Страница 50 из 50
Коршун велел Золотухе оставаться в канаве, а сам побежал к завалам санатория – там уже сидели, затаились за бревнами камнеметчики. Откуда-то справа донесся нестройный крик – там началась рукопашная. Что-то слишком рано для боя – кто там? Третий батальон? Ну ничего, отобьются, у них потери не такие, как у нас. Один из солдат вдруг охнул и свалился в канаву. Хвост стрелы торчал из прорези для глаз. У ублюдков были хорошие лучники. Тут же начали отстреливаться наши. Коршун видел, присев в канаве, как солдаты натягивали тетиву, прицеливались, и стрелы со свистом уходили прочь.
Отправив Золотуху обратно, Коршун побежал, пригибаясь, по канаве вправо к развалинам санатория, где засели камнеметчики.
Они умело залегли среди бревен – конечно, было бы лучше зайти еще дальше во фланг ублюдкам, но камнеметчики не смели углубиться в дебри санатория.
Отсюда, сквозь груды палок и сухих ветвей, был виден широкий овраг, по которому продвигались к нашим позициям ублюдки. Командир полка был прав – основной удар они решили нанести оттуда, расколов пополам позиции дивизии. Коршун приказал легкораненому стрелку бежать в штаб полка с запиской командиру – сюда немедленно требовалось подкрепление. Коршуну долго не продержаться с несколькими арбалетчиками и камнеметчиками, которых привел Золотуха. А ведь за спиной открытое пространство – можно дойти до самого госпиталя.
Ублюдки перебегали и затаивались за камнями и пускали стрелы в сторону позиции Коршуна. Некоторое время их сдерживали арбалетчики, но, когда враги приблизились к канаве, Коршун пустил в дело последний резерв – камнеметчиков. Они настроили свои пращи – как по команде все четверо приподнялись и метнули округлые камни, – и каждый нашел свою жертву. Камнеметчики были особым от остального войска братством – все у них, от специально обточенных камней до жил, из которых изготавливали пращи, требовало знаний, школы и тайны.
Из оврага донеслись крики – камни камнеметчиков пробивали шлемы и бронежилеты.
– Отбегай! – приказал Коршун. – В завал.
Камнеметчики нехотя поднялись и затрусили следом за Коршуном. Он лучше их знал, что сейчас начнется, потому что видел, во сколько раз ублюдки превосходят их числом и снаряжением. Ему непонятно было: неужели в полку не знают о том, что происходит на его фланге? Или они действуют по каким-то планам, недоступным простому лейтенанту.
Он вовремя увел камнеметчиков. На то место, где они только что прятались, обрушился град стрел и камней.
– Теперь возвращайтесь и дайте еще один залп. Надо показать, что нас много. Если удастся выстрелить по два раза, то представлю к награде. А потом – снова в укрытие. Ясно?
Камнеметчики не отвечали, они поставили и примеряли к пращам округленные, смертельно равнодушные камни.
Коршун скатился в канаву к своему бывшему взводу. Несмотря на то что Золотуха отдал ему еще нескольких человек с других траншей, здесь дела шли хуже некуда. Несколько раненых лежало на дне канавы. Если стрела попала в руку или ногу – не страшно, но раны в живот и в глаз были смертельными – наконечники стрел у этих подонков зазубрены, и если начнешь тащить стрелу, то вытащишь все кишки.
В иное время Коршун приказал бы запасным солдатам оттащить раненых в лазарет. Но сейчас людей не хватало. И это было плохо, потому что, когда стрелок боится получить рану и тем более понимает, что некому оттащить его до лазарета, он робеет и уже готов сам покинуть позиции.
Коршун пошел на риск. Он сам осмотрел раненых, лежавших на дне канавы.
– Сейчас, – обещал он, – мы отведем в лазарет самых тяжелых. Кто сможет, пойдет сам. Но без моего приказа позицию не оставлять. Мы с вами должны потерпеть – я добегу до правого фланга к камнеметчикам, оттуда виднее, что нам грозит.
Посланный в штаб не возвращался, от Золотухи тоже не было вестей.
Коршун под внимательными и тревожными взглядами раненых, пробежал, пригибаясь, к руинам санатория.
Там осталось всего двое камнеметчиков. Еще один был убит, один ранен в руку и не мог стрелять.
– Мы уходим, – сказал один из двоих здоровых. – Они нас везде достают. Это бойня.
– Погоди, – попросил Коршун. Он не мог им приказать. Он понимал, что умирать никому не хочется. – Дай я посмотрю, что там творится.
У Коршуна не было надежного наблюдательного пункта в центре позиции. Отсюда, с фланга, он хоть мог увидеть, что происходит в овраге.
Он все еще рассчитывал на суеверие ублюдков, которое не позволит им идти через территорию санатория, так что точка, с которой он смотрел на овраг, была фактически крайней на всей линии боя.
Он осторожно просунул голову сквозь деревяшки и сухие ветки, и то, что он увидел, его испугало – такого он не ожидал.
Овраг буквально кишел вражескими солдатами – тут их было не меньше батальона. Первые ряды несли перед собой овальные щиты, надежно защищавшие от стрел. Сколько раз Коршун требовал, сначала от Шундарая, а потом от Дыбы, чтобы ускорили поставку щитов для их роты из города. А там все обещали, но ничего не делали. А перед щитами камнеметчики были бессильны.
Вперед вышел командир наступающей колонны.
– Дай сюда скорее. – Коршун протянул руку к камнеметчику.
Тот понял, но спросил:
– А я как же?
– Берите вашего раненого и бегите в канаву к остальным. Здесь вам уже делать нечего.
– А праща?
– Ну если ты такой мастер, – озлился Коршун, – то сам и стреляй.
– И выстрелю! – сказал камнеметчик и подполз к Коршуну. Но увиденное испугало его настолько, что он прошептал: – Бери пращу, командир, потом отдашь.
Он скатился вниз в ложбину, где лежал их раненый, и они втроем поспешили прочь, к канаве, хотя Коршун подозревал, что в канаве они не остановятся, а пойдут еще дальше в тыл.
Разглядывая командира ублюдков, который неразборчиво выкрикивал команды, Коршун догадался – если, правда, он правильно догадался, – что его комполка решил пропустить колонну ублюдков, пожертвовав ротой Коршуна, а затем отрезать ее ударами с двух сторон. Но в то же время Коршун далеко не был уверен в своей правоте, потому что в развалины санатория солдаты могут не сунуться.
«Я не имею права на такие упаднические мысли, – сказал себе Коршун. – Мы отдаем свою жизнь за спасение города от ублюдков, это наш долг. И пускай я умру...»
И пока он повторял про себя эту молитву солдата, рука его отошла назад – он умел обращаться с пращой не хуже камнеметчика.
Он не надеялся на успех – в планы Коршуна входило лишь желание внести смятение в боевые порядки врагов и выиграть немного времени.
Наконец движение внутри колонны противника закончилось. Солдаты со щитами оказались спереди и по бокам колонны, как в римской фаланге.
Офицер поднял руку, приказывая этой непробиваемой «свинье» двинуться вперед.
Сам же повернулся, чтобы войти внутрь фаланги, для чего два солдата в первом ряду чуть раздались в стороны.
И в этот момент Коршун кинул камень из пращи, вложив в этот бросок всю силу. Он должен был попасть!
Спереди офицер был закован в латы, но сзади была лишь кожаная куртка.
Камень – тяжелый, круглый – ударил в основание шеи.
Офицер захрипел и упал лицом вперед как раз в щель между щитами, куда он намеревался шагнуть.
Убедившись, что цель поражена, Коршун скатился в низину, пробежал до канавы.
Но там никого не было, кроме трех мертвых солдат и одного, раненного в живот и потому безнадежного.
– Добей меня! – закричал он Коршуну. – Добей меня. Эти гады меня бросили.
– Где они? – крикнул Коршун.
– Добей меня!
Коршун подчинился этому требовательному крику. Он шагнул к раненому, тот слабыми руками постарался разорвать ворот кожаной рубахи, чтобы Коршун убил его сразу. А тот крикнул:
– Руки убери, дурак! Руки убери, а то пальцы отрублю.
Солдат испугался, что Коршун попадет ему по пальцам, и отпустил руки.
Коршун коротко рубанул по шее, и голова откатилась на недосказанном последнем слове – только рот остался полуоткрытым.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.