4–5 дней. Теперь снова выходит аккуратно. Происходит конференция военных организаций наших. Проходит хорошо, публика хорошая съехалась. Вообще настроение у нас совсем неплохое. Никакого провала на съезде у нас не было. Мы были в меньшинстве, но мы-то знаем, что и в провинции массы с нами и против нас лишь верхи.

Ну, всего лучшего. Работаю много, устаю немного, отдыха нет. Не беда. Пишите, милая Кирочка, с удовольствием буду читать Ваши письма.