Обманы Локки Ламоры

— О-о, — восторженно прошептал отец Цепп, — да-да, у тебя, несомненно, есть талант… и сила… Я чувствую ее! Это может стать настоящим чудом!

С этими словами священник резко вскинул голову, и Локки испуганно отскочил в сторону. Цепь звякнула, когда старик вскинул закованные руки и театральным жестом сорвал повязку с глаз. Мальчик испугался, что сейчас его взору предстанет безобразное зрелище — однако глаза священника выглядели вполне нормально.

Цепп зажмурился, будто от боли, затем энергично потер веки, стараясь не глядеть на яркий алхимический шар.

— А-а! — вскричал он, протягивая руки к мальчику. — Я исцелен! Исцелен! Я снова вижу!!!

Локки в удивлении разинул рот, не зная, что и сказать. За его спиной — там, где стояли юные помощники священника — раздалось тихое хихиканье, и в душу мальчика закралось сомнение. Он недоверчиво нахмурился.

— Вы… вы совсем не слепой, — медленно произнес он.

— А ты совсем не глупый! — воскликнул Цепп, вскакивая на ноги с таким проворством, что в коленях у него что-то влажно чавкнуло. — Кало! Гальдо! — Он замахал закованными в кандалы руками, будто птица, пытающаяся взлететь. — Снимите с меня эти проклятые железки, чтобы я мог пересчитать нашу благословенную дневную выручку!

Двое мальчишек поспешили к священнику и сделали с кандалами что-то, чего Локки не успел рассмотреть. В тот же миг они раскрылись и упали на пол с резким звоном. Цепп осторожно растер запястья — кожа там была белая, будто мясо свежей рыбы.

— Вы… вы вовсе не священник! — ахнул Локки, пока старик продолжал массировать запястья, к которым постепенно возвращался нормальный цвет.

— Почему же? — возразил тот. — Я священник, просто служу не Переландро. Мои помощники тоже не являются посвященными Переландро. И ты не станешь посвященным Переландро, Локки Ламора. Кстати, поздоровайся с Кало и Гальдо.

Мальчики в белых балахонах откинули капюшоны, и Локки увидел, что они близнецы, постарше него на год-другой, но значительно здоровее. Оба имели темно-оливковую кожу и черные волосы, присущие чистокровным каморрцам, и лишь одинаковые длинные крючковатые носы не очень вязались с остальной внешностью. Взявшись за руки, братья с улыбкой поклонились.

— Привет, — произнес Локки. — И кто из вас кто?

— Сегодня я Гальдо, — сказал тот, что стоял слева.

— А завтра я буду Гальдо, — добавил второй.

— Или же мы оба будем Кало, — со смехом закончили оба.

— Со временем ты научишься различать их по количеству вмятин, которые я оставил на их задницах. Один из них всегда умудряется каким-то образом вылезать вперед. — Священник стоял за спиной мальчика, положив обе широкие тяжелые ладони ему на плечи. — Знакомьтесь, ослы, это Локки Ламора. Как видите, я только что приобрел его у вашего бывшего благодетеля, хозяина Сумеречного холма.

— Мы помним тебя, — подал голос тот, который вроде бы был Гальдо.

— Сиротка из Огневого, — поддержал его вроде бы Кало.

— Отец Цепп продал нас вскоре после твоего прибытия, — ухмыляясь, сказали они хором.

— Кончайте трепаться, — не терпящим возражения тоном прервал их священник. — Вы вроде как вызвались приготовить ужин? Груши, жареную колбасу, не помню, что еще… Вот и приступайте. Новенькому — двойную порцию. А мы с Локки займемся пожертвованиями.

Толкаясь и перекидываясь шуточками, близнецы поспешили к завешенной двери и скрылись за ней. Локки услышал, как их пятки простучали по какой-то лестнице, уводящей вниз. Отец Цепп сделал ему знак присесть рядом с медным жертвенным кувшином.

— Садись, сынок. Давай обсудим то, что здесь происходит. — Священник опустился на влажный пол, уселся, скрестив ноги, и вперил в мальчика задумчивый взгляд. — Твой бывший хозяин уверял меня, что ты знаком с арифметикой. Это правда?

— Да, господин.

— Чтобы я больше не слышал никакого «господина»! У меня от этого слова зубы раскалываются, а яйца съеживаются, как на морозе. Зови меня отцом Цеппом. Ну а теперь покажи, как ты вскроешь этот кувшин и пересчитаешь денежки в нем.

Локки с трудом потянул на себя кувшин, пытаясь его наклонить. Теперь он понял, почему Кало и Гальдо носят его вдвоем. В конце концов священник сжалился и помог мальчишке — толкнул кувшин в днище, тот опрокинулся, и деньги высыпались на пол.

— Кувшин нарочно сделан тяжелым, чтобы усложнить работу ворам, — пояснил Цепп.

— Но как… как вы можете прикидываться священником? — наконец задал Локки мучавший его вопрос. Он сидел, разбирая кучу пожертвований: целые медные монеты — в одну сторону, половинки — в другую. — Разве вы не боитесь богов? А если Переландро покарает вас?

— Конечно, боюсь, — ответил Цепп, поглаживая спутанную бороду. — Очень даже боюсь. Но я уже сказал тебе, что я и в самом деле священник, правда, вовсе не Переландро. Я посвященный служитель Безымянного Тринадцатого Бога — Хранителя воров, Ловкача, Отца и Покровителя неизбежных уловок.

— Но… ведь богов всего двенадцать…

— Смешно, до какой степени люди верят в подобную чушь! Мой дорогой мальчик, а не приходило ли тебе в голову, что у этих Двенадцати случайно был младший братец, так сказать, тот урод, не без которого в семье? А его уделом, тоже случайно, являлось воровство. Да-да, мой милый, он был вором, как мы с тобой. И хотя Двенадцать всячески замалчивают существование такого родственничка, не позволяя даже упоминать вслух его имя, в душе они питают тайную симпатию к его ремеслу. Вот почему старым лицемерным позерам вроде меня вполне дозволяется жить и здравствовать. Ты же видишь: я сижу на ступенях храма уважаемого бога Переландро, но в меня не ударяет молния, и разъяренная толпа до сих пор не разорвала меня на части.

— Так вы священник этого… Тринадцатого?

— Именно так, мой мальчик. Жрец воров и ворующий жрец. Кало и Гальдо тоже когда-нибудь станут… да и ты, может быть, если сумеешь отработать те денежки, которые я за тебя заплатил.

— Но, отец… — Локки выковырял из кучи подаяний ржаво-красный кошелек Учителя и передал его священнику. — Если вы за меня заплатили, почему мой бывший хозяин оставил вам пожертвование?

— О, будь уверен, я действительно заплатил, правда, совсем немного. А это — вовсе не пожертвование — Цепп развязал тесемки и вытряхнул себе на ладонь содержимое кошелька — один-единственный белый зуб акулы, длиной с большой палец Локки. — Тебе доводилось когда-нибудь видеть нечто подобное?

— Нет… а что это?

— Смертельная метка, мой милый. Зуб волчьей акулы — личный знак капы Барсави, который является хозяином твоего бывшего хозяина и, кстати, нашим с тобой тоже. А означает этот знак, что ты — упрямый тупоголовый недоумок — настолько достал своего хозяина, что он и впрямь пошел к капе и получил разрешение на твое убийство.

Мальчишка вздрогнул, а Цепп усмехнулся, довольный произведенным эффектом.

— Ага, проняло? Очень хорошо, мой мальчик. Внимательно посмотри на этот зуб, Локки, и хорошенько подумай. Подобная метка выдается в подтверждение оплаченной смерти. Твоей смерти, Локки Ламора. Я перекупил ее, когда заключил сделку с твоим бывшим хозяином. Это означает, что если даже завтра сам герцог Никованте надумает усыновить тебя и объявить своим наследником, я все равно смогу разбить твою глупую башку, а самого приколотить к столбу на площади. И никто в этом городе не скажет мне ни слова.

Цепп опустил акулий зуб обратно в кошелек и повесил его на шею мальчишке.

— Отныне ты будешь носить его, Локки Ламора, — до тех пор, пока я не посчитаю необходимым снять его. Или не решу воспользоваться той властью, которую дает мне этот кошелек… вот так! — Он чиркнул пальцем по горлу Локки. — Носи его под одеждой, прямо на теле. Пусть он напоминает тебе, как чертовски близко подошла к тебе смерть сегодня вечером. Если бы твой хозяин был менее жаден — совсем на капельку, — ты бы уже лежал на дне залива с перерезанным горлом.

— Но что такого я сделал?

Лицо священника мгновенно затвердело, взгляд изменился. В глазах его мелькнуло нечто такое, от чего Локки съежился и сжал в руке злополучный кошелек.