Страница 47 из 64
Маскалл быстро оглянулся. Тело Лихолфея исчезло.
– Что это значит – что случилось?
– Тело вернулось туда, откуда пришло. Здесь для него не было места, вот оно и исчезло. Похорон не потребуется.
– Значит, фейн был иллюзией?
– Ни в коей мере.
– Тогда быстро объясни, что произошло. Похоже, я схожу сума.
– В этом нет ничего недоступного для понимания, если только ты спокойно выслушаешь. Этот фейн принадлежал, телом и душой, наружному, видимому миру – принадлежал Фейсни. Этот подземный мир не мир Фейсни, а мир Тайра, и создания Фейсни не могут дышать его атмосферой. И поскольку это относится не только к телам целиком, но и к мельчайшим частицам тел, фейн распался в Ничто.
– Но ведь ты и я тоже принадлежим миру.
– Мы принадлежим всем трем мирам.
– Каким трем мирам – что ты имеешь в виду?
– Есть три мира, – сдержанно сказал Корпан. – Первый – мир Фейсни, второй – Эмфьюза, третий – Тайра.
– Но это просто терминология. В каком смысле это три разных мира?
Корпан потер лоб рукой.
– Все это мы можем обсудить по дороге. Стоять неподвижно для меня пытка.
Маскалл вновь посмотрел на то место, где лежало тело Лихолфея, весьма озадаченный необычным исчезновением. Он не мог оторваться от этого места, такого загадочного. Лишь когда Корпан окликнул его второй раз, он решился следовать за ним.
Они пошли от каменной стены прямо через освещенную воздухом равнину, направляясь к ближайшим деревьям. Мягкий свет, отсутствие теней, массивные серо-белые колонны, выраставшие из похожей на гагат земли, фантастические деревья, отсутствие неба, мертвая тишина, осознание того, что он находится под землей, – сочетание всего этого предрасполагало Маскалла к мистицизму, и он с некоторым нетерпением приготовился услышать объяснение Корпана по поводу этой страны и ее чудес. Он уже начал понимать, что реальность наружного мира и реальность этого мира это абсолютно разные вещи.
– В каком смысле это три разных мира? – повторил он свой прежний вопрос.
Корпан ударил концом посоха о землю.
– Прежде всего, Маскалл, почему ты спрашиваешь? Если это просто любопытство, скажи мне, потому что нам не следует играть с серьезными вещами.
– Нет, это не так, – медленно произнес Маскалл. – Я не просто стремлюсь к знанию. Мое путешествие не развлекательная прогулка.
– У тебя на совести кровь? – спросил Корпан, внимательно глядя на него.
Кровь бросилась в лицо Маскаллу, но в таком освещении оно от этого будто почернело.
– К сожалению, да, и немало.
Лицо собеседника сморщилось, но он ничего не сказал.
– Итак, ты видишь, – продолжал Маскалл с коротким смешком. – Я в наилучшем состоянии для выслушивания твоих указаний.
Корпан все молчал.
– За твоими преступлениями я вижу человека, – сказал он через несколько минут. – Поэтому и потому, что нам велено помогать друг другу, я не покину тебя сейчас, хотя я вовсе не собирался прогуливаться с убийцей… А теперь на твой вопрос… Все, что человек видит своими глазами, Маскалл, он видит в трех измерениях – длина, ширина, высота. Длина это существование, ширина – отношение, высота – чувство.
– Нечто в этом роде мне говорил Эртрид, музыкант, пришедший из Трила.
– Я его не знаю. Что он еще тебе говорил?
– Он развивал это применительно к музыке. Продолжай, извини, что я тебя перебил.
– Эти три вида восприятия и есть три мира. Существование это мир Фейсни, отношение – мир Эмфьюза, чувство – мир Тайра.
– Может, мы перейдем к реальным фактам? – нахмурившись, сказал Маскалл. – Я не больше, чем раньше, понимаю, что ты имеешь в виду под тремя мирами.
– Нет более реальных фактов, чем те, что я тебе даю. Первый мир это видимая, осязаемая Природа. Она была создана Фейсни из ничего, и поэтому мы называем ее Существованием.
– Это я понимаю.
– Второй мир это Любовь – под которой я не подразумеваю похоть. Без любви каждый в отдельности был бы целиком эгоистичен и не мог бы сознательно воздействовать на других. Без любви не было бы сочувствия – даже ненависть, ярость и месть были бы невозможны. Это все несовершенные и извращенные формы истинной любви. Таким образом, во взаимном проникновении с миром Природы Фейсни существует мир Любви, или Отношения Эмфьюза.
– Какие у тебя основания считать, что этот так называемый второй мир не содержится в первом?
– Они противоречат друг другу. Природный человек живет для себя; любящий живет для других.
– Может, и так. В этом немало мистики. Но продолжай – кто такой Тайр?
– Длина и ширина вместе, без высоты, образуют плоскость. Жизнь и любовь без чувства создают неглубокие, поверхностные натуры. Чувство это потребность людей тянуться к своему творцу.
– Ты имеешь в виду молитву и обряды.
– Я имею в виду близость с Тайром. Это чувство не найдешь ни в первом, ни во втором мире, значит, это третий мир. Точно так же как высота это линия между объектом и субъектом, чувство это линия между Тайром и человеком.
– Но кто он, сам Тайр?
– Тайр это потусторонний мир.
– Я все-таки не понимаю, – сказал Маскалл. – Ты веришь в трех разных богов, или это просто три взгляда на одного Бога?
– Есть три бога, потому что они взаимно антагонистичны. И все же они каким-то образом объединены.
Маскалл немного подумал.
– Как ты пришел к этим заключениям?
– Никакие иные в Триле невозможны, Маскалл.
– Почему в Триле – что тут особенного?
– Я вскоре покажу тебе.
Еще больше мили они шли в молчании, и Маскалл обдумывал сказанное. Когда они подошли к первым деревьям, росшим по берегам небольшой прозрачной речушки, Корпан остановился.
– Эта повязка на лбу тебе давно уже не нужна, – заметил он.
Маскалл снял ее и обнаружил, что лоб у него гладкий, без наростов, чего еще никогда не было со времени прибытия на Торманс.
– Как это получилось – и откуда ты это узнал?
– Это были органы Фейсни. Они исчезли точно так же, как тело фейна.
Маскалл продолжал тереть лоб.
– Без них я в большей степени чувствую себя человеком. Но почему это никак не подействовало на все остальное мое тело?
– Потому что его живая сущность содержит элемент Тайра.
– Зачем мы тут остановились?
Корпан отломил кончик одного из воздушных корней дерева и предложил Маскаллу.
– Съешь это.
– В пищу или для чего-то другого?
– Пища для тела и души.
Маскалл впился зубами в белый жесткий корень, потек белый сок. Он был безвкусным, но съев его, Маскалл ощутил изменение восприятия. Пейзаж, не изменив освещения или очертаний, стал заметно более суровым и впечатляющим. Взглянув на Корпана, Маскалл испытал благоговейный страх, но недоумение по-прежнему сохранялось в его глазах.
– Ты проводишь здесь все время, Корпан?
– Иногда я выхожу наверх, но нечасто.
– Что привязывает тебя к этому мрачному миру?
– Поиск Тайра.
– Значит, это еще поиск?
– Пойдем дальше.
Когда они возобновили свой путь по слабо освещенной, постепенно поднимающейся равнине, их беседа приобрела еще более серьезный характер, чем раньше.
– Хотя я родился не здесь, – продолжал Корпан, – я прожил тут двадцать пять лет, и все это время, я надеюсь, приближался к Тайру. Но тут есть одна особенность – первые шаги приносят больше плодов и более многообещающи, чем последующие. Чем дольше человек ищет Тайра, тем более тот, похоже, уклоняется от встречи. Сначала его чувствуешь и знаешь, иногда в виде фигуры, иногда в виде голоса, иногда в виде переполняющего чувства. Позднее все в душе сухо, темно и грубо. Тогда думаешь, что до Тайра миллион миль.
– Как ты это объясняешь?
– Может быть, чем все темнее, тем он ближе, Маскалл.
– Но это тебя тревожит?
– Дни мои проходят в муке.
– Тем не менее ты по-прежнему упорствуешь? Этот дневной мрак не может быть наивысшим состоянием?
– На мои вопросы ответят.
Наступило молчание.
– Что ты намереваешься мне показать? – спросил Маскалл.