Морской герой

То ли дело быть лазутчиком. Скучать не приходится, и бродить по вражеской земле не так уж опасно, если помнить об осторожности. Ни в коем случае не расспрашивать, где стоят шведские корабли или шведские солдаты. Только смотреть и запоминать, держа наготове Библию, а кроме того — очень важно! — с Библией на виду проклинать жалкого неразумного монарха датчан, который водится с недостойными женщинами, и не скрывать своей скорби о том, что Гроза Каттегата уже не тот, что прежде…

Как лазутчик, он мог поладить с какой-нибудь девицей, в чем находил великую радость. Как священник, он был связан узами брака, но слабый дух его не черпал силу в этих узах. Так что Каспар Брюн только рад, когда командор предлагает ему прогуляться по шведской земле и посмотреть, что там делается.

Сейчас в заливе Дюнекилен стоят корабли.

И пока Фабель усердно работает веслами и пряди утреннего тумана скользят над волнами, будто призраки, Каспар Брюн думает о том, что его новое поручение опаснее всех предыдущих. Пробраться тишком вдоль берега и высмотреть секреты противника. Попытаться украсть лодку. И по возможности выйти навстречу эскадре, чтобы сообщить командору сведения, в коих он нуждается.

Но сегодня ты еще жив?..

Он крепко сжимает Библию и чертыхается про себя.

Фабель работает веслами и думает о том, где сейчас его младший брат Лука по прозвищу Лузга. За несколько дней до того, как люди его величества изловили Фабеля, чтобы сделать его матросом на одном из столь благословенных всемогущим богом военных кораблей, Лузга разговаривал с братом в его убежище под скалой там, на родине. Тонким, еще юношески ломающимся голосом он поклялся:

— Если станется, брат, как люди толкуют, и тебя заберут, я отправлюсь следом и выручу тебя, хотя бы ты очутился в геенне огненной!..

Прекрасные и полные юного задора слова сказал четырнадцатилетний парнишка с жаждой приключений в крови. От других матросов из того же северного края старший брат слышал, что Лузга исчез из дома сразу после того, как Фабеля изловили и увезли. Лузга — крепкий и отважный малый, возьмет да в самом деле попытается прийти на выручку. Да только где он теперь?

По слухам, его схватили шведы и определили на один из своих кораблей. Может быть, он забывает родной язык и говорит по-шведски, как швед? Чай, ему там не слаще и не горше, чем на датском судне… Для Фабеля не так уж важно, чью сторону держать. Покуда матросу платят причитающееся жалованье, его дело биться и ходить на абордаж, заряжать и стрелять, а все прочие дела, морские и небесные, — забота офицеров. Фабель усердно гребет. Он горд, что командор остановил свой выбор на нем. Может быть, Гроза Каттегата потому его выбрал, что увидел в Копенгагене молодую жену Фабеля и взглянул на нее с вожделением? Надо будет попытаться спрятать её, когда «Белый Орел» в следующий раз придет в Копенгаген.

Он усердно гребет.

Они идут вдоль побережья на север, хоронясь между островками. Тучка-другая, проползая над морем, поливает их дождиком. Кроме них, никого в море не видно. По словам командора, до Дюнекилена еще не меньше часа работать веслами.

Фабель с прискорбием думает о том, что водки сегодня не перепадет. Ему хочется пить, и он освежает лицо пригоршней морской воды.

Время от времени командор помогает ему грести.

Они плывут по большей части молча.

Командор сидит на корме и думает об атласных туфлях, которые купил для своей матери в Тронхейме. Пожалуй, маловаты будут для ее не слишком изящной ноги. Он вспоминает, как она вечером сбрасывала чулки, обнажая кривые пальцы и плоскую стопу, от которой пахло потом. Ему нравился этот запах. В студеную погоду, когда у матери мерзли ноги, она позволяла ему согревать их своим дыханием. Иногда он тихонько покусывал ее пальцы, а то сжимал зубы так, что она вскрикивала и давала ему шлепка. Он много лет собирался купить ей туфли. Непременно из самого лучшего атласа. Несколько раз пробовал выяснить у благородных дам, что такое атлас. Они лишь испуганно пятились, потрясенные глубиной его невежества. После чего он, лихо сплюнув, объяснял, что видел атлас раз в жизни, когда добыл несколько рулонов на шведском корабле, но и то края рулона были опалены огнем из его пушек. Тут уже знатные дамы смущенно краснели под его властным взглядом. Все же он постоянно помнил, что надо купить атласные туфли и послать матери в Тронхейм.

Теперь они куплены.

Так что после баталии…

Выделить какое-нибудь судно из отряда, найти предлог вроде необходимости набрать матросов там, на севере, — флот всегда нуждается в людях. Адмирал Габель не станет возражать против того, чтобы он направил команду в рыбацкие поселки и доставил оттуда молодых парней, которых и в шторм не укачивает. По пути судно зайдет в Тронхейм. Гонец постучится в дом его матери.

Атласные туфли в шелковой упаковке, почтительные поклоны на прощание, и быстро под парусами обратно в Копенгаген.

Но это только после баталии?..

Он зябко ежится, хотя солнце уже поднялось довольно высоко. Вспоминает, что у него нет приказа атаковать.

Нашаривает в одном из карманов щепку и задумчиво ковыряет в зубах. Фабель усердно гребет.

Вражеский стан приближается.

Они высаживают Каспара Брюна на берег безлюдной бухты. И продолжают плыть дальше на север.

Фабель шагает впереди, неся бочонок с водкой. Хотя бы один глоток! За ним идет Турденшолд — под мышкой зажата кремнёвка, на плечах висит сеть. Вполне сойдут за рыбаков, если им встретятся шведские солдаты. На голой скале они на виду, надо быть особенно осторожными. Узкий фьорд, получивший название Дюнекилен, вклинивается в сушу справа от них. Солнце стоит высоко в небе. Они спешат, им недосуг устроить передышку, полежать в расселине после долгого перехода на веслах. Кругом ни души. Грозу Каттегата это не радует. В безлюдье есть что-то зловещее. Он неуклюже ступает в деревянных башмаках. Насколько твердо он стоит на палубе корабля, настолько неуверенно чувствует себя на суше. Они придерживаются расщелин, жмутся к выступам, не отваживаясь подняться на макушки скал, где открывается вид на все стороны. Но время от времени Турденшолд выбирается на самый берег и просматривает фарватер. Узковато… Вообще-то ничего, нет ни подводных, ни надводных рифов. Но пройти здесь с целым отрядом — нешуточное дело даже для Грозы Каттегата.

Они садятся передохнуть за кустами шиповника, Фабель смачивает губы в лужице с пресной водой. Его лицо распухло от пота и солнца. Но что это… — он не верит своим глазам, негромко произносит: «Это же…» — и осекается, потому что Турденшолд шикает на него. Командор тоже заметил: в маленькой бухте, примыкающей к Дюнекилену, — дым. А где дым, там почти всегда люди.

Они продираются сквозь колючие заросли, лежат на животе на жиденьком слое исхлестанного ветром мха, заползают под можжевеловый куст. Для божьего ока с небес они как на ладони, но с земли даже самому зоркому глазу непросто их рассмотреть. Наконец они видят дом. Не дом, а хижина, с маленьким чистым двором и кукольным хлевом, где хозяева держат одну-две овцы да еще, быть может, коровенку, чтобы детям было молоко.

Гроза Каттегата лежит, не двигаясь, и слышит за своей спиной дыхание Фабеля. Ловит себя на том, что на земле соображает не так быстро, как на палубе. Будь он сейчас на борту корабля, сразу знал бы, как действовать. Людей не видно, и он принимает решение: спуститься к дому. Изображать подвыпивших кустерских рыбаков. Дескать, отнесло течением на север. Теперь бы нам перекусить, перед тем как пойдем на юг, к Стрёмстаду А что это за корабли стоят в заливе?..

Затея небезопасная. Все же надо идти. Фабель следует за ним, теперь оба ступают нетвердо — Фабель от страха; возможно, по той же причине и Гроза Каттегата спотыкается, когда они входят на двор.

Ни звука.

Ни людского говора, ни кошачьего мява, ни коровьего мыка.

Может, корова на выгоне?..