Страница 34 из 57
Уклонившись от участия в битве, Ягайло сохранил свою армию и оказался в выигрышном положении. В любой момент он мог пойти по пути Ольгерда и начать большую войну с Москвой. А между тем цвет московского воинства, его "узорочье", остался лежать в братских могилах Куликова поля.
Погребение русских воинов, павших на Куликовом поле. Миниатюра из Лицевого летописного свода. XVI в.
Тревоги Дмитрия были не напрасны. И если Ягайло, занявшись борьбой со своим дядей Кейстутом, не мог в 1381–1382 гг. причинить Москве особого вреда, то степная угроза оставалась "дамокловым мечом" над головой московского князя. Зимой 1380–1381 гг. Мамай изготовился к новому походу на Русь. Однако судьба — Сергий назвал бы ее Божьим промыслом — послала Мамаю могущественного соперника. Из-за Волги пришел воинственный "царь" Тохтамыш. Навстречу ему Мамай двинул собранное для похода на Русь войско. В. битве "на Калках" — вероятно, на той же реке Калке, где 31 мая 1223 г. погибло от рук татар русское войско, — Тохтамыш разгромил Мамая. С небольшим отрядом поверженный властелин степей ушел в Крым. Посланная Тохтамышем погоня шла за ним по пятам. Мамай направился в Кафу (Феодосию), где надеялся найти убежище или же бежать морем. Однако местные власти не захотели портить отношения с новым ордынским "царем". Они впустили Мамая в город, но лишь затем, чтобы здесь расправиться с ним. И сам темник, и вся его свита были перебиты, а их имущество разграблено. Довольный таким исходом дела, Тохтамыш сохранил за кафинцами все те земли и привилегии, которые им в свое время дал Мамай.
Задолго до окончательной победы над Мамаем, осенью 1380 г., Тохтамыш отправил на Русь своего посла с извещением о своем возвышении в Волжской Орде. Русские князья "посла его чествоваше добре"*. Не откладывая, они отправили к новому хану своих "киличеев" (послов) с дарами. Однако, вопреки давней традиции, никто из князей не явился лично к новому "царю".
29 октября 1380 г. отправил своих "киличеев" и князь Дмитрий Иванович. А уже 1 ноября начался созванный им княжеский съезд. Необходимо было выработать общую позицию по отношению к Тохтамышу, добиться "единачества" перед лицом новой опасности. Об итогах этого съезда летописи, как обычно, умалчивают.
Летом 1381 г. московские послы вернулись от Тохтамыша "с пожалованием и со многою честью". Их возвращение ждали со страхом и надеждой. Летописец откровенно объясняет причины всеобщей тревоги — "оскуде бо вся земля Русская от Мамаева побоища"* (16, 72).
Вслед за русскими "киличеями" из Орды явился большой — около 700 сабель — отряд, сопровождавший нового посла, "царевича" Акхозю. Однако после Куликовской битвы татары уже не могли свободно разъезжать по Руси. "Царевич", по свидетельству летописи, "дошед Новагорода Нижняго, и возвратися вспять, а на Москву не дерзну ити, но посла некоих от своих татар, не во мнозе дружине, но и тии не смеаху"* (16, 70). Несомненно, посол живо описал хану свои впечатления о пребывании на Руси. Заключив союз с Ягайло, Тохтамыш стал обдумывать план будущей войны с Дмитрием Московским.
Летом 1382 г. хан выступил в поход на Русь. Стремясь нагрянуть внезапно, он начал с того, что приказал перебить всех русских купцов на Волге. Горький опыт Мамая многому научил нового ордынского "царя". Впрочем, он и сам был незаурядным полководцем и правителем восточного типа, способным учеником своего наставника и покровителя Тимура — знаменитого среднеазиатского завоевателя, "Чингисхана XIV столетия".
Тела зарезанных русских купцов поплыли вниз по Волге, а их корабли хан использовал для переправы своих войск. Некому теперь было послать московскому князю "поломянную" весть об опасности.
Первыми узнали о приближении Тохтамыша нижегородский и рязанский князья. И вновь, как и в 1380 г., обманул надежды своего зятя Дмитрия Московского старый суздальский князь Дмитрий Константинович. Он не только не пришел на помощь Москве, но даже отправил к "царю" своих сыновей — Василия и Семена. Они привезли Тохтамышу дары, выразили покорность. Оба княжича вместе с ханским войском пошли на Москву.
На границе рязанских земель хана встретили бояре князя Олега Ивановича. Поклонившись ему и поднеся дары, они провели ордынское войско в обход рязанской земли, указали безопасные броды на Оке и прямую дорогу к Москве. Сам князь Олег в эти дни почел за лучшее уехать в Брянск, к сестре.
Когда разведка сообщила московскому князю о движении Тохтамыша, он попытался вновь, как и в 1380 г., собрать воедино всю боевую силу Северо-Восточной Руси. Срочно был созван княжеский съезд. Однако он выявил лишь всеобщее уныние, "неединачество и неимоверство" (16, 72). Как в худшие времена, повсюду воцарились растерянность, малодушие, эгоизм.
Эти дни, должно быть, стали самыми тяжелыми в жизни князя Дмитрия. Едва успев ощутить упоительное чувство свободы и всемогущества, он вновь задыхался от унизительного бессилия. Страдания князя усугублялись презрением тех, кто еще недавно рукоплескал его победе. Его окружило всеобщее отчуждение. В нем вдруг увидели единственного виновника всех несчастий. Он разгневал Мамая, и за его "обиду" на Куликовом поле полегли многие князья, бояре, тысячи лучших русских воинов. Он не сумел поладить с Тохтамышем, а теперь вновь требует, чтобы вся Русь расплачивалась за его дерзость. Никто уже не вспоминал о том, как Дмитрий своими войсками закрывал Мамаю дорогу на Нижний Новгород и Рязань. Все искали оправдания своему унижению и бессилию, обвиняя во всех грехах московского князя.
Дмитрий понял, что ему не на кого рассчитывать, кроме самого себя и своих бояр. Где-то в середине августа московским правительством был принят план действий. Москву решено было срочно готовить к осаде. Каменные стены спасли ее от Ольгерда. Теперь хорошо послужат они и от Тохтамыша. В городе останутся бояре и митрополит Киприан, за которым был уже послан в Новгород срочный гонец. Князь Владимир со своим полком отойдет к Волоку Ламскому и оттуда будет грозить "царю" внезапной атакой, подобной той, что опрокинула за Доном полчища Мамая.
Если Тохтамыш, не сумев взять Москву, пойдет на Тверь, Владимир соединится с войсками Михаила Тверского и даст бой "поганым". Если же Михаил, спохватившись, все же пришлет подмогу московскому князю, Владимир пойдет с ней на выручку осажденной Москве. Прямая торная дорога от Москвы на Тверь проходила в то время именно через Волок Ламский.
Сам великий князь не должен оставаться в Москве или быть где-нибудь поблизости. Тохтамыш пришел сводить счеты именно с ним. Его алый плащ для хана — как красная тряпка для быка. Увидев, что Дмитрия нет и в помине, хан скорее пойдет на мировую и оставит Русские земли. А между тем Дмитрий поедет в Кострому. Там он соберет войско. Туда придут к нему ростовские и ярославские князья с дружинами, если хан двинется на их владения. Туда подтянутся и белозерцы, да и вся заволжская лесная вольница. Накопив силу, он двинется с ней к Москве. Чтобы москвичи не заподозрили князя в измене, он оставил в городе на попечение бояр свою княгиню.
Решено было сжечь вокруг Кремля все деревянные строения, чтобы не оставить татарам бревен для "примета" к стенам крепости. По предложению духовенства, велено было собрать в Кремль всю "святость" из окрестных церквей и монастырей, в том числе и книги.
Захватив Серпухов и опустошив южные уезды московского княжества, войско Тохтамыша 23 августа 1382 г. подошло к Москве.
В городе к этому моменту сложилась крайне напряженная обстановка. Переполненный беженцами, он задыхался от тесноты, В народе возникали и с быстротой молнии распространялись всевозможные панические слухи. Предрекая скорую погибель от татар, иные призывали хоть напоследок погулять, попить медов из княжеских и боярских погребов. Прибывший в Москву за два дня до подхода Тохтамыша митрополит Киприан попытался успокоить народ. Однако его уже мало кто слушал. Из темных глубин взбаламученного опасностью народного сознания поднималась — словно чудо-рыба со дна морского — страшная, слепая ненависть к тем, кто живет богаче, перед кем всегда ломали шапки и гнули спины. Бояре не могли появиться на улице: в них летели камни и палки. Да и среди самих бояр начались раздоры. Одни предлагали, пока не поздно, бежать из города, другие искали способа усмирить толпу.