Королева Марго

Появление этой новой любовницы страшно встревожило Марго. Габриэль д'Эстре возникла в жизни короля в 1592 году, и два года спустя у них появился внебрачный ребенок, которого назвали Сезаром. Существует немало свидетельств, что после рождения сына король всерьез стал подумывать о женитьбе. Королева не раз давала знать, что ничего против воли короля не имеет, но все же — добавляла она без обиняков — не может согласиться, чтобы ее место заняла «женщина столь низкого происхождения, об образе жизни которой, недостойном и даже постыдном, ходит столько легенд…». В таком случае она, Маргарита, из лучших побуждений откажется от развода и сохранит свой королевский титул, «ставший предметом торга». Дать герцогство маленькому Сезару Вандомскому, куда ни шло, но уступить свое место «шлюхе короля»… никогда!

Между тем Генрих IV проникался все большим чувством к Габриэль, уже носившей титул маркизы де Монсо. Он усыновил Сезара, своего внебрачного сына, и подарил его матери находившееся в Компьене аббатство Сен-Корнель, принадлежавшее… Маргарите! Тогда королева не без иронии отписала королю: «Я была очень польщена, узнав, что нечто, принадлежавшее мне, пригодилось как свидетельство моей готовности всегда быть к услугам этой почтенной женщины, и полна решимости всю дальнейшую жизнь любить и чтить то, что любите вы».

Ни «любить», ни «чтить» любовницу короля Маргарита, естественно, даже не помышляла, но почему бы не разыграть спектакль?

И пошло-поехало.

В начале 1595 года Марго направила в Париж свою фрейлину, мадам де Вермон, сын которой, как мы увидим, позднее станет ее любовником. Письмо госпожи, которое мадам де Вермон должна была вручить королю, заканчивалось так: «Я робко умоляю ее оказать мне честь своего благорасположения и смиренно лобзаю ее руки, прося Господа Бога, чтобы он подарил вам, монсеньор, полное и совершенное блаженство». И подпись: «Ваша ницпреклоненная и весьма преданная вам служанка, подданная и жена».

Как видим, Марго не упускала случая подчеркнуть, что, даже будучи узницей Юсона, остается «женой» короля.

Когда фрейлина вернулась, Маргарита написала мужу: «От мадам де Вермон я получила заверения, что вы были рады выказать мне свою дружбу, что я расцениваю как высшую честь и благо всей моей жизни…». И от души посетовала «на те огромные трудности, из-за которых уже не на годы, а на целые века я лишилась возможности служить моему королю».

Во время карнавала 1597 года король развлекался, как одержимый, со своей дорогой Габриэль, и Францию наводнили стишки:

«Родная супруга вернется опять»… На самом деле Маргариту преследовал страх, как бы король, рассерженный, что переговоры идут столь медленно, не приказал ужесточить тюремный режим для своей «супруги», чтобы вынудить ее пойти на попятную и отказаться от чрезмерных материальных запросов. Поэтому-то она и обмолвилась как бы между прочим: «Меня измором не возьмешь, уж как-нибудь я продержусь на своих запасах поболее года», — можно подумать, что Маргарите угрожала Католическая лига, никак не меньше.

Имеющий уши да услышит!

Только бы получать содержание регулярно — ради этого Маргарита попробовала даже стать союзницей «женщины низкого происхождения». «Мадам маркиза, — обратилась она к Габриэль д'Эстре, — всякий раз, когда я получаю письмо от короля или от вас, я трепещу от радости, тогда как их продолжительное отсутствие ввергает меня в ужас при мысли, уж не сумели ли коварные мои враги лишить меня благорасположения короля и вашей дружбы, которую я намерена сохранить на всю жизнь… Только к этой цели всегда и будут направлены все мои помыслы и поступки… Умоляю вас, своим добрым сердцем извините свободу моего обращения к вам, так как в вас я надеюсь обрести сестру и почитаю вас больше всех на свете после короля. Я так привыкла доверять свидетельствам вашей любви ко мне, что и пожелать себе не могу лучшей покровительницы перед королем».

Тальман де Рео был прав, восхищаясь Маргаритой: «Она умела приспосабливаться к обстоятельствам».

Но Марго невольно выдала свое заветное намерение, коснувшись темы, которая волновала ее уже давно: «Я нахожусь сейчас в такой нужде, что переносить ее здесь почти нет сил, и была бы бесконечно признательна вам, если бы вы сообщили мне волю короля: не сочтет ли он возможным отпустить меня в какое-нибудь из моих владений во Франции, пусть самое удаленное от двора? Если будет на то воля короля, его решение станет для меня вечным законом, как вечно пребудут во мне глубочайшая преданность и признательность вам, кого я надеюсь навсегда сохранить в качестве своего самого лучшего и самого преданного друга».

25 февраля 1599 года — в последний день Масленицы — Генрих IV надел на палец своей любовницы обручальное кольцо, которое получил во время коронации как знак того, что он обручился со всей Францией.

— Теперь только Бог и смерть короля могут помешать мне стать королевой Франции! — заносчиво воскликнула Габриэль д'Эстре.

Маргарита же в проявлениях своей лояльности пошла еще дальше. Она преподнесла крошке Сезару принадлежавшее ей герцогство д'Этамп, хотя мысль о том, что в один прекрасный день корона Франции может достаться внебрачному отпрыску короля, приводила ее в ужас. Но 10 апреля 1599 года Габриэль — весьма кстати! — умерла ужасными преждевременными родами. Из чрева молодой женщины доктора чуть не по кусочкам извлекли ее мертворожденного ребенка. Горе Генриха IV было неподдельным: крупные слезы катились по морщинам, теряясь в побелевшей бороде. Но горе короля не может быть долгим, и вскоре он нашел утешение в объятиях Генриетты де Верней…

С той минуты комедия, которую разыгрывала Маргарита, утратила смысл. Не было больше причин и ей самой затягивать давно назревшие решения. «Я начинаю верить в добрый исход моих дел, — пишет она Сюлли, — и очень хотела бы ускорить их успешное разрешение к удовольствию короля и всех добрых французов, горячо желающих, как вы о том пишете, увидеть законнорожденных детей короля, которые смогут безо всяких споров наследовать корону, поднятую им из руин… — и не желающих видеть на моем месте легкую на помине вертушку, о которой недостойно вести разговор, теперь, когда благодаря Провидению все изменилось и больше нет никаких оснований сомневаться в осмотрительности короля и доброй воле его совета, составленного из самых преданных слуг… я хочу со спокойным сердцем доживать свои дни. Я удовольствуюсь всем, что окажется приемлемым и что вы сами сочтете нужным посоветовать мне».

Все стало приходить в порядок, и в июле 1599 года Генрих отправил в Рим Брюлара де Силлери. Посол короля был уполномочен проинформировать папу Климента VIII, что королева Маргарита накануне Варфоломеевской ночи согласилась выйти замуж за короля Наварры под сильным давлением королевы-матери и Карла IX: их свадьба состоялась по принуждению. Силлери было поручено также известить Его Святейшество, что свадьба была отпразднована до того, как в Париж поступило разрешение папы вступить в брак молодым, состоявшим в кровном родстве.

Еще один повод для кассации!

Но решающий документ исходил от Марго: она сама просила аннулировать ее брак с Генрихом Наваррским. В Париже, во дворце аббатства Сен-Жермен-де-Пре, под председательством папского нунция, кардинала Флоренции Александра де Медичи, состоялось заседание трибунала, в который входили также епископ Модены и кардинал-архиепископ Тулузы. 12 ноября 1599 года прелаты задали королю Генриху деликатный вопрос, к которому он, разумеется, был готов:

— Были ли у вас супружеские отношения?

Улыбаясь, Генрих ответил — мы уже приводили его слова: