Люби меня вечно

Джоанна Линдсей

Люби меня вечно

Глава 1

— Лахлан, ты жив, дружище?

Сомнительно. Больше того — в этот момент даже нежелательно, хотя боль от раны скорее надоедала, чем мучила. Лахлан Макгрегор лежал на земле; кровь впитывалась в дерн. Он понимал, что смертельную рану получила его гордость: противно, когда лэрда клана Макгрегоров вынуждают присоединиться к обыкновенным грабителям. Но то, что он имел глупость получить ранение, вообще ни в какие ворота не лезет.

— Лахлан? — снова настойчиво окликнул один из членов его клана.

— Да вроде не помер, так что не вздумай тащить мое тело домой, Ранальд. Пусть гниет тут, как оно того и заслуживает.

По другую сторону от него кто-то негромко рассмеялся.

— Ну вот, зря тревожился, Ранальд, — сказал Джиллеонан Макгрегор. — Разве можно серьезно повредить эту огромную тушу одним крошечным кусочком свинца из пистолета какого-то англичанишки?

Лахлан хмыкнул. Ранальд, убедившись, что лэрд жив, вздохнул.

— Да я не боялся, — проговорил он одновременно хвастливо и с облегчением. — Только как мы взгромоздим его на лошадь? Если он сам не встанет, ему и правда придется здесь гнить: ведь его даже вдвоем не поднять!

— Ну, тут волноваться нечего. Я припоминаю, как мы однажды развели огонь у его ног — он был тогда еще совсем молодым. Удивительно, до чего проворен бывает даже такой громила, как старший Макгрегор, если…

Лахлан тихо зарычал: он хорошо помнил это происшествие. Джиллеонан снова рассмеялся, а Ранальд прищелкнул языком и серьезно заметил:

— Не стал бы я этого делать, кузен. Огонь укажет англичанам, где мы находимся, если они, дураки, еще нас ищут.

— Верно. Никакого огня и не понадобилось бы, если бы лэрд дождался нашего возвращения домой, а потом уже падал со своей коняги. Но ждать он не стал и вот теперь лежит тут. Можешь что-нибудь предложить?

— Могу, — запальчиво ответил Лахлан. — Я переломаю вам обоим шеи, и тогда будем гнить здесь втроем.

Оба его родича знали, что огромный рост Лахлана — шесть футов и семь дюймов[1] — болезненная для него тема. Они подначивали его, чтобы он разозлился, но не настолько, чтобы их прикончить, и встал самостоятельно.

Пока было непонятно, насколько он разозлился, поэтому Ранальд сказал:

— Если ты не возражаешь, Лахлан, мне не хотелось бы гнить так близко от границы с Англией. Вот наверху, в горах, я бы согласился, но здесь, в низине… Нет, мне это не по нутру.

— Тогда заткнитесь и дайте немного прийти в себя. Может, я сам смогу сесть на лошадь.

Предложение было встречено полным молчанием. Надо полагать, они разрешили ему отдохнуть, но беда в том, что он не был уверен, остались ли у него силы, отдыхай — не отдыхай. С каждой минутой он слабел, силы покидали его. Чертова рана. Если бы он не почувствовал, как пуля вошла в него, он бы не мог с уверенностью сказать, что ранен в грудь. Тело онемело еще до того, как он рухнул с лошади.

— Спорим, он снова размечтался, потому его и подстрелили, — опять стал подначивать Джиллеонан, когда через несколько минут Лахлан так и не сдвинулся с места. — Он уже больше года сохнет по рыжей красотке, которую украл у него англичанишка.

Лахлан прекрасно понимал: его родич пытается снова пробудить в нем гнев, чтобы он наконец встал. И, черт подери, ему это удалось, потому что слова Джиллеонана были чистой правдой.

Когда в него стреляли, он был погружен в мысли о красавице Меган с огненно-рыжими волосами и огромными темно-синими глазами — более красивой девушки он не встречал. Он думал о ней всякий раз, когда они выходили на грабежи к границе Англии, потому что именно тут он ее встретил — и потерял. Конечно, и в другое время он вспоминал ее, но это было его дело, и другим соваться нечего, какую бы цель они ни преследовали.

— Это я украл ее у англичанина, — промямлил Лахлан, — а он только забрал ее обратно. Совсем не одно и то же.

— Забрал обратно и хорошенько тебя поколо… Напоминание заслуживало хорошей оплеухи, и удар Лахлана, несмотря на то что он очень ослабел, повалил Джиллеонана, стоявшего на четвереньках. Тот упал, изумленно крякнув, хотя именно такой реакции от своего лэрда и добивался.

Сидевший по другую сторону Ранальд рассмеялся:

— Прекрасно, Лахлан! А теперь, если ты так же резво взгромоздишься на свою лошадку, мы доставим тебя домой, чтобы Несса занялась твоей раной.

Лахлан застонал. Джиллеонан набросился на Ранальда:

— Ты что, парень, не в себе? Я бы кинулся в другую сторону, только бы избежать забот Нессы. Сначала всего тебя слезами вымочит, потом ругани не оберешься. Ох, ну до чего же противно!

Ранальд приподнял бровь:

— Ты думаешь, она будет тиранить лэрда?

— Конечно, будет, — пробормотал Лахлан, а про себя добавил: «И поделом мне за мою глупость». С этой мыслью он перекатился со спины на живот и встал на четвереньки. В глазах поплыло… Безлунная ночь — что может быть лучше для разбойников! Но разбой и любовное томление явно плохие товарищи, надо бы впредь разделять их. Конечно, если он вообще переживет это фиаско.

— Ведите меня к этому жалкому животному, — попросил он родичей.

Те попытались помочь ему встать. Но они больше мешали, чем помогали, и он с сердитым рыком оттолкнул обоих. Каким-то образом ему удалось сесть в седло, а его родичам — доставить его домой. Потом он не мог вспомнить долгий, тяжелый путь и остановки, во время которых они перевязывали ему рану, пока до нее не добралась Несса.

Но вскоре она все-таки добралась до нее — и до него, и прошли ужасные три недели, прежде чем она оставила его в покое. Несса почему-то вообразила, будто влюблена в Лахлана, и убедила себя в том, что они рано или поздно поженятся, хотя он никогда ей ничего не обещал. Похоже, ей было достаточно того, что он больше ни за кем не ухаживал. А когда ему было ухаживать? Он был еще так юн, а на него легла забота о всем клане!

Несса жила в его доме, как и многие другие члены клана. Он знал ее чуть ли не всю жизнь: когда они были маленькими, то вместе играли, а когда он повзрослел и начал интересоваться девушками, она стала помехой, потому что в ней он по-прежнему видел лишь приятеля-сорванца. Она была на пять лет моложе его (ему уже исполнилось двадцать шесть) и дьявольски вспыльчива. Ей пришлось взять в руки все домашнее хозяйство, когда его отец умер, а мачеха сбежала со всеми ценностями Макгрегоров и тем самым обрекла его на жизнь разбойника.

Он сказал красавице Меган, что все его предки были разбойниками, но это было не правдой. Уже больше двухсот лет никто из его родни не выходил по ночам на большую дорогу, да и раньше они прибегали к этому, скорее чтобы досадить другим кланам, чем пополнить сундуки. Основой богатства Макгрегоров послужили дары королей, несколько выгодных сделок и выигрыш одного удачливого игрока, но нужно было немало средств, чтобы ремонтировать старинный замок, устраивать бесчисленные свадьбы и обеспечивать всех необходимыми для нормальной жизни вещами.

Небольшие урожаи целиком зависели от погодных условий, немногочисленные стада овец и крупного рогатого скота не могли прокормить немалую семью — так было всегда. А единственное предприятие, которое каждый год приносило им наличные деньги, лопнуло. И все же они могли бы неплохо жить, если б не леди Уиннифред.

Лахлан начинал злиться всякий раз, когда вспоминал, что сделала с кланом его мачеха. Она не воспитывала мальчика, хотя прожила в замке Крегора не один год, пока он был еще юнцом. Двенадцать лет она была замужем за его отцом. Лахлан не испытывал к ней антипатии, она просто была частью ландшафта; изредка улыбалась мальчику, но не больше: она не думала ни о ком, кроме себя и, конечно, его отца.

Никто никогда не принял бы ее за воровку — но она ею оказалась. Не прошло и недели со дня смерти его отца, как она вдруг исчезла, а с нею испарилось наследство Лахлана. Ее искали больше года, но не обнаружили никаких следов. Можно было предположить, что воровство и бегство были заранее спланированы, продуманы до последней детали. Но считать так значило бы очернять ее еще больше, хотя, казалось, больше некуда.

1

Два метра