Страница 22 из 47
Игра — часть, и существенная, американской жизни. Один из её любимых символов, типа пресловутой кока-колы, обвешанного пёстрой мишурой Голливуда или рвущегося ввысь нью-йоркского небоскрёба. Футбол повсюду. Для впервые попавшего в США это непонятно и непривычно. Метровыми буквами бьют в глаза названия команд на перекрёстках широченных автострад. Заполнены футбольными отчётами газетные, иногда и первые полосы. Телевидение — могучее и не имеющее конкурентов — отдаёт любимцу лакомое время (прайм-тайм), когда у экранов усаживаются миллионы.
Американцы объясняли мне: в этом виде спорта, как нигде, проявляются человеческие качества, обладать которыми мечтает человек с улицы, — скорость, фантастическая реакция, жёсткость и, простите нас, европейцы, жестокость. И потом, мы в Штатах росли с футболом, играя в него с детства. Нам, американцам, понятны движения спортсменов, их мысли и чувства. Мы знаем об игре и футболистах всё, вплоть до того, подстрижен ли ноготь на указательном пальце Джо Намата (звезда американского футбола. — Н.Д.). А ваш, европейский футбол, да и хоккей, для наших болельщиков чужие, инородные виды. В чём логика мышления игроков? И почему они сдерживают эмоции?
Насчёт эмоций — абсолютно не согласен, в остальном же объяснение приемлемое. Но для американца — не для нас. В фельетоне «Белая ворона» Арт Бухвальд высмеивает чрезмерную, по его мнению, любовь соотечественников к американскому футболу. Бывшие друзья единодушно вышвыривают из бара многолетнего собутыльника, который предпочёл просмотр фильма «Убить пересмешника» с Грегори Пеком в главной роли репортажу о матче за высший трофей американского футбола «Супербаул». Вот как сформулирован обвинительный приговор ослушнику: «Финал — священный день для каждого американца. Сто миллионов ждут его целый год в тревоге и радости. И если кто-то говорит, что ему „плевать на футбол“, за такие слова полагается… Только извращенец может в этот день смотреть по телеку „Пересмешника“».
Однако выслушаем мнение и второй, потерпевшей стороны: «В вашем футболе уже ничего не осталось от настоящего спорта. Не поймёшь, где бизнес, а где футбол. Сплошная дрянь!»
Суд присяжных оправдал исколошмативших «белую ворону». Но суд-то был, как и футбол, американским. Попробуем без излишней поспешности и заранее припасённых выводов разобраться: что за игра американский футбол? Никак не оскорбляя фанатичных его приверженцев, всё же приведём сверхкороткую историческую справку. Игра экспортирована в Америку английскими колонистами в начале семнадцатого века. Зато авторский патент на современные правила — целиком американский. В командах по 11 человек. Главную цель можно определить приблизительно так: получить побольше очков, внося или вбивая 425-граммовый мяч за линию ворот соперника. Не правда ли, напоминает регби? Но регби выглядит настольным теннисом на фоне футбола. Матч — четыре периода по 15 минут чистого времени — длится часа два – два с половиной, не меньше.
Первое впечатление такого неподготовленного телезрителя, как я, было ужасающим. Сплошные стычки — стенка на стенку. Нападающие стремятся выиграть вбрасываемый мяч у семёрки защитников и отпасовать быстрому игроку — раннеру. Тот должен доставить мяч за линию ворот противника или перебросить рукой продвигающемуся вперёд свободному партнёру. Мяч вводится в игру минимум раз сто. И каждое вбрасывание начинается и завершается безобразной, с моей дилетантской точки зрения, дракой, изредка переходящей в жесточайшее всеобщее побоище.
Судей, включая главного рефери, пятеро. И никто не скучал без работы. Штрафы назначались щедро. Мне они, видно с непривычки, показались странными. Красных и жёлтых карточек, знакомых по нашему футболу, не существует. Команда штрафуется не удалением, а переносом места схватки на пять – семь с половиной метров в сторону ворот провинившихся.
Я бы сказал, что все игроки — мастера исключительно узкой специализации. Команда защищается — и тренеры выпускают шестерых-семерых здоровеннейших линейных защитников. Предстоит схватка при вбрасывании мяча — и на поле выбегают неправдоподобно мощные на вид игроки. За час на синтетический газон длиной 100 и шириной 49 метров выходило по 25–30 футболистов из сорока, заявленных на матч клубами.
Сидя у экрана, невозможно определить габариты играющих. В цветастых шлемах, с масками, предохраняющими лицо и челюсть от ударов, в наколенниках и толстенных перчатках, они виделись мне двухметровыми гигантами. Это, повторяю, первое впечатление умело усиливалось необычным для нас телеракурсом трансляции: крупный план снизу. Такими, прочитав в детстве Герберта Уэллса, я и представлял инопланетян.
Телевизор не обманывает. Средний вес игрока превышает 120 килограммов. Рост достигает баскетбольного — 190 сантиметров. В скорости нападающие не уступают спринтерам-легкоатлетам. Да они и есть бывшие легкоатлеты, заманенные высокими гонорарами в профессиональные клубы. В первенстве Национальной футбольной лиги (НФЛ) выступают чемпионы Олимпиад и не испробовавшие сил в олимпийских стартах: тяга к деньгам переборола жажду медалей и побед по славу флага. Очевидный и неоспоримый вред, который наносит футбол любительскому спорту США, не возместить. От переманивания ярких талантов скудеет не только американский, но и международный любительский спорт. Долларовый блеск затмил блеск олимпийский, например, выдающемуся барьеристу Нехемиа. Темнокожий спортсмен, первым в мире пробежавший 110 метров с барьерами быстрее 13 секунд, подписал контракт с обладателем «Супербаула», командой «Сан-Франциско-49». Махинации экс-президента Картера помешали неоднократному рекордсмену мира принять старт в олимпийской Москве. Деньги лишили статуса любителя, закрыв дорогу и на Игры 1984 года. Если бы Нехемиа был одинок! Вербуют всех, кто может сгодиться на футбольном поле вне зависимости от спортивной специальности. Ущерб невосполним. Скольких рекордов не установлено, каких выдающихся результатов не достигнуто из-за ненасытного футбольного насоса, паразитически втягивающего не на своём зелёном поле взращённых чемпионов.
Кто же стоит за вербовщиками? Кто занимается оптовой скупкой физически одарённых? И кому по карману выкладывать крупные банкноты, соблазняя молодых людей, зачастую не успевших проявить себя в большом спорте? Надеюсь, газету «Вашингтон пост» в «левых» взглядах и настроениях не заподозрить. Её и цитирую: «Большинство владельцев клубов — мультимиллионеры, которым есть что скрывать от сборщиков налогов трёх континентов. Они построили собственные жизни на делании денег. И если покупка клуба, играющего в мяч, тешит тщеславие — в спортивных колонках частенько восхваляют добреньких хозяев, — то это и дополнительный способ заграбастать лишние денежки… Не отстучать на попавшейся под руку пишущей машинке, что скупщиков футбольного и бейсбольного имущества заботит единственное — доллары, доллары и в бесконечной степени доллары, значит уклониться от долга». Сказано, по-моему, метко, в энергично-красноречивой американской манере. Какие ещё требуются свидетельства корысти и алчности футбольных «благотворителей»? В последние годы в американском футболе не зарегистрировано ни одного банкротства. Никто из вложивших капитал в игру не остался без профита. То есть можно считать доказанным: грабёж любительского спорта ведётся во имя новых и новых прибылей.
В дни матчей гигантские подковообразные стадионы, где лютуют спортивные гладиаторы, до краёв заполняет возбуждённая, взбудораженная толпа. Игра выгодна, ибо она в моде. Встречи далеко не первоклассных студенческих команд собирают не менее 35–40 тысяч. Некоторые колледжи и университеты сознательно — редчайший для США случай — влезают в долги, чтобы построить 60-тысячные арены-подковы своим второсортным сборным. Иметь команду престижно, расходы на строительство окупаются быстро. На поединки футбольных профи абонементы — о билетах забудем, достать невозможно, — распроданы до начала сезона. В Денвере и Нью-Йорке, Колорадо-Спрингсе и Вашингтоне нам, гостям из СССР, торопились похвалиться не памятниками национальной культуры, а и вправду роскошными и внушительными футбольными стадионами.