Страница 56 из 64
– Нет, но ребенок не может командовать грозой.
Они вновь двинулись вперед по середине хребта. Они шли в ряд, Салленбод в центре. Дорога полого уходила вниз и долго была довольно ровной. Видимо, точка замерзания здесь была выше, чем на Земле, потому что несколько дюймов снега, по которому они ступали, казались их голым ступням почти теплыми. Подошвы Маскалла уже покрылись твердой коркой. Зеленый снег ослепительно блестел в лунном свете. Их косые укороченные тени очерчивались очень резко и имели красно-черный цвет. Маскалл, шедший по правую руку от Салленбод, постоянно поглядывал налево на величественные отдаленные пики.
– Ты не из этого мира, – сказала женщина. – Таких людей, как ты, тут не найдешь.
– Нет. Я прибыл сюда с Земли.
– Она больше, чем наш мир?
– Меньше, я думаю. Маленькая и переполненная мужчинами и женщинами. При таком количестве народа была бы неразбериха, если бы не строгие законы, и поэтому законы там железные. А поскольку приключение невозможно без посягательства на эти законы, среди землян больше нет духа приключений. Все безопасно, обыденно и закончено.
– Мужчины там ненавидят женщин, а женщины мужчин?
– Нет, встреча полов сладостна, хотя и постыдна. Но столь остра эта сладость, что сопутствующий ей стыд откровенно игнорируется. Ненависти нет, разве что между эксцентричными личностями.
– Тот стыд, несомненно, является рудиментом нашей личстормовской страсти. А теперь скажи – что привело тебя сюда?
– Возможно, желание встретиться с чем-то новым. Старый опыт мне больше неинтересен.
– Как долго пробыл ты в этом мире?
– Это конец моего четвертого дня.
– Тогда скажи, что ты видел и что сделал за эти четыре дня. Ты не мог бездействовать.
– Со мной произошли ужасные несчастья.
Он принялся кратко излагать все, что случилось с момента его первого пробуждения в алой пустыне. Салленбод слушала с полузакрытыми глазами, время от времени кивая головой. Лишь дважды она перебила его. После описания гибели Тайдомин она сказала тихим голосом: „Никто из нас, женщин, по природному праву не должен отставать от Тайдомин в жертвенности. За один этот поступок я ее почти люблю, хотя она принесла тебе зло“. Опять же, говоря о Глимейл, она заметила: „Этой девушкой с возвышенной душой я восхищаюсь больше всего. Она слушалась своего внутреннего голоса и ничего больше. Кто из нас, других, достаточно силен для такого?“
Когда его рассказ закончился, Салленбод сказала:
– Разве тебя не поражает, Маскалл, что эти женщины, которых ты встречал, оказались гораздо благороднее мужчин?
– Я признаю это. Мы, мужчины, часто жертвуем собой, но лишь ради существенной причины. Для вас, женщин, годится почти любая причина. Вы любите жертву ради нее самой, и это потому, что вы по природе благородны.
Слегка повернув голову, она улыбнулась ему так гордо и в то же время так нежно, что он замолк, потрясенный.
Некоторое время они шагали молча, затем он сказал:
– Теперь ты понимаешь, что я за человек. Много жестокости, еще больше слабости, очень мало жалости к кому-либо. О, это было кровавое путешествие!
Она положила руку ему на плечо.
– Я и не ожидала чего-то менее трудного.
– Мои преступления нельзя оправдать.
– Ты кажешься мне одиноким великаном, ищущим, сам не зная что… Самым благородным в этом мире… У тебя, во всяком случае, нет причин смотреть на женщин снизу вверх.
– Спасибо, Салленбод! – ответил он с взволнованной улыбкой.
– Берегитесь, люди, когда идет Маскалл. Ты всех отшвыриваешь с дороги. Ты идешь, не глядя по сторонам.
– Смотри, чтобы тебя тоже не отшвырнули, – серьезно сказал Корпан.
– Маскалл будет делать со мной, что захочет, старая башка! И что бы он ни сделал, я буду ему благодарна… У тебя вместо сердца пыльный мешок. Кто-то рассказал тебе про любовь. Тебе про это рассказали. Ты слышал, что это маленькая, робкая, эгоистичная радость. Она не такая – она дикая, презрительная, разнообразная и кровавая… Откуда тебе знать?..
– У эгоизма слишком много обличий.
– Если женщина хочет отказаться от всего, что в этом может быть эгоистичного?
– Только не обманывай себя. Действуй решительно, иначе судьба слишком быстро настигнет вас обоих.
Салленбод изучала его сквозь ресницы.
– Ты имеешь в виду смерть – его смерть и мою?
– Ты слишком далеко зашел, Корпан, – сказал Маскалл, слегка мрачнея. – Я не принимаю тебя в качестве вершителя наших судеб.
– Если правдивый совет тебе не нравится, я пойду вперед.
Медленными легкими пальцами женщина удержала его.
– Я хочу, чтобы ты остался с нами.
– Почему?
– Я думаю, ты наверное знаешь, о чем говоришь. Я не хочу причинить вреда Маскаллу. Вскоре я оставлю вас.
– Это будет самое лучшее, – сказал Корпан. Маскалл выглядел разъяренным.
– Я буду решать! Салленбод, пойдешь ли ты дальше или вернешься, я остаюсь с тобой. Решено.
Выражение радости появилось на ее лице, несмотря на попытки его скрыть.
– Почему ты смотришь на меня хмуро, Маскалл?
Он не ответил, продолжая шагать дальше, насупившись. Примерно через дюжину шагов он резко остановился.
– Постой, Салленбод!
Его спутники замерли. Корпан был озадачен, но женщина улыбалась. Не говоря ни слова, Маскалл наклонился к ней и поцеловал в губы. Затем он отпустил ее и обернулся к Корпану:
– Как ты, со своей великой мудростью, объяснишь этот поцелуй?
– Чтобы объяснить поцелуй, Маскалл, великой мудрости не требуется.
– Отныне не смей становиться между нами. Салленбод принадлежит мне.
– Тогда я умолкаю; но ты обреченный человек.
С этого момента он и словом не перемолвился ни с кем из остальных.
Тяжелый отблеск появился в глазах женщины.
– Теперь все изменилось, Маскалл. Куда ты ведешь меня?
– Выбирай ты.
– Человек, которого я люблю, должен завершить свое путешествие. Другого я не допущу. Ты не должен быть ниже Корпана.
– Куда пойдешь ты, туда и я.
– А я – пока длится твоя любовь, я буду сопровождать тебя – даже на Эдидж.
– Ты сомневаешься в ее продолжительности?
– Мне не хотелось бы… Теперь я скажу то, что не хотела говорить раньше. Длительность твоей любви – это длительность моей жизни. Когда ты перестанешь меня любить, я должна буду умереть.
– А почему? – медленно спросил Маскалл.
– Да, эту ответственность ты взял на себя, когда впервые поцеловал меня. Я не собиралась тебе говорить.
– Ты хочешь сказать, что, если бы я пошел один, ты умерла бы?
– У меня нет другой жизни, кроме той, что дал мне ты.
Он скорбно смотрел на нее, даже не пытаясь ответить, а затем медленно обнял ее. Во время этого объятия он сильно побледнел, но Салленбод стала белой, как мел.
Спустя несколько минут они возобновили свой путь на Эдидж.
Они шли уже два часа. Тиргельд поднялся выше и сместился к югу. Они спустились на много сотен футов, и характер хребта начал меняться к худшему. Тонкий слой снега исчез, уступив место сырой, болотистой почве. Повсюду были травянистые кочки и топкие места. Путники начали поскальзываться и вымазались в грязи. Разговор прекратился; Салленбод прокладывала путь, мужчины шли по ее следам. Южная половина пейзажа стала более величественной. В зеленоватом свете яркой луны, освещавшей множество зеленых от снега пиков, все вокруг походило на призрачный мир. Ближайший к ним пик высился над ними по другую сторону долины, прямо на юге, милях примерно в пяти. Это была узкая неприступная головокружительной высоты игла из черного камня, на склонах которой из-за их крутизны снег не задерживался. Огромный загибающийся кверху каменный рог торчал на самой ее макушке. Долгое время он был главным ориентиром.
Постепенно весь хребет стал насыщен влагой. Верхний пористый слой почвы покоился на водонепроницаемом камне; ночью он впитывал сырой туман, а днем под лучами Бранчспелла вновь испускал его. Идти стало сначала неприятно, затем трудно и, наконец, опасно. Никто из путников не мог отличить твердой почвы от топи. Салленбод по пояс провалилась в яму с грязью; Маскалл вытащил ее, но после этого случая сам пошел впереди. Следующая неприятность случилась с Корпаном. Самостоятельно отыскивая путь, он до плеч провалился в жидкую грязь и едва избежал ужасной смерти. После того как Маскалл, сам сильно рискуя, вытащил его, они вновь двинулись дальше; но пробираться стало еще труднее. Приходилось тщательно пробовать каждый шаг, прежде чем перенести вес тела, но даже тогда зачастую случались неудачи. Все они проваливались так часто, что в конце концов перестали походить на людей, напоминая скорее ходячие столбы, залепленные с головы до ног черной грязью. Самая трудная работа пришлась на долю Маскалла. Ему выпала не только изнурительная задача прокладывать путь, но и постоянно приходилось помогать своим спутникам справляться с затруднениями. Без него они не прошли бы.