Тоомас Линнупоэг

— Щенка?! — радостно вскричал Протон, но тут же спросил с недоверием: — А у тебя много денег?

— На щенка хватит, — великодушно пообещал Тоомас Линнупоэг. Ничего больше он пообещать не успел, родители вернулись в комнату и отослали Протона на кухню. Ясное дело, это не предвещало ничего хорошего.

— Когда-то в молодости я тоже довольно часто гулял с девочками, — отец Тоомаса Линнупоэга приступил к своей воспитательской миссии, — но такого курьеза, чтобы отец и мать девочки пожаловали из-за этого к моим родителям, со мной не случалось.

Тоомасу Линнупоэгу очень интересно было узнать, что его отец тоже был в молодости джентльменом, и у Тоомаса Линнупоэга не возникло ни малейшего поползновения подвергать это сомнению. Он бы с удовольствием слушал и дальше откровения отца, однако мать Тоомаса Линнупоэга промолчать не смогла. Она воскликнула точь-в-точь так же агрессивно, как Вайке Коткас:

— Вот как! Ты гулял со многими девочками! Странно, почему ты никогда мне об этом не рассказывал?

— Нет… ну… это ведь было просто так, невинные прогулки. Ты для меня всегда была единственной, — отец усмехнулся и обнял мать. — А ты еще не забыла, как мы в первый раз встретились?

Тоомас Линнупоэг тихонько вышел из комнаты. Когда папа и мама начинали вспоминать дни своей юности, небо становилось безоблачным. Так было и на этот раз. Грозовая туча, правда, надвинулась, но грозы не было, а скоро и от самой тучи следа не осталось.

Тоомас Линнупоэг принимает твердое решение

Тоомас Линнупоэг решил как можно меньше общаться с Кюллики. Если у девочки такая активная мамаша, самое разумное — соблюдать дистанцию. На всякий случай. Но попробуй соблюсти дистанцию, если эта девочка — твоя соседка по парте и все время смотрит на тебя из-под черных ресниц с мольбою о прощении? Тоомас Линнупоэг сидел за партой, словно на муравейнике. Однако он был мальчиком с твердым характером и весь первый урок успешно отбивал атаки муравьев, но только — первый урок. Ведь Тоомас Линнупоэг все же был не настолько бездушным, чтобы просьбы девочки о прощении не тронули его. В его твердом характере возникли маленькие трещинки, с каждым новым взмахом ресниц Кюллики они увеличивались, и к началу второго урока Тоомас Линнупоэг уже миролюбиво сдался.

— Если бы мне хоть на секунду пришло в голову, что мама отправится к вам, — объясняла с несчастным видом Кюллики, — я бы вообще рта не раскрыла. Она еще никогда таких фортелей не выкидывала. Правда, мама всегда меня контролировала, объяснялась с педагогами и даже тайком от меня читала мой дневник, но домой ни к кому пока что не ходила. А читать мой дневник она больше не будет! Я его заперла и спрятала ключ в надежном месте. Может быть, оттого мама и стала такой нервной…

В Тоомасе Линнупоэге подняла голову осторожность.

— Что ты в своем дневнике пишешь? — спросил он, зондируя почву.

— Ну, пишу просто так, обо всем, о своих мыслях и о том, что случилось за день.

— А о вчерашнем вечере ты тоже там написала? — поинтересовался Тоомас Линнупоэг и вновь почувствовал под собою муравьев.

Кюллики вдруг превратилась в прежнюю, чуть озорную, чуть ироничную и даже чуть опасную Кюллики.

— А как ты сам думаешь? — ответила она вопросом на вопрос.

— Я думаю, что нет. Чего об этом писать! — сказал Тоомас Линнупоэг, но на самом деле он думал как раз наоборот. Да и по лицу Кюллики было видно, что написала.

Вообще Тоомас Линнупоэг к ведению дневников относился пренебрежительно. Он считал, что у девочек это — пунктик. Записывать всякие глупости! Но он не успел высказать Кюллики свое отрицательное отношение к дневникам, в класс вошла учительница английского, и Кюллики заохала:

— Ой, что будет, если меня вызовут! Учебник я даже не открывала, времени не было.

— Зря ты дрожишь. — Тоомас Линнупоэг успокоил ее. — Чтобы в первую неделю спрашивали — такого не бывает.

И все же Кюллики волновалась не без основания. Учительница сказала:

— Меня очень интересует уровень ваших знаний по английскому языку. Но у меня нет возможности потратить на опрос целый урок, я проведу выборочную контрольную.

Тойво Кяреда ткнул Тоомаса Линнупоэга в спину:

— Сиди прямее, старик!

Тоомасу Линнупоэгу было трудновато сидеть прямо, он ведь и сам урока не приготовил, а прошлогодние знания по английскому языку вылетели из головы, словно птички. Однако самоуверенная поза, которую он принял по настоянию Тойво Кяреда, спасла Тоомаса Линнупоэга. Взгляд учительницы, правда, на мгновение задержался на Тоомасе Линнупоэге, но, обманутый видом его готовности, тут же скользнул дальше и остановился на Кюллики.

— Прошу вас, напомните мне ваше имя!

— Кюллики Саар, — ответила Кюллики и медленно поднялась с места.

Второй жертвой стал Киузалаас, третьей — Вийви, четвертой — один из новеньких учеников, фамилию которого Тоомас Линнупоэг еще не запомнил. Все они должны были перейти на первые две парты, за исключением Вийви, — она и так уже там сидела. В этой школе была такая традиция: те, кто пишет на уроке контрольную, должны находиться в поле зрения преподавателя.

Кюллики успела вырвать из учебника по английскому языку лист, но не смогла захватить его с собою. Учительница была все время начеку.

— Тоомас, перешли мне этот листок немного погодя, — шепнула Кюллики перед тем, как уйти.

Соседкой Тоомаса Линнупоэга по парте временно стала сидевшая с Вийви Вайке Коткас, которой пришлось уступить свое место Кюллики. Вайке Коткас своим орлиным глазом заметила вырванный из книги листок и предупредила:

— Не смей пересылать! — В голосе ее звучала угроза.

— Не возникай! Где была твоя принципиальность в прошлом году, когда я за тебя сочинение писал?! — отрезал Тоомас Линнупоэг и осторожно передал листок из учебника впередисидящему, а тот в свою очередь — Катрин Эхалилл. Но она проявила такую поразительную беспомощность в делах конспирации, что учительница без особого труда стала обладательницей листка.

— Откуда взялся этот листок? — спросила она. Катрин Эхалилл ничего ответить не смогла. Тоомас Линнупоэг понял, что учительница станет спрашивать дальше и непременно доберется до него, поэтому он решил опередить ее и тем самым сохранить в ее глазах свое ученическое достоинство. Тоомас Линнупоэг встал с места и признался:

— Это я послал.

— Вот уж никак не ожидала, что вы способны рвать свой учебник, — сказала учительница. — В начале урока вы произвели на меня лучшее впечатление.

— Благодарю вас, — ответил Тоомас Линнупоэг. Момент был самый подходящий, чтобы восстановить хорошее впечатление учительницы, но разве найдется хоть один ученик, в учебниках которого все страницы целы! К тому же Тоомас Линнупоэг действовал в соответствии с самым главным законом школьников — выручал попавшего в беду.

— Что же вы можете сказать по поводу своего поступка? — требовательно спросила учительница.

— Ничего, — ответил Тоомас Линнупоэг. Но, взглянув на лицо учительницы, понял, что ему все же следовало ответить как-нибудь иначе и хотя бы немного сгладить конфликт, поэтому он поспешно добавил:

— У Кюллики вчера были затруднения с приготовлением уроков.

— Если вы об этом знали, то почему не помогли?

— Впредь я постараюсь всегда помогать, — быстро пообещал Тоомас Линнупоэг, и учительница, видя такую готовность помочь, посчитала инцидент исчерпанным. Но едва Тоомас Линнупоэг сел на место, как понял, что «сгладил конфликт» слишком дорогой ценой, и тихонько начал себя ругать.

«Ты, Тоомас Линнупоэг, жалкий болтун, — сказал он себе, — только сегодня утром ты принял твердое решение поменьше дел иметь с Кюллики, а уже в начале второго урока дошел до того, что открыто, перед всем классом, даешь обещание учить вместе с нею английский язык. Ты неисправимый осел! Если бы от тебя этого требовали, то тебя еще можно было бы как-то извинить, но ты сам, добровольно, предлагаешь себя, словно жареного индюка на блюде, в помощники!»