Тоомас Линнупоэг

До конца урока Тоомас Линнупоэг сидел мрачный.

— Тоомас Линнупоэг, — Тойво Кяреда похлопал его по плечу, — ты у нас герой, ты заслонил своим тщедушным телом раненого льва! Если бы меня на уроке английского языка вызвали, я был бы теперь мертв, поэтому мы с Пеэтером великодушно забудем, что ты не пришел к нему вчера вечером. Но ты придешь сегодня! Ждем тебя в то же время и на том же месте.

Тоомас Линнупоэг сосредотачивается

Хотя с начала учебного года прошла едва лишь неделя, Тоомас Линнупоэг решил начать заниматься всерьез. Надо создать о себе хорошее впечатление у преподавателей новой школы. Если это удастся, выигрыш будет стократный — на этом хорошем впечатлении можно будет потом ехать полгода. Прием, уже не раз испробованный наиболее сообразительными школьниками, надо было взять на вооружение — какая же польза от опыта, если его не использовать.

Однако едва Тоомас Линнупоэг пришел домой, как понял, что на сегодняшний день условия для учебы были далеко не блестящие. Протон и его подружка Анне завладели большой комнатой и играли там в плотогонов. Стулья были перевернуты, диванные подушки — на полу, а сами они со счастливым видом размахивали палкой от швабры. Тоомас Линнупоэг подумал, что Протон совсем отбился от рук, и виданное ли это дело, чтобы бабушка позволяла возить по полу диванные подушки?! Тоомас Линнупоэг решил взять бабушкины обязанности на свои плечи и гаркнул:

— Мигом приведите в порядок комнату и отправляйтесь играть во двор! Мне надо заниматься.

— Мигом не выйдет, — возразил Протон. — Мы еще находимся в открытом море, нам надо сначала добраться до берега.

— Не то мы утонем, — добавила Анне.

— Бог с вами! — сказал Тоомас Линнупоэг, смягчившись. — Так и быть, добирайтесь до берега. Только гребите побыстрее.

«Что же это со мною происходит», — подумал Тоомас Линнупоэг, усаживаясь за письменный стол. Опять он уступил. Он уступает даже Протону! Но он не стал утверждать свой авторитет в глазах малышей. Долго ли они проплавают! Известное дело, дети. Сейчас увлечены игрой, а через пять минут она им надоест до смерти.

Тоомас Линнупоэг старался сосредоточиться. Ведь он принял решение блестяще выучить уроки к завтрашнему дню. А если Тоомас Линнупоэг к чему-нибудь очень стремился, то по большей части это ему и удавалось. Так же случилось и на этот раз. Вскоре он тоже греб веслами далеко в открытом море, только это было не игрушечное море Протона, а огромный океан знаний. Остров Химия остался уже позади, а вскоре и маяк История и низменность Ботаника, но вблизи рифов Алгебры Тоомас Линнупоэг вновь услышал голоса, которые мешали ему. Что? Эти «протоны» так и не убрались во двор?!

— Решено! — сказал Протон.

— Решено! — отозвалась Анне.

— Что такое у вас решено? — спросил Тоомас Линнупоэг недовольно, потому что рифы Алгебры требовали особого внимания.

Протон обрадовался, что старший брат проявил интерес к его и Анне делам, и торопливо начал объяснять:

— Анне ради меня бросит специальность художника и тоже станет изобретателем, как я. Только мы еще не знаем, что будем изобретать: машины или очень большие телевизоры. И тогда мы купим себе по синему автомобилю и станем вместе ездить на работу, и если кто-нибудь спросит, где мы познакомились, мы скажем, что это было давно, еще в детстве.

— А-га, — кисло произнес Тоомас Линнупоэг и стал соображать, вышвырнуть ли этих «протонов» из дому силой или избрать более мирный способ. А может быть, прибегнуть к хитрости? Хитрость всегда давала самый высокий коэффициент полезного действия, и Тоомас Линнупоэг спросил, по его мнению внушительно:

— Анне, а твоя мама знает, что ты тут?

— Конечно, знает, — ответила Анне. — Я еще утром хотела прийти к Протону, но она не разрешила. Она сказала, что без приглашения идти нельзя. Когда мама послала меня играть во двор, я схитрила. Я крикнула голосом Протона: «Анне, иди к нам!» Потом крикнула в ответ своим голосом: «Сейчас приду!» А потом крикнула маме: «Протон позвал меня к себе!» И тогда мама разрешила.

Тоомас Линнупоэг был уязвлен. Он считал себя смекалистым парнем, но из слов Анне стало ясно, что подрастающее поколение еще смекалистее. Так как Тоомас Линнупоэг в этот момент имел дело с алгеброй, он начал вычислять, какими хитрыми станут ребятишки через тысячу лет. Результат получился удручающим. Расчет показал, что даже грудные дети к тому времени превзойдут его, Тоомаса Линнупоэга, уровень.

Несмотря на опасно отвлекающие помехи в лице Протона и Анне, Тоомас Линнупоэг выполнил план приготовления домашних заданий на сто семь процентов. Семь процентов составили расчеты смекалистости последующих поколений. Конечно, результаты этих расчетов ни в прямом, ни в переносном смысле не могли понадобиться в школе, но они все же обогатили общие знания Тоомаса Линнупоэга, дали ему четкую картину его возможностей.

Тоомас Линнупоэг запихал школьные принадлежности в портфель и собрался идти к Пеэтеру.

— Тоомас, ты куда идешь? — окликнул его Протон.

— Куда я иду-у? — переспросил Тоомас Линнупоэг, растягивая слова, словно бы раздумывал, стоит ли удостаивать Протона ответом. — Я иду заниматься культуризмом.

Протону такой ответ ничего не говорил.

— Что это такое — культуризм? — поинтересовался он.

Тоомас Линнупоэг хотел было сказать Протону «дурак», но, поскольку пребывал в этот момент в хорошем настроении, то проявил снисходительность и стал соображать, как бы понятнее объяснить такому карапузу суть незнакомого термина.

— Ну, — сказал он, — культуризм делает тело здоровым и собранным.

— А разве твое тело нездоровое и разобранное? — Протон удивился и с недоумением оглядел фигуру брата.

— Нет, — возразил Тоомас Линнупоэг, — но я хочу, чтобы мое тело было еще здоровее. Тогда у меня хватит сил как следует тебя отдубасить, если ты опять станешь задавать мне свои дурацкие вопросы.

Вот и снисходи до разговоров с малышней! Тоомас Линнупоэг пожал плечами и ушел, а Протон так и остался в неведении, что же это такое — культуризм.

Тоомас Линнупоэг в спортивной колыбели Пеэтера Мяги

Точно в шесть ноль-ноль вечера Тоомас Линнупоэг вошел в домашнюю спортивную колыбель Пеэтера Мяги и в первое мгновение даже не узнал его комнату. Можно было подумать, что здесь орудовал добрый десяток Анне и Протонов и они перевернули все вверх дном.

Посередине комнаты стояло какое-то невозможное сооружение — наклонная деревянная плоскость. Одна стена была превращена в шведскую стенку, на полу лежали — мат, разной величины гантели и другие спортивные снаряды, назначения которых Тоомас Линнупоэг поначалу не понял.

Тоомас Линнупоэг осматривал комнату с большим интересом, но вскоре у него отняли эту радость — Пеэтер и Тойво приказали ему разоблачиться до трусов. Сами они были уже в трусах и делали разминку.

Тоомас Линнупоэг стянул с себя рубашку и брюки и тоже приступил к разминке. Но его хватило ненадолго, он быстро вспотел. Отлынивание от спорта этим летом не прошло ему даром.

— Ну как, Тоомас Линнупоэг, довольно или поразминаемся еще? — спросил Пеэтер.

— Довольно, — ответил Тоомас Линнупоэг. Пеэтер взял сантиметр и начал обмеривать бицепсы.

— Ну-ка, Тоомас Линнупоэг, согни руку, — приказал Пеэтер.

Тоомас Линнупоэг согнул.

— Только двадцать девять с половиной? — К ним подошел Тойво. — Да, ты, брат, хиловат!

— Зато жилистый, — отпарировал Тоомас Линнупоэг. Ему начинал действовать на нервы тон превосходства, которым говорили его приятели.

— Ну поглядим, натянешь ли ты к концу тренировки полных тридцать, — сказал Пеэтер, и тут Тоомас Линнупоэг допустил ошибку. Он по-глупому, с детской наивностью, удивился:

— А разве можно нарастить бицепсы так быстро?

Будь на его месте Протон, Тоомас Линнупоэг не упустил бы случая показать ему свое пренебрежение. Но Пеэтер Мяги этого не сделал, Пеэтер Мяги охотно объяснил своему бывшему лучшему другу: