Арина Родионовна

Иными словами, беды не обошли стороною никого из близких ей людей, и переживать Арине Родионовне пришлось тогда за всех разом.

Эти бесконечные переживания и отняли у неё последние силы.

Миновала холодная и «грязная весна»[402]. В мае, когда потеплело, Н. О. и С. Л. Пушкины уехали в сельцо Михайловское.

А вскоре после их отъезда Арина Родионовна тяжко заболела.

И болезнь нянюшки, недавно разменявшей восьмой десяток, была, как поведала нам О. С. Павлищева, «кратковременной»[403].

26 июля 1828 года князь П. А. Вяземский написал (находясь «в провинциях»: или в Пензе, или неподалёку от города, в имении Мещерском) обширное послание Пушкину и завершил его такой фразой: «Ольге Сергеевне моё дружеское рукожатие, а Родионовне мой поклон в пояс» (XIV, 25).

Но пока это письмо с галантным княжеским приветом добиралось до невских берегов, наступил час разлуки с нянюшкой.

29 июля, в день памяти святого мученика Каллиника Гангрского, солнце взошло над Петербургом в 4 часа 5 минут[404]. Быстро убывающий день обещал быть ясным и почти жарким: с утра термометр показывал +13,8° по Реомюру (примерно +17,3° по Цельсию), дул слабый юго-западный ветерок. К полудню он нагнал откуда-то «рассеянные облака», а воздух прогрелся до +17,8° R (+22,3 °C). Вечером градское небо и вовсе затянулось облаками, юго-западный зефир сменился юго-восточным, но и после захода солнца (в 7 часов 55 минут пополудни) было весьма тепло: +14,2° R (+17,8 °C)[405].

Словом, воскресный июльский денёк выдался тихим и по-настоящему летним.

В этот тихий летний день, 29 июля 1828 года, на Грязной улице и отдала Богу душу Арина Родионовна.

«Почтенная старушка умерла в 1828 году, семидесяти лет, в доме питомицы своей, Ольги Сергеевны Павлищевой» — так оповестил публику в 1855 году «первый пушкинист» П. В. Анненков[406].

«Арина Родионовна умерла, как и родилась, крепостной», — подчеркнул спустя почти столетие и при другом режиме А. И. Ульянский[407].

«Она прожила тихую, незаметную жизнь обыкновенной женщины», — читаем в проникновенном, устремлённом «во области заочны» (III, 421) эссе нашего современника[408].

На обороте листа 17 пушкинской тетради ПД № 838, среди черновиков стихотворения «Волненьем жизни утомлённый…», в последних числах июля появилось несколько коротких записей дневникового характера. В окончательном виде они выглядели так:

То, что следует за слогом «Ня», не поддаётся даже предположительному прочтению. Скорее же всего, это характерный для Пушкина росчерк: слово просто не было дописано поэтом.

Приведённые пять строк А. И. Ульянский расшифровал в 1940 году следующим — довольно остроумным — образом.

25 июля 1828 года Пушкин где-то встретился со старой петербургской знакомой, «звездой полусвета» Фанни, некогда попавшей в его послание к М. А. Щербинину («Житьё тому, любезный друг…», 1819)[410].

А через день, 27-го числа, поэт побывал в Большом театре на опере итальянского композитора С. Меркаданте (Mercadante) «Элиза и Клаудио» («Elisa е Claudio»).

Третья строка («Няня») может означать внезапную болезнь Арины Родионовны или, допустим, визит поэта в дом Павлищевых.

Когда же старушка скончалась, то Пушкин сперва решил зафиксировать этот печальный факт и начал пятую строчку: «Ня…», но тут же, перечитав написанное им прежде, бросил строчку на полуслове и ограничился тем, что подставил крестик к записи «Няня»[411].

Более убедительных разъяснений туманной пушкинской маргиналии, на наш взгляд, пока нет.

Отпевали нянюшку в находившейся неподалёку от дома четы Павлищевых Владимирской церкви. Из метрической книги этого храма следует, что «5-го класса чиновника Сергея Пушкина крепостная женщина Ирина Родионова» умерла «старостию», в 76-летнем возрасте[412]. Чин отпевания совершил иерей Алексей Нарбеков[413][414].

Из Владимирской церкви процессия отправилась на кладбище.

Погребли старушку на Смоленском православном кладбище, где в то время хоронили преимущественно жителей Васильевского острова (а четвертью века ранее там упокоилась блаженная Ксения Петербургская). Это случилось во вторник, 31 июля, в день памяти святого Евдокима. Запись о погребении «В Смоленской» также есть в метрической книге храма Владимирской Божией Матери[415].

В другом источнике — «Ведомостях города Санктпетербурга церкви Смоленския Божия Матери, что на Васильевском острове при кладбище; о умерших и погребённых на оном кладбище с 1828-го года по июль 1829-го года» — указаны дата погребения няни («31-го Июля»), возраст покойницы (вновь «76»), её болезнь «и от чего приключилась смерть» («старость»). В графе «Священники» прописано: «владимирской иерей Алексей Норбеков». Ясно, что он совершил литию и бросил на опускаемый в могилу гроб положенную горсть земли.

А об умершей в «Ведомостях…» даны такие формальные сведения: «Ирина Родионова дому 5-го клас<са> чиновника Пушкина служащая женщина»[416].

Вряд ли можно сомневаться в том, что Александр Пушкин и Ольга Павлищева присутствовали и на отпевании в храме Владимирской Божией Матери в Придворных слободах, и на Смоленском кладбище. Проводили Арину Родионовну в последний путь, вероятно, и дворовые люди Пушкиных и Павлищевых.

Зато Надежда Осиповна и Сергей Львович так и не смогли проститься с верной рабой: они по-прежнему находились в Псковской губернии, в Михайловском[417].

Полагаем, что и Н. И. Павлищев не принимал участия в скорбной церемонии. На него смерть какой-то крепостной старухи не произвела ни малейшего впечатления. Так, через несколько дней после похорон Арины Родионовны, 6 августа 1828 года, Николай Иванович как ни в чём не бывало писал своей матери: «Мы с Олинькой откланялись шумному свету и ведём жизнь спокойную и тихую, стараясь кое-как свести расходы с доходами, столь скудными по милости её беззаботных родителей»[418].

402

Характеристика князя П. А. Вяземского; см. его письмо жене от 22 марта 1828 года (ЛH. Т. 58. М., 1952. С. 72).

403

ПВС-1. С. 44.

404

Месяцослов (sic! — М. Ф.) на лето от Рождества Христова 1828, которое есть високосное, содержащее в себе 366 дней, сочинённый на знатнейшие места Российской Империи. СПб., 1827. С. 28, 31.

405

Санктпетербургские ведомости. 1828. 31 июля. Первое прибавление. С. 868.

406

Анненков. С. 6.

407

Ульянский. С. 65.

408

Непомнящий. С. 129.

409

Первые публикаторы маргиналии В. Е. Якушкин, Н. О. Лернер и М. А. Цявловский полагали, что Пушкин написал иную дату, а именно — «25 июня». «Это делало правильность понимания записи поэта подозрительной», — резонно отметил А. И. Ульянский, который предложил иное прочтение пушкинской строки — «25 июля» (Ульянский. С. 61, 66).

410

Той же особе посвящено и стихотворение барона А. А. Дельвига «Фани» (1819).

411

Там же. С. 66.

412

На самом деле она скончалась на 71-м году жизни.

413

Этому же священнику выпало отпевать в январе 1831 года и барона А. А. Дельвига.

414

Ульянский. C. 64–65, 113.

415

Там же.

416

Там же. С. 65, 114.

417

Их реакция на известие о смерти «няньки» нам неизвестна. В сохранившемся письме родителей дочери Ольге Сергеевне от 5 сентября 1828 года из Михайловского нет ни слова об этом печальном событии. А в Петербург И. О. и С. Л. Пушкины возвратились лишь в октябре.

418

ЛН. Т. 16–18. М., 1934. С. 774.