Монтаньяры

Конечно, следуя по тяжелому, сложному пути событий, наполняющих десятилетнюю историю Французской революции, нельзя не видеть почти непрерывной полосы неудач и поражений. Уже в 1792 году рушится только что созданное здание конституционной монархии. В 1793 году терпит крах парламентская, плюралистическая республика. В 1794 году гибнет республика народная и демократическая, диктаторская и тоталитарная. Наконец, в 1799 году терпит крах вожделенная центристская республика «золотой середины», увлекая за собой в могилу саму идею представительной системы. А затем долгий, очень долгий период в истории Франции, когда сменяются две империи, два королевства и несколько республик.

А сколько конкретных проблем и задач так и не удалось решить Французской революции! Начавшись из-за финансовых неурядиц, она сама так и не сумела решить собственные, порожденные ею же финансовые злоключения. Она обострила религиозные проблемы, и Франция сможет решить их лишь в 1905 году. Вместо обещанного мирного прогресса она породила почти непрерывную 23-летнюю войну, из которой Франция выйдет разгромленной и оккупированной. Провозгласив всеобщее равенство, она не дала политического равноправия женщинам, получившим его лишь в 1945 году. А что она дала рабочим, беззаветно боровшимся в первых рядах революционеров? Позорный закон Ле Шапелье, беспросветное наемное рабство… И этот печальный список несбывшихся, обманутых надежд, горьких разочарований и несчастий можно было бы и продолжить.

Неужели Революция и в самом деле оказалась «ограниченной»? Нет! Ее наследие величественно и грандиозно! Она дала миру изумительный комплекс идей и принципов общественного и человеческого прогресса. Гигантское множество открытий сделано наукой и техникой за два века после взятия Бастилии. А что нового дала политическая наука в самом главном — в деле устройства политической и общественной жизни человека, в развитии идей демократии? Ничего, сравнимого с тем необъятным богатством идей, принципов и практического опыта, завещанным человечеству бессмертной Французской революцией. Конечно, она сама многое заимствовала. Она использовала и сконцентрировала все начиная с опыта античных демократий Греции и Рима, не говоря уже об английской и тем более американской революциях. Многие из провозглашенных принципов были теоретически сформулированы философами. Но никогда еще настолько всесторонне, полно, радикально все гуманитарные достижения человечества не пытались воплотить в жизнь с такой энергией, страстью и героизмом!

И в наши дни многие народы еще только мечтают о реализации принципа суверенитета народа, о представительном парламентском демократическом строе, о разделении властей, о правовом государстве, о демократических правах человека и гражданина, о личных и общественных свободах, о национальном суверенитете, о царстве разума и справедливости. Все эти и многие другие священные принципы выдвинула, поставила, применяла на практике Великая французская революция.

Ради всего этого жили, страдали, боролись и умирали наши бессмертные друзья — монтаньяры. Но и ошибались также. Не со злорадством, а с горечью и болью пишем мы об отрицательных чертах Робеспьера, наделенного тяжелым, сложным характером. Если мы упоминаем о всепоглощающей страсти Марата к вечной славе или о склонности к удовольствиям Дантона, его слабости к деньгам, то не для их принижения. Ведь они достигли подлинного величия не благодаря, а вопреки этим их не очень симпатичным чертам. Этих людей, часто пылавших ненавистью друг к другу, объединяло нечто возвышенное и священное: беззаветная преданность революции, любовь к родине и народу. Их роднит необычайная самоотверженность, отказ от личного счастья в жизни ради общественных интересов. О, каждый из них мог бы достичь многого, счастливо жить, преуспевать, делать политическую карьеру! Они предпочли иной путь, они жертвовали собой, они приняли мученический венец, заслужив вечную славу. Они воплощали саму революцию со всей ее трагической живописностью умов, характеров, темпераментов. Но они лишь самые выдающиеся из множества героев, творивших Великую французскую революцию. Ведь в каждом городе, в каждой французской деревне были свои робеспьеры, дантоны или мараты. И они не только сыны своего народа, они достойные и славные герои всего человечества на его крестном пути к свободе, демократии и справедливости.

Ошибки? Пороки? Преступления? О них сказано без прикрас, искажений и без снисхождения. Нельзя забывать также, что эти люди брали подчас на себя задачи, превосходящие человеческие силы. Бийо-Варенн, несгибаемый, твердый и прямодушный, избегнув гильотины, долгие годы страдал на каторге в Кайенне, потом в ссылке на Гаити, где он и умер в 1819 году, писал в конце жизни: «Несчастье революций в том, что надо принимать решения слишком быстро; нет времени на размышления, действуешь в непрерывной горячке и спешке, вечно под страхом, что бездействие губительно, что идеи твои не осуществятся… Восемнадцатое брюмера не было бы возможно, если бы Дантон, Робеспьер и Камилл сохранили единство».

Вернемся, однако, к самому началу этой книги: кто же они, эти великие монтаньяры, чудовища или святые?

Ни то, ни другое. Это подлинные герои Великой революции, одаренные, самоотверженные и смелые. Но это живые люди, которым ничто человеческое не чуждо. Люди сложные, противоречивые, способные быть прозорливыми и мудрыми, но и уязвимые для ошибок и заблуждений, люди, поддающиеся порой слабости, опускающиеся до мелкого расчета и поднимающиеся до самоотверженности и величия. Читатель сам должен отдать предпочтение тому или другому, сам вынести свои суждения и оценки. Историк обязан сказать правду об их делах, словах, колебаниях. Но он не может быть беспристрастен. Поэтому его дело не выносить приговоры, но лишь честно показать, как все происходило, высказать догадки, гипотезы, предположения о том, почему случилось так, а не иначе. Но окончательные оценки? Слишком их было много, слишком они пристрастны, слишком противоречат друг другу. Оставим что-то и недосказанное. Ведь в этом таинстве ускользающей истины заключается великолепное очарование истории, побуждающей нас мыслить, переживать, сомневаться и помнить. А это необходимо, ибо история не столько учит, сколько наказывает тех, кто плохо помнит ее уроки.