Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 55 из 60



— Мы оба, королева и я, были молоды и полны жизни, так могло ли быть по-другому?

А королеву, забытую в зловещей крепости Юсон, 28 ноября от имени церковного трибунала выслушали архидиакон Бертье и сопровождавший его суровый протонотарий с благозвучным именем Россиньоль.[54] Марго подтвердила, что ее брат и королева Екатерина вынудили ее выйти замуж за Генриха Наваррского, чему она сопротивлялась, как могла.

— Никогда мое сердце не лежало к этому союзу, — сказала она судьям. — Меня к нему силой принудили король Карл IX и королева-матушка. Я с горькими слезами умоляла их отступиться. Но король пригрозил, что, если я не соглашусь, во всем его королевстве не будет никого несчастнее меня.

Напомнив, что совершенно не любила тогда короля Наваррского, Марго намекнула, что сердце ее принадлежало герцогу де Гизу:

— Я говорила и повторяла, что хочу выйти замуж за другого достойного человека; но мне пришлось повиноваться.

Наконец она выдвинула неотразимый аргумент, достоверность которого подтвердили оставшиеся в живых свидетели: король Карл IX перед Собором Парижской Богоматери решительным жестом сам наклонил голову сестры в знак ее согласия на брак. Короче, свое согласие она дала «на словах, но не сердцем».

Когда же и перед ней был поставлен щекотливый, хотя по важности первостепенный вопрос, случались ли у нее с мужем супружеские отношения, Маргарита вслед за королем заявила парижским судьям:

— Мы оба в день свадьбы были уже настолько грешны, что воспротивиться этому было выше наших сил.

В пятницу 17 декабря 1599 года кардиналы-судьи наконец огласили свой вердикт о разводе, позволявший «Всехристианнейшему Королю и Светлейшей Королеве вступить в новые законные браки». В ходе процесса они дошли до того, что подвергли допросам горничную Маргариты и даже Шарлотту де Сов, которой король Наварры доверил в свое время немало тайн.

Сообщая добрую новость Марго, Генрих назвал ее «сестрой»: «После всего, что произошло, я дорожу вами и люблю вас еще больше, чем прежде». В возмещение короны, которую она потеряла, он пообещал ей отныне быть «братом не по крови, а по чувству».

Марго поблагодарила его весьма элегантно, хотя и с легкой иронией. Она принимает «братские отношения», обещанные ей бывшим мужем. «Правда то, что для вас выигрыш, для меня изрядная потеря, — добавляет она, — и то, что взамен вы осыпаете меня великими милостями, служило бы мне большим утешением в превратностях моей судьбы, если бы я не знала, что делается это по вашему повелению в уверенности, что понесенный мною урон послужит общественному благу. А значит, я подчиняюсь этой необходимости не из желания вам услужить, но как верноподданная своего короля…».

— Она еще жалуется, что это я причина ее несчастий, — воскликнул король, который никогда не мог забыть, что Марго в свое время подняла против него меч, — ведь кроме нее никто не виноват. Господь свидетель! Она прекрасно знает, что я всегда ее любил и чтил и что расстались мы из-за ее дурости.

В тот же день, 17 декабря 1599 года, «о расторжении брака короля было торжественно и публично объявлено при большом стечении народа в церкви Сен-Жермен-л'Оксерруа, приходской церкви Лувра». Неделей позже, в предпоследний день столетия, Генрих по просьбе Маргариты присвоил ей титул герцогини де Валуа и подтвердил принадлежность ей провинций Ажанэ, Кондомуа и Руерг. Для погашения долгов она получила во владение наследство Екатерины, а кроме того, король распорядился одновременно выплатить ей двадцать тысяч экю, сумму, рассчитанную на четыре года, — которой опять-таки далеко не достанет ей для того, чтобы компенсировать накопившиеся издержки.

Марго, разумеется, и в мыслях не держала воспользоваться своей свободой для вступления в новый брак, но Генрих пренебречь этой обязанностью не мог: он должен жениться снова, этого требует Франция! И он попросил руки Марии де Медичи.

Дело в том, что после смерти Габриэль д'Эстре между канцеляриями Парижа и Флоренции начался и стал набирать темп процесс переговоров и соглашений с обычной для того времени клерикальной церемониальностью и елейностью… Наконец, 5 октября 1600 года, Генрих IV и Мария де Медичи, племянница великого герцога Тосканы, отпраздновали во Флоренции свадьбу… чтобы 9 декабря в Лионе разделить брачное ложе.

И снова потекли годы. Марго, ставшая герцогиней де Валуа, по-прежнему жила в своем заточении в Юсоне. И средства на ее содержание поступали все так же скудно…



«Подобно богам, Ваше Величество не удовлетворяется лишь благами и милостями для утешения своих слуг, но соблаговоляет также сопереживать им и утешать их скорби…».

Кому пишет Маргарита такие строки? Королю Генриху! Да, много воды утекло с тех пор, когда наваррец нетерпеливо дожидался известия об «удушении королевы Наваррской»!

Остался в прошлом заговор Бирона против Генриха IV — не сносил маршал своей головы, — но теперь новые козни против короля продолжали строить Карл де Валуа, внебрачный сын Карла IX и Марии Туше, носивший сначала титул графа Овернского и даже назначенный правителем Оверни, а затем графа Ангулемского, маркиза Генриэтта де Верней, бывшая любовница короля, и граф д'Антраг, ее отец. До относительно недавнего времени экс-королева Марго поддерживала хорошие отношения со своим племянником, но однажды сама известила короля, что вынуждена положить этим отношениям конец, «так как он сделался врагом Вашего Величества». Письмо это было написано 21 ноября 1604 года. А еще за три с половиной года до этого, 17 марта 1600-го, она предупредила короля, что этот «дурно воспитанный мальчик» завладел многими крепостями, доставшимися Маргарите от ее матери, — «почти такими же мощными, как Юсон». И продолжала: «Ради вашего же блага, все эти замки и крепостные стены лучше было бы поскорее разрушить». Она советовала снести даже Юсон, зная, что и он приглянулся Карлу де Валуа.

К этому моменту Маргарита успела отсудить в Парижском парламенте Лорагейское графство, которое отхватил себе граф д'Антраг, хотя по праву наследования оно принадлежало экс-королеве Наваррской. Карл де Валуа с согласия Генриха III отнял у нее значительную часть материнского наследства, и Маргарита затаила на него смертельную обиду, хотя королева-мать и в самом деле лишила наследства свою дочь… И вот теперь Генрих поддержал намерение бывшей супруги учинить процесс в парламенте против сына Карла IX. В благодарность Маргарита завещала все свое имущество юному дофину, сыну Генриха IV и Марии де Медичи, родившемуся в 1601 году.[55]

Не она ли сообщила королю кое-какие сведения о заговорщической деятельности графа Овернского, укрывавшегося неподалеку от замка Юсон? Не Маргарита ли помогла подстроить западню и заманить в нее племянника? Это не так уж невозможно — на подобную догадку наводят ее же письма. Граф Овернский был арестован и отправлен в Бастилию, где провел одиннадцать лет. Антраг, арестованный в Гатине, вынужден был вернуть Генриху IV письменное обязательство короля жениться на своей любовнице Генриэтте де Верней в случае, если бы та родила ему сына.

Но и после арестов графа Овернского и графа д'Антрага заговоры против короля не прекратились. Маргарита тем лучше могла об этом судить, что, живя в самом сердце Оверни, многих заговорщиков знала по имени и даже была осведомлена об их замыслах. И она отважилась поставить в известность Генриха IV обо всем, что угрожало безопасности его государства. Мало того, Маргарита решила сама выступить в парламенте.

Генрих IV больше не мог противиться возвращению своей бывшей супруги в Париж, который она покинула двадцать три года тому назад.

7 мая 1605 года в присутствии своего нотариуса, адвоката Портайа, Маргарита подписала акт, «которым по доброй воле и собственному желанию, руководствуясь благочестивыми намерениями», распорядилась отныне и всегда выдавать нищим старикам Юсона ежедневно «по половине хлеба». Кроме того, каждый год на Рождество десять девочек из бедных семей Юсона должны были получать по голубому платьицу с длинными рукавами и пряжками стоимостью в «десять турских франков».[56]

54

Rossignol — соловей (фр.).

55

Людовик XIII, король Франции (1610–1643).

56

Во Франции понятия «франк» и «ливр» были совершенно равнозначны вплоть до XIX века, хотя первое из них было намного старше. При этом приходилось различать турский франк, или ливр, вмещавший 20 су, и парижский франк, или ливр, — 25 су. Первые франки были отлиты в 1360 году специально для выкупа французского короля Жана де Валуа (Доброго), плененного англичанами в битве при Пуатье (1356).