Страница 16 из 50
Ну что мне оставалось делать?
– Аркаша, – сказал я, – неужели я так изменился? Я же твой брат двоюродный, тети Зины сын. Ты что, протри глаза! Я же тебе письмо посылал и телеграмму.
Разум медленно освещал глаза кузена.
– А сколько времени? – спросил он.
– Скоро семь. Я с поезда. Немного погулял, а потом решил – досплю уж у тебя.
В дверях комнаты появилась молодая женщина, высокая, широкоплечая, у нее были медовые волосы – не назовешь рыжими, но и не блондинка. Волосы были распущены, покрывали плечи халата. Она стояла босиком.
– Это... – сказал неуверенно кузен, – Гарик.
– Какой еще Гарик? – спросила женщина. – Откуда в семь утра Гарики ходят?
Даже в полумраке маленькой прихожей было видно, что у женщины очень белая кожа, какая бывает у рыжих.
– Гарик! – более уверенно произнес мой кузен. – Ты чего здесь стоишь, заходи на кухню. У меня в комнате не убрано.
– Спасибо. – Я прошел на кухню. Кухня была махонькой, половину занимал стол с остатками вчерашней трапезы.
– У меня тут ребята были, – сказал Аркадий. – Друзья, понимаешь? А потом, когда убираться?
– Ты Гарик или Алик? – спросила женщина. Она была пьяной. Словно не спала ночью, она хранила в себе выпивку, а Аркадий спал, вот и получился мрачным, сонным, но трезвым.
– Погоди, Ритка, – сказал Аркадий. – И без тебя тошно.
– Со мной тошнее? Недоволен? Да я с тобой время трачу, потому что в этой дыре никого лучше не найдешь.
Аркадий только отмахнулся.
– Ты подожди на кухне, – сказал он, – я оденусь.
– А ты меня познакомишь? – спросила Рита, которая ушла в комнату за кузеном. Оттуда мне все было слышно.
– Брат мой, – сказал Аркадий. – Двоюродный.
– А почему раньше не говорил?
– А чего тебе отчитываться?
– А он далеко был?
– Слушай, Ритка, заткнись. Хоть джинсы натяни, далеко он был, далеко, понимаешь?
– Так бы и говорил.
Я стоял на кухне, бутылка была не допита и не закупорена. Значит, они сильно были пьяные, когда пошли спать. Русский человек пробку всегда завернет, чтобы не выдыхалось.
Голоса из комнаты стали невнятными, они там заговорили вполголоса, не хотели, чтобы я слышал. Я подошел к окну. Пространство между домами было вытоптано, деревья какие-то недокормленные – а странно, ведь край здесь лесной. Цепочкой пробежали бродячие собаки. В доме напротив открылось окно – на кухне возилась хозяйка. В ванной шумела вода.
– Теперь познакомимся, – сказала Рита за моей спиной. Я обернулся. Она была в свитере и джинсах. Волосы были убраны назад, но выбивались и падали волнистыми прядями на щеки. По белой коже были рассеяны веснушки, они густели к переносице. Вообще-то лицо у нее было веселое, нормальное, приятное лицо.
– Я блудный брат, – сказал я. – Зовут Юрием, иногда Гариком.
– А я вас буду звать Гошей, – сказала Рита.
– Как хотите. Только мне это имя не нравится.
– Почему?
– Получается толстый мальчик в очках и говорит писклявым голосом.
– Жалко, – сказала Рита. – У меня парень был, давно еще, в юности, он в баскет играл. Гоша Арзуманян.
– Я не возражаю, – повторил я.
– Ну я пошла, – сказала Рита. – Мне на работу пора. Вы сами за собой ухаживайте.
– Что-то рано у вас работа начинается, – сказал я.
– Какая есть.
Она сняла с вешалки куртку из искусственной кожи. Накинула ее и ушла, больше не сказав ни слова.
Она как раз вышла из подъезда и обернулась. Увидела меня в окне и подняла руку, прощаясь.
Из ванной вышел Аркадий. Он был аккуратно причесан, побрит, в чистой рубашке. С отвращением поглядел на стол. Говоря со мной, он принялся убирать посуду со стола и складывать в мойку, а бутылки, консервные банки, пустые баллоны из-под пепси кидал в ведро.
– Чего им надо? – спросил Аркадий. – Мне сказали – приедет человек. Братишка. Но больше ни слова – конспираторы.
– Я хочу пожить у вас немного.
– Где здесь жить? Они что, забыли, что у нас одна комната?
– Я ваш двоюродный брат, – сказал я.
– Знаю, мне сообщили. Когда мать дома, я на раскладушке сплю.
– Тогда давайте подумаем, – сказал я, – как нам лучше поступить. Ведь если я стану устраиваться в гостиницу, об этом все узнают. Это странно – приехал к брату, живет в гостинице.
– Да, неестественно.
– Я не хочу, чтобы все сорвалось из-за пустяка. И может быть, будем привыкать обращаться друг к другу на «ты»? А то еще глупее будет.
– Хорошо, значит, ты – Гарик?
– Да, Гарик, сын тети Зины.
– Хорошо, что мои в деревне.
– Иначе дядя Миша придумал бы другую версию, – предположил я.
– А ты надолго?
– По расчетам дяди Миши – на две недели.
– Я с Риткой поговорю, – сказал Аркадий. – Может, я у нее эти дни поживу. Перекантуюсь как-нибудь.
– Как знаешь. Мне нужно только, чтобы мой приезд и моя встреча с тобой ни у кого, ни у одной живой души не вызвали подозрений.
– А кого опасаешься?
– Не знаю – значит, всех.
– А что я о тебе знаю?
На столе было чисто, Аркадий вытер пластик мокрой тряпкой, поставил чайник, вымытые чашки, достал с полки завернутый в пластиковый мешок батон и порезал его на тарелку.
– Ты голодный? – спросил он, не дав мне ответить на предыдущий вопрос.
– Спасибо, не голодный.
– Сейчас скажешь, что в поезде тебе завтрак давали.
– Я из дома взял, – соврал я.
Аркадий открыл масленку, порезал колбасы.
– Ладно, рассказывай теперь, что я о тебе должен знать. А то получается, как в шпионском романе. Ты обо мне знаешь все, а я – ничего.
– Меньше будешь знать, меньше проболтаешься, – нетактично ответил я.
– Так дело не пойдет, – сказал Аркадий. Он ждал, что отступлю, иначе получалось как-то не по-людски.
Лицо у него было нерусское: большой хрящеватый, туго обтянутый кожей нос, острые скулы, глаза в глубоких впадинах, под черными бровями. Такое лицо обычнее встретить где-то в Испании. Недоброе лицо, но красивое.
– Я вкратце расскажу? – спросил я.
– Только вкратце. А то я из-за тебя не выспался. – Все ему было неладно.
Я рассказал о том, как было уговорено с дядей Мишей. Здесь слово «полковник» забылось – осталось «дядя».
– Мне нужно будет познакомиться с ребятами, которые служили в Чечне. Афганцы тоже подойдут, но они для меня староваты. У вас есть отделение «Союза ветеранов – XX век»?
– Я от этого далек, – сказал он. – Я не служил.
– Ты не слыхал – среди твоих знакомых никто в Абхазии не бывал?
– Ты имеешь в виду отдых или что?
– Нет, войну.
– А чего там делать?
– Некоторые воевали. Как наемники.
– Дурачье везде найдется.
– Значит, не знаешь?
– У нас один парень на фабрике в Приднестровье воевал. Только за кого – не знаю. Он себя казаком называет.
– Вот он мне и нужен. Познакомишь?
– Не пойдет. Он меня на дух не выносит. Я про этих воителей ему как-то сказал, что думал.
– И что?
– Хотели меня наказать. Но, к счастью, за мной ребята из моего цеха шли. Вот и сбежали твои казачки.
– Это не мои казачки.
– Так что же ты с ними в Абхазии делал?
Он налил мне чаю и подвинул по клеенке бутерброд.
– Давай договоримся, – сказал я миролюбиво. – У тебя какое отношение к дяде Мише? Ты ему доверяешь?
– Я ему обязан, – ответил Аркадий, не глядя на меня.
– Я спросил – доверяешь?
– У меня нет другого выхода, – сказал Аркадий. – Я ему обязан.
– Допустим, что все же доверяешь. И тогда постарайся доверять мне. Где я был, где я не был – не твое дело. Но если я был, то выполнял задание. И здесь тоже выполняю задание. Я думаю, что мы с тобой по одну сторону баррикады, если тебе это что-нибудь говорит.
– Значит, тебе надо внедриться к ветеранам?
– Значит, так.
– Только этот казачок из Приднестровья как узнает, что ты мой двоюродный, тебя сильно не полюбит.
– Это мои проблемы. Ты мне только его покажи... И подумай, пожалуйста, может быть, есть кто-то еще. Ну чтобы не был к тебе враждебен. Просто ветеран. Должны же здесь быть ребята, которые служили в «горячих точках».