Лавочкин.

Эволюционный путь давал немного. Он позволял соревноваться с немецкими конструкторами без большого опережения. Опыт БИ и предложение С. П. Королева открыли иную дорогу.

Лавочкин торопился. И не только потому, что располагал сведениями об успехах немецких конструкторов в области реактивной техники. Освоения нового двигателя требовала и боевая обстановка.

Задание, которое одновременно получили Лавочкин, Яковлев, Микоян и Гуревич, было очень конкретным — построить самолет, способный драться на высоте 13–14 километров. Самолет понадобился срочно. В конце 1943 года снова напомнила о себе та часть гитлеровской воздушной разведки, которая уже известна читателю под названием «группы подполковника Ровеля». Над Москвой стал регулярно появляться вражеский разведчик. Облегченный до предела, он появлялся почти каждый день в одни и те же часы на высоте, не доступной ни истребителям, ни зенитным снарядам.

Увеличивая потолок, Лавочкин пошел двумя путями, Один из них был в значительной степени уже проторенным — Семен Алексеевич поставил на ЛаГГ — нагнетатель инженера Трескина, чтобы дать двигателю на высоте «искусственное дыхание». Зато второе решение было очень смелым — Ла-7 получил дополнительную силовую установку с жидкостно-реактивным двигателем РД-1ХЗ Валентина Петровича Глушко.

Двигатель В. П. Глушко, спрятанный в хвостовой части фюзеляжа, был невелик — всего на 300 килограммов тяги. Но включенный на 2–3 минуты (больше не удавалось из-за малого запаса топлива), этот ускоритель не только увеличивал скорость полета, но и поднимал потолок.

Включение ЖРД, не нуждавшегося в атмосферном кислороде, вместо «задыхавшегося» поршневого двигателя обещало ликвидировать высотный разрыв между вражеским разведчиком и советским истребителем.

Вступить в бой с вражеским разведчиком новый самолет Ла-7Р не успел.

После того как летчик московской ПВО Шолохов на специально переоборудованном для высотных полетов самолете Яковлева Як-9 обстрелял разведчика, немцы полеты прекратили.[17]

И все же Ла-7Р был создан не зря. Машина многому научила и самого Семена Алексеевича и его сотрудников.

— Я в своей жизни испытал много всяких машин. Тридцать один самолет у меня на счету, — говорил Шиянов, — и все-таки наибольшее количество воспоминаний у меня от этой «штуки»…

Почти все беды, которые обрушил ЖРД на конструкторское бюро Болховитинова, выпали и на долю Лавочкина. Азотная кислота и здесь демонстрировала свою агрессивность.

Проедала металл трубопроводов и баков, прожигала деревянную обшивку.

ЖРД был прожорлив. Ему требовалось много горючего. Пришлось перекомпоновать самолет. Центропланный бензобак заполнили азотной кислотой.

Керосиновый разместили за пилотской кабиной. Запас бензина уменьшился, центровка самолета нарушилась. Чтобы сбалансировать машину, на подмоторную раму повесили дополнительный груз. Часть мощности основного поршневого двигателя отдали топливным насосам ЖРД. Время полета: с часа сократилось до 27 минут.

Как рассказывал руководивший испытаниями Ла-7Р Р. А. Арефьев, чистая прибавка скорости составляла более 100 километров в час («по тому времени это было здорово!»), а ЖРД устанавливался в хвосте и очень хорошо вписывался в самолет; пришлось лишь немного поднять горизонтальное оперение да сделать хвост чуть потолще.

Но успех дался недешево. Двигатель был строг и капризен. Подачу керосина и азотной кислоты приходилось дозировать очень точно и не менее точно поджигать смесь. Нарушение правил не проходило безнаказанно — «горшок», как фамильярно называли ЖРД в КБ, мог разлететься на куски.

Особенно опасными были повторные запуски.

И вот настал час, когда Шиянов поднял машину в воздух. Сначала все шло отлично. Набрав высоту, Шиянов запустил реактивный двигатель. Услышав выстрел, он ощутил резкий толчок в спину и стремительное нарастание скорости.

Ла-7 — истребитель С. А. Лавочкина, созданный на базе Ла-5ФН, — Тут произошло такое, — вспоминал Шиянов, — чего и предугадать никто не мог. Остатки азотной кислоты в двигателе и трубопроводах, испаряясь, засосались в фюзеляж, в кабину. Действие этих паров походило на фосген.

Когда-то молодым красноармейцем, во время противохимической подготовки, я входил в облако с небольшой добавкой фосгена. Это было очень похоже. Вы кашляете, но для того, чтобы еще раз кашлянуть, нужно набрать воздух, а времени для этого нет. Кошмарное состояние!

Лицо горит. Слезы текут потоком. Видишь все очень смутно. Я, конечно, открыл фонарь, высунулся. От кашля немного избавился. Но как же, думаю, машину-то сажать? Ведь я ничего не вижу… Но все-таки посадил…

В самолете БИ азотную кислоту и керосин в камеру сгорания гнал сжатый воздух. На Ла-7Р топливные насосы вращал привод от поршневого двигателя. Под давлением до 50 атмосфер насосный агрегат гнал азотную кислоту. Этот хлопотный агрегат, опутанный бесчисленными трубками, конструкторы называли лапшой. В «лапше» оказалось чересчур много «перца». Во избежание недоразумений ее заключили в стальной герметичный ящик.

Лавочкин очень заботился о безопасности летчика. В прочные стальные чехлы удалось спрятать и трубопроводы с азотной кислотой. Но несмотря на дополнительные наружные трубы, никто не мог поручиться, что происшествий не будет, ведь трубопроводы тянулись через весь самолет.

Ла-7Р на каверзы не скупился. Однажды на старте лопнул один из трубопроводов, подающих азотную кислоту. Лопнул в тот миг, когда самолет, разбегаясь по аэродрому, уже оторвал хвост. Шиянов инстинктивно убрал газ.

Мгновенно расстегнул ремни и решительным рывком вывалился из самолета.

Одурманенный ядовитыми парами, он упал на крыло, свалился с него на бетон, а машина, пробежав немного по взлетной дорожке, остановилась сама собой.

Укрощение огня происходило со смертельным риском. Конечно, наибольшая опасность выпала на долю летчиков-испытателей, однако и инженеры не могли пожаловаться на недостаток рискованных ситуаций.

— Когда запускали жидкостно-реактивные двигатели, — рассказывал генерал Ефремов, — нужно было очень тщательно заполнить систему топливом. Ведь если в нее попадал воздух, мог произойти взрыв.[18] За наполнение! системы приходилось наблюдать, стоя в непосредственно близости от самолета (в то время многое еще не успел додумать).

Однажды это наблюдение проводил один из ближайших помощников Глушко. А кислота ему в глаз! Это надо было видеть! Это надо было слышать — жуткий крик. Мы только начинали работать с азотной кислотой, а он имел уже с ней дело далеко не первый год и отлично понимал какими ужасными последствиями это чревато! Дело было зимой, но конструктор буквально с головой нырнул в ледяную воду и сразу же стал промывать глаза. Быстрота? и самообладание спасли ему зрение.

Что говорить! Работа с ЖРД изобиловала опасностями, но Лавочкин прятал волнения. Он знал — настроение главного конструктора передается его сотрудникам и потому держался в высшей степени хладнокровно.

В наркомате интересовались положением дел с машиной. Телефон зазвонил, когда на испытательном аэродроме нужно было отрегулировать двигатель. Ждали двигателистов. Семен Алексеевич с присущим ему юмором ответил на звонок так: — Машина готовится, немедленно пришлите представителей двигателистов, а то мои люди сами начали ковыряться в двигателе. Скоро мы взлетим на воздух.

— Мы дождались представителей, — вспоминает Г. А. Арефьев. — Они санкционировали правильность регулировки, а на воздух мы все-таки взлетели.

В присутствии представителей. Правда, жертв не было, но поломали забор.

Двигатель улетел за забор…

Люди приспосабливаются к ситуациям, казалось бы, совершенно немыслимым.

Привык к своим взрывчатым полетам и Шиянов. Он прилетал со слезящимися глазами, с воспаленным, в красных пятнах лицом, но выполнив полетные задания. Шиянов по опыту знал: самое главное- вытерпеть первые минуты.

17

Во второй книге своего капитального труда «История конструкций самолетов в СССР» В. Б. Шавров этот эпизод описывает несколько иначе (с. 201): «Як-9 при облегчении и с применением нагнетания (нагнетателя В. А. Доллежаля) уже смог достичь высоты в 13 тыс. м, но лишь на предельном угле атаки. Они (Ю-388 и Як-9) встретились… Оба едва могли выполнить поворот Даже при большом радиусе виража. И хотя скорость Як-9 была гораздо больше, ему очень трудно было занять положение атаки. В общем, оба самолета покружились и разошлись, но только с тех пор «Юнкере» над Москвой больше не появлялся». — Ред.

18

Компоненты топлива (окислитель и горючее) должны подаваться в камеру сгорания в строго определенной пропорции, при нарушении этих соотношений может произойти взрыв. — Ред.