Покорение

Это была ужасная ложь, и донья Матильда почувствовала себя неловко, но не могла же она сказать этой девушке правду о ее женихе. Дело в том, что Хуан Энрике приводил в ужас всех родственников и знакомых, в чьих родовых поместьях он когда-либо был принят. Матильда Хосефа могла бы порассказать многое о распрекрасном женихе Кармен. Однажды в детстве он поджег хвост дворовому коту и животное в ужасе пронеслось по конюшне и по стойлам, все поджигая на своем пути. Находчивый конюх выплеснул на бедное животное ведро воды, но кот все равно погиб.

В другой раз Хуан Энрике уговорил простоватого соседского мальчишку покататься в бочке по дороге и уже собирался скатить его с моста к реку — слава Богу, подоспел старший брат Хуана и остановил проказника.

А позже… Хорошо, что семье удалось замять дело с его сводной сестрой и их незаконорожденным ребенком!

Матильда Хосефа догадывалась, что большая часть денег поступает к Хуану Энрике не от ртутных рудников и соляных копей, а из фамильных сундуков. Старый гранд до сих пор посылает деньги своему непутевому сыну, лишь бы он не возвращался в Испанию. Что ж, неплохая сделка — усмехнулась про себя донья Матильда.

О, да! Она могла бы рассказать этой молодой женщине пару-другую историй из жизни человека, за которого та собиралась выйти замуж. Донья Матильда задумчиво прикрыла глаза — и вздохнула. Нет, не надо… Лучше ничего не рассказывать. В течение многих месяцев, пока длилось их путешествие, она заботилась о Карменсите (такое уменьшительное имя она дала своей юной спутнице). Своевольная и упрямая, Карменсита тем не менее всегда думала о том, чтобы ее дуэнья была сыта и хорошо устроена. Матильда Хосефа очень ценила это и была склонна оправдывать некоторую импульсивность своей подопечной юной пылкостью чувств. Ей не хотелось думать, как жизнь с Хуаном Энрике может изменить эту пылкую душу. Оставалось надеяться на то, что он, повзрослев, стал более сдержанным в своих поступках и более внимательным к окружающим. Матильда Хосефа с сомнением вздохнула и стала смотреть на пустыню.

Обстоятельства сложились так, что донье Матильде некуда было податься в Севилье. Несчастную сводную сестру Хосе Энрике, у которой она также была дуэньей и в которой души не чаяла, поселили в маленьком деревенском домике, подальше от фамильных владений, но Матильда Хосефа не пожелала разделить с нею пожизненное заключение. Поэтому пришлось искать себе другое место.

Да, если бы Карменсита знала, за кого выходит замуж, она повернула бы обратно свою повозку. Донья Матильда достаточно хорошо узнала свою подопечную, чтобы понять ее ум и доброту. Пусть она своевольна и импульсивна, но именно эти черты ее характера в сочетании с независимостью суждений, возможно, приведут к тому, что познакомившись поближе с Хосе Энрике, она откажется от брака с этим человеком, брака, который придумал для нее глупый дядюшка. И Матильда Хосефа знала, что когда наступит такой момент, она не оставит свою питомицу, даже если им придется с позором покинуть Санта Фе. Потому что лучше позор, чем видеть, как эта чистая душа будет растоптана таким подонком, как Хуан Энрике.

Матильда Хосефа закашлялась от пыли, которую взбили копыта проскакавшей мимо гнедой лошади.

Кармен замерла. Ее глаза заметили всадника, прямо сидевшего в высоком седле.

— Это опять он, — пробормотала она.

— Кто? — выглянула из повозки ее спутница.

Кармен вспыхнула. Она не подумала, что ее услышат. Она сделала вид, что мурлычет песенку, надеясь провести свою дуэнью.

Но любопытство старшей женщины уже было возбуждено. Ее блестящие черные глаза пристально смотрели вслед проскакавшему всаднику. Она увидела широкие плечи, тонкий стан, длинные ноги. Черные волосы выбились из-под испанского шлема.

— Кто? — снова спросила она. — Этот солдат?

Ее острый нос высунулся далеко из повозки.

Кармен вздохнула. Врать ей не хотелось, но не хотелось и рассказывать донье Матильде, что мужчина, проскакавший сейчас на лошади, спас ее как-то ночью в Эль Пасо дель Норте. Дуэнья придет в ужас, узнав, что ее юная подопечная бродила ночью одна по городу.

Присутствие этого человека в караване очень беспокоило Кармен, напоминая о ее безрассудном поведении.

Какая-то таинственная связь возникла между ними. Однажды утром, убирая постель, Кармен почувствовала, что у нее шевелятся волосы на затылке. Она обернулась и увидела, что он наблюдает за ней. Он сидел верхом на своем гнедом жеребце, и его лицо было спокойно и бесстрастно. Рассерженная Кармен сдвинула брови и надменно, как и следует знатной даме, посмотрела на него — пусть только попробует что-нибудь сказать! Он продолжал смотреть на нее, а она от волнения никак не могла сложить одеяло. Его каменное лицо ничего не выражало, но когда он отъехал, она почувствовала странное разочарование, как будто она готовилась к поединку, а ее противник не принял вызов. Она должна была признаться себе, что ледяной блеск его голубых глаз и их пристальный взгляд взволновали ее. С тех пор она ловила себя на том, что в течение дня постоянно следит за ним, но не могла понять, что движет ею: влечение, чувство вины, любопытство или гнев.

Донья Матильда втянула свой нос обратно в повозку и теперь внимательно изучала лицо своей юной спутницы. Итак, почему Карменсита вспыхнула, а глаза ее заблестели и оживились?

Острый взгляд дуэньи задумчиво последовал за всадником на гнедом жеребце.

Глава 5

Пума ехал в конце каравана, тонкая повязка прикрывала его нос и рот от красной пыли. Скоро они будут в стране апачей. И тогда пути его и этих испанских захватчиков разойдутся.

Какое долгое, странное путешествие выпало на его долю, как давно он покинул родной край. Теперь он чувствовал себя старше, мудрее, сильнее, чем раньше, когда он жил со своим народом.

Все началось с того, что его продали в рабство. Если бы у него был нож, он перерезал бы веревки и бежал к своим. Когда команчи, всегда враждовавшие с его народом, увезли его на юг и продали испанцам, Пума не знал, как быть — смириться или сойти с ума от горя. Его на цепи, как дикое животное, привели в Мехико и бросили в тюрьму. Что хотели с ним сделать, неизвестно. Но когда он убил испанского солдата, вернее лейтенанта, — не имеет значения — в общем, этого Мартинеса, испанцы хотели его повесить.

Лейтенант Мартинес допустил роковую ошибку, попытавшись бить Пуму. Жестокий по натуре, лейтенант любил избивать заключенных, от их родственников он требовал дорогих подарков за право посещения. Если жена или дочь заключенного были красивы, он нагло предлагал им переспать с ним. Заключенные платили ему лютой ненавистью.

После смерти Мартинеса, некоторые заключенные тайком делились с Пумой лепешками, жидким тюремным супом или выделяли ему немного фруктов из тех, что им передавали с воли, — в благодарность за избавление от жестокого охранника.

Итак, Пума ожидал своей участи в тюремной камере, далеко от родины, на чужбине, ждал смерти и пытался молиться Богу. Но это было трудно. Он не хотел умирать от рук испанцев и не умел молиться. Он не готов был спеть песню Смерти. Слова застревали в горле. По ночам ему снился родной дом, к нему приходили его мать, родные и друзья — все было как наяву. Просыпаясь, он чувствовал себя обновленным, окрепшим, эти сны вселяли в него безрассудное желание бежать. Но никакой возможности бежать он не видел. Освобождение наступило неожиданно, его принес тощий и бледный отец Кристобаль. Пума наконец-то покинул темную тесную камеру и получил форму испанского солдата, верховую лошадь и свободу, хотя и не совсем ту, о которой мечтал. Для него это было равносильно второму рождению. Отмена смертного приговора, шанс вернуться на родину — сколько счастья свалилось на него! В первые несколько дней с его губ срывались такие неистовые вопли и крики ликования, что другие солдаты от неожиданности осаживали лошадей и те взвивались на дыбы.

За время шестимесячного путешествия из Мехико в Эль Пасо дель Норте Пума внимательно наблюдал за окружающими его людьми и особенно за отцом Кристобалем. Его интересовал этот человек и его побуждения. При всем недоверии к испанцам, Пума, к своему удивлению, понял, что намерения святого отца честны и добры. Неоднократно тот раздавал зерно темноглазым обитателям миссий, хотя майор Диего и журил его за такую щедрость. Однажды отец Кристобаль даже вступил в спор с этим хитрым военачальником, требуя задержать караван на два дня, чтобы он мог прочитать молитвы над больным индейским ребенком. И когда малыш чудесным образом исцелился, Диего уже добровольно разрешил отцу Кристобалю побыть подольше возле ребенка — караван задержался еще на два дня.