Актриса года

За недомоганием, которое она почувствовала сегодня утром, вероятнее всего, не крылось ничего серьезного. Однако Конни все же отменила репетицию с музыкантами и отправилась к доктору Маервицу. Она не хотела рисковать, тем более что до ее выступления в Вашингтоне оставалось всего каких-то пять дней. Она уже получила письмо от президента, в котором говорилось, что тот с нетерпением ждет встречи, «мечтает насладиться ее легендарной вокальной техникой». Конни нравился президент. Жаль, что он женат и что жена держит его на таком коротком поводке! Уж она бы, Конни, показала ему вокальную технику!..

— Уже скоро, мисс Траватано, — не выдержала наконец секретарша.

— Надеюсь, что да. Я здесь целых пятнадцать минут.

— Доктор занимается сейчас Кенни Роджерсом.

— О, — ответила Конни, словно это имело для нее какое-то значение.

— Он один из его любимых пациентов.

— Ага, — улыбнулась Конни. Так значит, Кенни Роджерс один из любимых его пациентов? Может, с самим доктором Маервицем что-то не в порядке?.. По мнению Конни, Кенни Роджерс вряд ли мог бы претендовать даже на звание пациента ветеринарного врача, не говоря уж о лучшем в Беверли-Хиллз специалисте-отоларингологе.

— Желаете полистать какой-нибудь журнал? — осведомилась секретарша.

— А что у вас есть?

— «Пипл», «Персонэлити», «Тайм» и «Вэнити фэр».

— Полагаю, что обойдусь, — небрежно отмахнулась Конни. Про нее в свое время писали во всех этих четырех журналах, и статьи ей не понравились. Там много говорили о совершенстве ее голосовых данных, о непреклонности и упорстве в достижении цели, но ни словом не было упомянуто о ее таланте и красоте. На кой черт вообще существуют эти журналы? Почему не пишут о том, о чем ей хотелось бы?

Затем Конни отмахнулась от этих мыслей и стала думать о старом добром докторе-терапевте, к которому Роза водила свою дочь еще девочкой, в Ньюарке. В приемной у него было полно детишек, на столе стояла огромная коробка с леденцами на палочке, а рядом на журнальном столике высилась стопка «Ридерз дайджест» — чтение для взрослых. Конни всегда хватала журнал и отыскивала в нем свой любимый раздел: «Самая выдающаяся личность, с которой мне доводилось встречаться». Что ни месяц там публиковали новый рассказ о каком-нибудь замечательном учителе, адвокате или плотнике, круто изменившем свою жизнь благодаря общению с этой самой выдающейся личностью. Для Конни подобные истории были своего рода путеводной звездой. Уж если эти люди достигли столь многого, что ж тогда ожидает ее, когда она станет взрослой? Ибо в глубине души Конни Траватано была твердо уверена: она являет собой совершенно выдающуюся личность, а потому ее ждет великое будущее.

Карен потянулась, лежа на своей необъятной постели; соски под бледно-розовой тканью сорочки затвердели. Было десять тридцать утра, и ей давно бы следовало встать. Но зачем? Ради чашки кофе и булочки с отрубями? Нет уж, лучше еще поваляться.

Рядом, на тумбочке, зазвонил телефон.

— Алло? — бросила она в трубку.

— Привет, сердечко мое, — сказал Колин.

— Привет, зайчик.

— Что собираешься делать?

— Знаешь, что-то заспалась сегодня… А ты где?

— У себя. Я имею в виду в доме, который мы снимаем с Фионой.

— Значит, изменяешь мне, негодник этакий?

— Да нет, Господь с тобой! Просто пришел забрать кое-что из одежды. Фиона у парикмахера.

— Это я так, просто проверяю.

— Да я весь день только и думаю о том, как бы тебя трахнуть! — выпалил Колин, окончательно свихнувшийся на прелестях Карен.

— Очень мило, — пробормотала она и заерзала задом по простыням.

— Вообще-то я звоню узнать, нельзя ли к тебе заскочить и хотя бы разок, так, по-быстрому…

— О, мне тоже страшно хотелось бы, но у меня на двенадцать назначена встреча с агентом и…

— Но мы не виделись целых четыре дня! — взмолился Колин.

— Обещаю, скоро мы будем вместе, — сказала Карен. — Кроме того, на следующей неделе предстоит идти на вечеринку к Дэвисам. Или ты забыл?

— Это бесконечное ожидание меня просто убивает!

— Меня тоже. Зато представляешь, как здорово нам будет, когда начнутся съемки «Макбета»!

— Ах да, «Макбета»… — печально протянул Колин.

— Весь день будем заниматься Шекспиром, а все ночи напролет — исключительно друг другом.

— Так что же, прикажешь ждать до этой самой вечеринки у Дэвисов?

— Нет, почему же. Мы встретимся гораздо раньше, — сказала Карен. — Позвони мне завтра.

— Пока, любовь моя.

— Пока.

Едва успела Карен опустить трубку на рычаг, как в спальню из ванной вошел мужчина шести футов двух дюймов ростом, с темными волосами, стройной фигурой и сине-серыми глазами. Его детородный орган был столь велик, что торчал из-под опоясывающего бедра полотенца.

— Кто звонил? — спросил мужчина.

— Да так, один чудак с телемаркета, — солгала Карен. — Хотел узнать, не желаю ли я принять участие в розыгрыше какой-то там лотереи. А теперь, милый, почему бы тебе не нырнуть обратно в постельку и не трахнуть меня еще разок?

Колин опустил трубку и взглянул на свое отражение в зеркале. Лицо бледное, руки трясутся. Он являл собой совершенно жалкое зрелище и знал это. Ну точь-в-точь какой-нибудь алкаш, выпавший по дороге из фургона и продолжающий катиться вниз по склону горы в пропасть. Он решил покончить с лишенным плотских радостей браком и превратиться в полного идиота, помешанного на сексе. Одна мысль о Карен Кролл настолько возбуждала, что заставляла забыть обо всем, чем он прежде так гордился. То есть о работе. Не далее как вчера на совещании в студии «Тристар» он заявил, что предлагает роль леди Макбет Карен Кролл.

Он содрогнулся при мысли о том, во что она превратит образ одной из самых сложных и трагичных героинь Шекспира. Карен Кролл в роли леди Макбет? С тем же успехом Мел Гибсон мог бы играть Гамлета.

«Возможно, мне просто надо лечиться», — подумал он и пошел в ванную забрать туалетные принадлежности. Типично американский подход, черт бы всех подрал! Еще в Лондоне они с Фионой попробовали курс терапии, но не помогло: и супружеская жизнь и ложе не стали для нее более привлекательными. Колин достал из шкафчика свои лекарства, лосьоны, кремы и пасту, и тут взгляд его упал на коробочку с противозачаточными колпачками, стоявшую на полочке над туалетным бачком. Колин мрачно отметил, что коробочка покрылась пылью.

Он вышел в спальню и тут увидел, что в дверях стоит Фиона.

— Колли, дорогой, — пробормотала она, глядя на флакончики и тюбики, которые он держал в руках. — Занимаешься уборкой туалета?

— Я думал, ты у парикмахера, — пробормотал Колин.

— Решила, что лучше побыть с любимым человеком, — сказала Фиона и сделала попытку обнять его.

— Ради Бога! — Колин брезгливо отпрянул. — Я уже принял решение, окончательно и бесповоротно.

— Но принял его, как мне кажется, слишком поспешно, — заметила Фиона. — Пять лет брака — и вдруг в одно прекрасное утро сбегаешь, точно королевская гончая, преследующая кролика! И потом, я купила тебе такой славненький подарочек… — И Фиона сунула ему в руку небольшой, обвязанный ленточкой пакетик. — Разверни. Ну пожалуйста!..

Колин точно во сне сорвал с пакетика серебряную ленточку, развернул тоненькую белую бумагу и увидел вересковую трубку. На ручке было выгравировано: «От Фионы с любовью».

— Очень симпатичная… — пробормотал Колин.

— И дополнит твою коллекцию трубок.

— Да, думаю, да.

— Будешь держать ее во рту и…

— И попыхивать, — торопливо вставил Колин.

— Что угодно, милый, что угодно.

— Знаешь, Фиона, прошлого уже не вернуть, — тихо сказал Колин и положил трубку на тумбочку. — Как говорил Алан Бейтс Джулии Кристи в фильме «Меж двух огней»: «Прошлое — это чужая неведомая планета».

— А помнишь, как Джулия Кристи говорит Уоррену Битти в «Шампуне»: «Кто, по-твоему, главный в мире придурок и членосос?»? — возразила Фиона и вызывающе усмехнулась.