Страница 31 из 39
Книжный шкаф был застеклен. Но все книги в нем не помещались – часть их как попало была свалена на шкафу, другие лежали стопкой на стуле, придвинутом к шкафу. Но, в общем, книг было немного. И в комнате было мало вещей, указывавших на Алену, на ее характер, на ее молодость.
– Раздевайся, – сказала Татьяна. – Выпьем кофе.
– Мне не хочется, – сказала Лидочка. – Мне пора идти.
Она была искренна лишь наполовину. С одной стороны, квартира подавляла ее тем, что была обманкой – она была призвана окружить заботой и сохранить хозяйку, а хозяйка вот взяла и умерла, и ничем квартира ей не помогла, а теперь делает вид, что хозяйки никогда не было. С другой стороны, Лидочка хотела понять, где могли скрываться вещи из шкатулки.
– И не вздумай меня здесь покидать, – взмолилась Татьяна. – Я же с ума сойду от страха. Ты пока кофе сделай, а я соберу кое-что, посмотрю и уеду.
Лида послушно прошла на кухню. В навесном шкафу было полбанки растворимого кофе. Она зажгла плиту, поставила чайник.
Кухня более соответствовала Алене. Может быть, она больше времени проводила здесь. Одна из стен была увешана разрисованными под народное творчество досками и досочками для резки хлеба. На полке над столом и холодильником стояли гжельские сосуды и чайники, кастрюли были стальными китайскими, видно, недавно купила – Лидочка сама видела такие в магазине у Тишинского рынка, но, пока рассуждала, купить или нет, их уже разобрали. Из-под приемника, стоявшего на столе, выглядывал уголок записки. Лидочка потянула за угол. На бумажке было написано: «Приду в шесть. В холодильнике котлеты. И огурец». И подпись: «Ал.»
Наверное, эту записку она оставила Олегу. Вряд ли Сонечке стоило писать о котлетах.
Лидочка открыла холодильник, заглянула в него. Он был почти пуст, если не считать пакета молока, куска масла, трех яиц и банки майонеза. Из такого набора предметов не сделаешь вывод, собиралась ли хозяйка квартиры покончить с собой или жить дальше. Или собиралась жить, а потом передумала.
Татьяна возилась в комнате, выдвигала ящики комода.
Движимая любопытством, Лидочка вошла в комнату.
– Я вам не помешаю?
– Заходи, заходи, – откликнулась Татьяна. – Нет никаких гарантий, что самое ценное не утащили милиционеры. Ты же знаешь моральный уровень этих людей.
– У них разный моральный уровень, – осторожно ответила Лидочка.
– Конечно, тебе понравился этот смазливый лейтенант, – заметила Татьяна.
– Вряд ли.
– Интересно он говорит о Сонькином сообщнике. Но кто мешал ей без всякого сообщника вытащить все Аленкины драгоценности и унести их в кармане?
– А у Алены было много драгоценностей? – с сомнением спросила Лидочка. Она уже была убеждена в том, что ни Алена, ни ее мать не были состоятельными людьми и были лишены возможности когда-нибудь разбогатеть. И по даче, и по квартире было видно, насколько обе смирились со своим жизненным поражением.
– Ей их дарили, – сообщила Татьяна.
– Может быть, у вас идеализированное представление о ее поклонниках.
– Аленка бывала сказочно хороша. Мужики падали и умирали у ее ног. И это были неординарные люди. Но если что и оставалось, то Сонька знала об этом куда лучше меня. Ведь я не интересовалась Аленкиными драгоценностями.
– Лучше думать, что их не было. Иначе бы она купила вместо них новые зимние сапоги.
– Ты уже подсмотрела? – Татьяна была недовольна.
Она плюхнулась на тахту и стала оглядываться. Потом осуждающе сказала:
– Ни одной новой вещи. Ни одной.
Говоря так, она как бы признавала допустимость Лидочкиной правоты. Они помолчали. Лидочка ждала в дверях, ведущих в коридор, в прихожую и на кухню. Татьяна сидела на тахте. Засвистел чайник, призывая Лидочку. Татьяна крикнула из комнаты:
– Я боюсь, что похороны обойдутся сегодня в дикие деньги. Ты не знаешь, сколько сейчас стоит достойно похоронить человека?
– Соня обещала поговорить в институте. Я думаю, что там должны помочь.
– Хорошо бы…
Татьяна постепенно смирялась с тем, что дочь ее так и не разбогатела.
Пока Лидочка собирала на стол, чувствуя себя неловко в чужом доме, потому что распоряжалась на кухне без разрешения хозяйки, которого уже никогда не получит, из комнаты не доносилось ни звука. Лидочка заглянула в комнату, чтобы позвать ее, полагая, что Татьяна продолжает раскопки, но оказалось, что она так и осталась сидеть на тахте, лишь опустила голову на толстые, распирающие рукава руки и тихо плачет. На самом деле плачет, не на публику и не для того, чтобы ее пожалели. Просто у нее дочка умерла…
Лидочка вернулась на кухню.
Глупая надежда на счастливую находку, вопреки всем соображениям разума, заставила ее обойти небольшую кухню, заглядывая на полки и отодвигая банки с чаем и солью. Конечно, так не положено делать и с точки зрения следствия, и по законам порядочности. Но Лидочке ничего не было нужно, кроме собственных вещей… Значит, шкатулка стояла на комоде, Шустов вычислил это по пятну на его пыльной поверхности. Кто-то взял эту шкатулку. По словам Шустова, Соня этого сделать не могла, потому что сразу вызвала «Скорую помощь» и ждала милицию. Соня утверждает, что шкатулка стояла, по крайней мере, тогда, когда Соня там была в последний раз. Но уверена ли она в этом? А что, если Алена подарила шкатулку своему другу на день рождения?
Пока Лидочка размышляла, руки помимо воли совершали нескромные движения – они передвигали коробки и пакеты, даже приоткрывали некоторые из них. В большой потертой коробке из-под индийского чая оказались бумаги – какие-то квитанции и счета. К археологии они явно отношения не имели, так что Лидочка не стала их и разглядывать.
Она услышала движение в соседней комнате. Пошла навстречу Татьяне Иосифовне, которая тяжело вплыла на кухню и опустилась на табуретку.
– Ну, где твой кофе? – спросила она. Глаза у нее были красные, щеки плохо вытерты от слез. – Давай, самое время подкрепиться.
Лидочка разлила кипяток по чашкам. Такое чувство, словно она это уже делала… но это потому, что она недавно готовила кофе у себя на кухне.
– Вот мы и остались одни, – сказала Татьяна. – Даже поссориться не с кем… Ведь ссоримся мы чаще всего с людьми, которые нам небезразличны. С чужими ругаемся, собачимся, деремся, сражаемся… а в ссоре есть нечто интимное.
Лидочке захотелось разглядеть комод, где стояла шкатулка.
Как будто услышав ее мысли, Татьяна попросила ее принести из комнаты сумочку, чтобы достать оттуда платок.
Лидочка прошла в комнату, схватила с дивана сумку и тут же обернулась к комоду. Комод был старинный, красного дерева, полированный, но, конечно, весь в морщинках царапин. Он был невысок, до пояса, чуть изогнут, и три его больших ящика были украшены изысканными позолоченными ручками-петлями, чтобы удобнее выдвигать.
Лейтенант оказался прав. Если чуть склонить голову, то сразу увидишь, что точно по центру комода есть пятно чистого дерева, от него тянутся в стороны две полоски – Лида догадалась: лейтенант провел пальцем, чтобы выяснить, прав ли он. Но почему лейтенанту захотелось присмотреться к комоду? Ведь так, без особой нужды, к нему не подойдешь и не станешь вглядываться, стояло что-то на нем или нет.
И тут Лидочка сообразила, что же подвигнуло лейтенанта на исследование комода – сбоку грудой лежали мелкие вещи, так или иначе связанные с рукоделием – пуговицы, катушки ниток, крючки и так далее. И было очевидно, что некто в спешке вывалил их на комод так, что несколько пуговиц упало на пол – эта неправильность интерьера и привлекла внимание Шустова. Увидев груду мелочей, он предположил, что их вывалили из какой-то коробки и потому внимательно присмотрелся к комоду. И увидел прямоугольник, чистый от пыли. Все просто и понятно. Решив свою задачку, лейтенант занялся иными делами, но Лидочка, в отличие от него, узнав, что на комоде стояла ее шкатулка, оказалась перед совершенно неразрешимой задачей – куда двигаться дальше? Где искать концы?
Она вернулась на кухню и сказала Татьяне: