Страница 10 из 30
Теперь у нее даже для себя никаких оправданий не оставалось. Впереди было самое трудное: пересилить свою робость и пойти на прослушивание к директору императорских театров. Дело уже близилось к вечеру, когда она вышла из дома и, остановив наемный экипаж, попросила отвезти ее на Екатерининскую набережную. Доехав до здания дирекции, Юленька расплатилась с извозчиком и решительно направилась к дверям. На входе ее остановил швейцар.
- Вы к кому, барышня? - преградил он ей путь.
- Я на прослушивание к Александру Михайловичу Гедеонову. Мне назначено, - солгала она, надменно глядя на здоровенного детину в дверях.
Видимо, что-то в ее взгляде заставило поверить ей, и, отступив от двери, швейцар с поклоном пропустил ее внутрь. Юля уже почти дошла до лестницы, когда услышала у себя за спиной:
- Второй этаж, сударыня, по коридору направо.
Выдохнув с облегчением, она ускорила шаг и едва ли не бегом взлетела по лестнице. Найдя нужную дверь, девушка постучала.
- Войдите! – раздался раздраженный мужской голос.
Юля вошла в богатый кабинет и остановилась на пороге.
- Кто Вы и по какому вопросу? – довольно бесцеремонно спросил ее весьма представительный мужчина с густыми бакенбардами.
- Меня зовут Юлия Львовна Кошелева, и я пришла на прослушивание, - стараясь не отвести глаз под пристальным взглядом незнакомца, выпалила Юленька на одном дыхании и подошла ближе к массивному письменному столу.
– Вам назначено? – нахмурился Гедеонов. - У Вас есть рекомендации? Вы уже где-то играли или пели?
- Я пришла сама, у меня нет рекомендаций, - уже тише ответила Юля. – И я нигде не играла, а пела разве что на домашних музыкальных вечерах.
-Что?! – навалился на стол Гедеонов. – Сударыня, Вы не перепутали меня с провинциальным антрепренером, явившись сюда без рекомендаций и записи, наслушавшись матушкиных или чьих там еще комплиментов?!
Девушка в ужасе попятилась, но в дверь снова постучали, и она посторонилась, чтобы ее ненароком не зашибли.
- Войдите! - резко бросил ее визави.
На пороге предстал довольно привлекательный молодой человек.
- А, это Вы, Аристарх Павлович, - смягчился Гедеонов. – А что, mademoiselle Ла Фонтейн уже объявилась?
- Никак нет, Ваше превосходительство, - ответил вошедший, - хотя экипаж за ней послали еще два часа назад.
- Черт знает, что творится! – воскликнул он, грохнув по столу кулаком. – Я пообещал графу Радзинскому, что Элен будет петь у него сегодня, и уже опаздываю на вечер! Элен нет, зато пришла какая-то самозванка на прослушивание без записи и морочит мне голову!
После этих слов Александр Михайлович внимательно посмотрел на скромно спрятавшуюся за спиной его помощника девушку.
- Какой у Вас голос?
- Сопрано.
- Mademoiselle, я оказался в безвыходном положении, - после некоторых раздумий заговорил Гедеонов. - Меня с mademoiselle Ла Фонтейн ждут на частном музыкальном вечере, и я обещал, что она там будет петь. Вы знаете «Соловья» Алябьева?
- Да, знаю, - расправила плечи девушка.
- Это коронный номер Элен. Вы обязательно должны исполнить «Соловья», остальное – разумеется, если Вас попросят, - на Ваш выбор. Считайте, что у Вас появился шанс: если Вы не осрамитесь, я приму Вас в труппу.
- Благодарю Вас, Ваше превосходительство, - расцвела улыбкой Юля. – Я сделаю все возможное…
- Полно, - махнул рукой Гедеонов. – Аристарх Павлович, проводите барышню к Елизавете Андреевне, пусть подберет ей что-нибудь более подходящее, - скривился он при виде довольно поношенного плаща и мятого платья под ним.
Елизавета Андреевна, помощник главного костюмера, оказалась довольно приятной пухленькой женщиной лет тридцати пяти. Оглядев девушку с ног до головы, она принесла из гардероба яркое красное платье с довольно смелым декольте.
- Если уж Ваш голос не покорит их, - рассмеялась она, глянув на совершенно растерявшуюся девушку, - тогда это платье, несомненно, отвлечет.
Через полчаса Юля, глянув на свое отражение в зеркале, залилась смущенным румянцем. Особа, смотревшая на нее из зеркала, менее всего походила на невинную девушку - она скорее напоминала весьма искушенную кокотку. Фальшивые бриллианты в ушах и на шее выглядели чересчур вызывающе. Темные локоны Юли костюмерша зачесала высоко наверх и, закрепив гребнями, оставила спадать струящимся водопадом на изящную спину.
- А Вам не кажется, что мне это платье как-то не по возрасту? – робко спросила она, поправляяя чуть великоватые, а потому постоянно сползающие перчатки.
- Но, право, не в платье же дебютантки Вас обрядить?! Не сутультесь, сударыня! Расправьте плечи и помните: от Вашего сегодняшнего выступления зависит Ваше будущее! – ласково напутствовала она девушку, подталкивая к двери и накидывая ей на плечи алый бархатный плащ с подкладкой из белого шелка.
Александр Михайлович ожидал свою новую протеже уже сидя в экипаже. Аристарх Павлович, увидев Юлю, как-то странно посмотрел на нее, но проводил на улицу и помог подняться на подножку. Карета тронулась, унося Юленьку в неведомую ночную жизнь великосветского Петербурга. Сердце сжималось от страха. Ей казалось, что она не сможет взять ни единой ноты, и непременно провалится. Но ей не пришлось терзаться этими страхами слишком долго - вскоре экипаж остановился, и, выйдя из него, Гедеонов подал руку своей спутнице.
Никогда еще в своей жизни она не видела столь блестящего собрания. Наряды дам пленяли многоцветьем, от блеска настоящих драгоценностей слепило глаза. Бальный зал поражал своим великолепием и роскошью отделки. Отдав свой и ее плащ подбежавшему лакею, Александр Михайлович взял ее под руку и ободряюще похлопал по затянутому в шелковую перчатку тонкому запястью.
- Смелее, милочка! Я вижу, Вы совсем оробели. Не волнуйтесь, петь сходу Вас никто не заставит! Осмотритесь пока, но от меня не отходите, - тихо произнес он ей на ухо.
Юля нашла в себе силы, только кивнуть головой. Навстречу им спешил хозяин дома.
- Ну, наконец-то, Александр Михайлович! Мы уж заждались, - обратился он к Гедеонову - А где же mademoiselle Ла Фонтейн? Я обещал гостям приятный музыкальный вечер…
- Илья Сергеевич, разрешите Вам первому представить юное дарование, - улыбнулся Гедеонов, - mademoiselle Анну Быстрицкую. Уверяю Вас, от ее пения все Ваши гости будут в полном восторге.
- Ну, что же, - повернулся к ней Радзинский, - если Вы готовы, mademoiselle, то прошу Вас, - указал он рукой в сторону рояля.
- А кто будет аккомпанировать, Ваше сиятельство? – растерялась Юленька.
- Об этом не беспокойтесь, сударыня. Все музыканты давно на своих местах, – ответил граф.
Сглотнув ком в горле, Юля направилась к роялю. Приглашенные расступались перед ней, поглядывая на нее с нескрываемым интересом и без стеснения комментируя ее появление.
- Comme c'est intéressant! Quelque chose de nouveau. (Как интересно! Что-то новое), - услышала она слева от себя женский голос.
- Tu crois qu'elle peut surpassent mademoiselle La Fontaine? (Думаете, она сможет затмить mademoiselle Ла Фонтейн?)
- Mais de toute façon, très attrayant. (Но, во всяком случае, весьма недурна собой), - заметил мужской баритон.
На подгибающихся ногах Юля подошла к роялю и застыла, повернувшись к гостям Радзинских. Гедеонов выступил вперед и поднял руку, прося тишины.
- Господа, разрешите мне представить Вашему вниманию открытие этого театрального сезона mademoiselle Анну Быстрицкую!
Пожилой мужчина в черном фраке сел за рояль и обратился к ней.
- Что будете петь, mademoiselle?
- «Соловей» Алябьева, - прошептала Юля и увидела, как лицо аккомпаниатора вытягивается от удивления.
- Смелый выбор! – покачал он головой и замер в ожидании знака от Юли.
Вздохнув поглубже, чтобы успокоиться, она чуть кивнула ему, и зазвучало вступление.
Юля знала, что в концертном исполнении, в отличие от домашнего, поют обычно слова только одного куплета, демонстрируя во втором куплете вариации и колоратуру, но сейчас она почему-то вспомнила, как слушала соловья у себя в Кузьминках и вздыхала о Павле Шеховском, и решилась петь второй куплет со словами, искренне надеясь, что аккомпаниатор ее поймет и поддержит. Перенесясь душой домой, она запела: