Страница 26 из 91
Но все испортил глупый случай. Однажды Ильда нашла в его книге негатив фото какой-то девушки в купальнике. «Кровь гордых инков» прилила к лицу. Она пишет записку и отсылает ее вместе с негативом на работу «суженому», предлагая остаться «только друзьями».
Вечером Эрнесто, весьма сердитый, объяснил, что негатив этот дочки его друга Мурата, которая скоро выходит замуж. Он сказал, что Ильда придумывает всякие предлоги, дабы оттянуть их женитьбу и что в таком случае он уходит и не хочет даже оставаться другом для нее. Не приходил целую неделю. Но Ильда подхватила грипп, и ее подруга пригласила Эрнесто. Он осмотрел больную, выписал лекарства и сухо пообещал зайти через неделю. Во время второго визита врач тоном ультиматума спросил:
— Ты решилась наконец или...
— Да, да, — заулыбалась Ильда, — но только в мае: раньше не будут готовы бумаги в министерстве внутренних дел. Ты понял, что я согласна?
— Ты правильно сделала, — лукаво посмотрел на нее доктор, — потеряла бы меня навсегда, если бы сказала «нет»[147].
В августе Ильда сообщила Эрнесто, что беременна. Он обнял ее и поцеловал. Стал помогать в хлопотах о бумагах. На следующий вечер после такого сообщения Ильды подарил ей серебряный браслет с черными камешками. «Это за будущего сына, — сказал он, — мне оплатили фотоработы в Латиноамериканском агентстве».
Надо было поторапливаться со свадьбой. Она состоялась в небольшом местечке, неподалеку от мексиканской столицы у знакомого алькальда. Свидетелем был Рауль Кастро, хотя для конспирации подписался его приятель X. Монтане. Фидель приехал к ним вечером на аргентинское «асадо» (мясо на мангале. — Ю.Г.)
Телеграммой уведомили о событии родителей Ильды и Эрнесто. Первые в ответной телеграмме спрашивали, почему не пригласили на торжество, и перевели им 500 долларов. Более информированные родители жениха вопросов не задавали.
Гевара пишет очень теплое письмо родителям Ильды, в котором есть такие слова:
«Надеюсь быть принятым в вашей семье как брат, который уже давно шагает с вами по одной тропе к общей цели, или хотя бы надеюсь на то, что странности моего характера (которых много) будут не столь очевидны, благодаря нашей с Ильдой взаимной и безусловной любви»[148].
Молодожены, получив денежный подарок, собрались было совершить небольшое свадебное путешествие по Мексике, но был сезон дождей, и у Эрнесто обострилась астма. Он шутил: «Я бы в Париж поехал, там сухо». «Ах ты, обуржуазившийся революционер! — смеялась жена. — Лучше бы почитал нашего великого Мариатеги[149] — как надо изучать Европу».
Ильда была действительно хорошо образованна, и это очень импонировало ее супругу. Но вот — незадача: она очень любит Бетховена, а Эрнесто «медведь на ухо наступил». И все же он пошел в магазин грампластинок и купил запись Девятой симфонии великого немца. С гордостью он дарит пластинки на ее день рождения и торжественно ставит на проигрыватель, смонтированный вместе с радиоприемником. «Послушай, говорит он и вместе с женой садится на диван. — Это — твой любимый Бетховен!» Звучат первые такты, Эрнесто довольный улыбается, а Ильда ничего не может понять: на проигрывателе исполняется джазовая музыка... «О, Боже, Эрнесто, ты не переключил радио на проигрыватель...»
И вот их трое: Ильда родила дочку. Она была копия мать. Назвали в честь матери — Ильда, ласково — Ильдита. (Прим. авт.: Латиноамериканцы обожают давать детям имена родителей или других родственников.)
На третий день Ильдита «принимала» первый визит в своей жизни. Это был кубинец Фидель Кастро. «Эта девочка получит образование на Кубе!» — сказал он. «Этого только нам не хватало в нашей интернациональной семье», — шутливо парировал отец.
В честь рождения ребенка друзья допили начатую бутылку мецкаля, мексиканскую водку, настоянную на особых червячках, и даже съели по одному из них (Эрнесто долго уговаривал друга).
О дальнейшем пребывании Гевары в Мексике читатель уже знает, поэтому снова перенесемся мысленно на Кубу...
Отдав предоставленный ему особняк Ильде с дочкой, Че поселился со второй женой в небольшой квартирке в гаванском районе Ведадо. Алеида Марч во время повстанческой борьбы участвовала в подпольной работе в провинции Лас-Вильяс. Во время боев за Санта-Клару пришла в колонну Гевары и стала там помогать ухаживать за ранеными. Ему понравилась эта скромная и симпатичная девушка. Однажды, когда он выходил из лазарета, где работала Алеида, стал прощаться с ней за руку. Долго задержал ее в своей руке, посмотрел в глаза и, улыбнувшись, ушел...
Они устроили свадьбу в тесной комнате крепости, где работал и жил Эрнесто. На свадьбе было всего несколько человек; произнесли несколько тостов и разошлись: время было уплотнено до предела стоявшими перед страной задачами. Среди гостей был снова Рауль Кастро, но на этот раз уже с женой и товарищем по борьбе Вильмой Эспин.
За годы, прожитые вместе, у Алеиды Марч и Эрнесто родилось четверо детей — два сына и две дочери. В семье появился еще один Эрнесто Гевара. Ильдиту все они считали своей старшей сестрой.
Может возникнуть вопрос: «А как вообще относился Гевара к женщинам, нравились ли они ему?» Вот что ответил он сам на аналогичный вопрос корреспондента уругвайской газеты:
«Такой ваш вопрос мне кажется нагловатым... Я не был бы мужчиной, если бы они мне не нравились. Но я не был бы сегодня революционером, если бы пренебрег своим революционным долгом или моими обязанностями супруга и отца только потому, что мне нравятся женщины»[150].
О Геваре как отце мы рассказывали выше. Добавим только, что он всегда сетовал на то, что родители, в том числе и он, отдающие себя общему делу, непростительно мало бывают со своими детьми. В мае 1963 года на его имя пришла бандероль из провинциальной школы с сочинениями школьников. Че читал их и постоянно восклицал: «Мы, революционеры, порою замыкаемся в себе, своих делах... Даже наши дети смотрят на нас как на незнакомых. Ведь они нас видят меньше, чем нашего телохранителя, которого называют «дядя»[151].
Спустя 10 лет после гибели Гевары его дом в Гаване посетила журналистка из журнала «Болгария». Она писала о «скромной квартире с очень скромной обстановкой», в которой жила вдова Че и его дети. Болгарку приняли при условии, что она не будет задавать никаких вопросов детям об их отце, дабы не нарушать его завета — они не должны ничем отличаться от других кубинских детей. На все другие вопросы дети отвечали четко и охотно, даже самый младший — Эрнестито, заявивший, что хочет стать космонавтом или (при этом он с хитринкой на лице посмотрел на мать) партизаном. (Прим. авт.: Я встретил и познакомился с этим «партизаном» в испанском городе Барселоне в 2000 году. Проживающий в каталонской столице архитектор Эрнесто Гевара Марч организовал там выставку фоторабот своего известного отца.)
Но нам хотелось бы продолжить рассказ о той, которая дала жизнь самому Че и которую он обожал, — о его матери, Селии. Вскоре после посещения острова вместе с мужем она вновь приехала на Кубу, чтобы повидать любимого сына, лучше понять его напряженную жизнь. Теперь, после того как они в Буэнос-Айресе трижды получали за годы войны сообщения о его гибели, она хотела его видеть еще и еще... И, если говорить честно, у нее таилась идея разузнать, как долго ее Эрнестито думает жить за пределами своей родины. Тем более что она хорошо запомнила интервью ее сына, опубликованное в аргентинской газете «Ла Расон» в начале 1959 года. На вопрос, сколько времени он думает находиться на Кубе, Эрнесто не стал отвечать, а дипломатично перевел разговор: «Оставим это, лучше сообщите в своей газете, что я был крайне рад связаться по телефону с родителями, голоса которых я не слышал уже шесть лет...»[152]
147
Ibid., p. 112.
148
Ibid., p. 122.
149
Хосе Карлос Мариатеги (1895—1930) — перуанский социолог-марксист, литературный критик. Труды по истории и культуре Перу и др. стран мира.
150
El Diario, Mexico, 1959, 27 jul.
151
Цит. по: Н. Gambini. Op. cit., p. 394.
152
La Razon. B. Aires, 1959, 6 enero.