Третья правда

— Не ваше дело. Вы должны спрашивать только об интересующем вас человеке. Я долечу до Тель-Авива и передам вам информацию, которая у нас есть на него. Больше ни на какие вопросы я отвечать не намерена.

— Но скажите, пожалуйста, — не удержался Саундерс от того, чтобы не подразнить ее, — не будет ли это выглядеть немного странным, если вы полетите со мной в Тель-Авив и потом вернетесь на том же самом самолете в Париж? Или вы в своей лавочке не задумываетесь над такими мелочами?

Француженка впервые улыбнулась.

— Не беспокойтесь, — гордо ответила она. — Мы задумываемся и не над такими мелочами. В Тель-Авиве я пересяду на другой самолет и полечу на Дальний Восток с остановками в Тегеране и Дели. В Тегеране меня будет ждать телеграмма из Парижа. Директор потребует, чтобы я немедленно возвращалась обратно. Так что я вернусь в Париж завтра на рассвете, и никому и в голову не придет связать меня с вами.

— Ну ладно… Давайте перейдем к делу. С кем я имею удовольствие говорить?

— Мадемуазель Лерой, — ответила девушка, подчеркнув слово «мадемуазель».

Из огромной самолетной сумки, стоящей на полу у ее ног, мадемуазель Лерой достала два коричневых конверта, помеченных в углу черными чернилами — «1» и «2», и вытащила из первого пачку фотокопий документов. Судя по всему друзья Джима Салливана из ДСТ были осмотрительными людьми. Сразу после того, как Саундерс ознакомится с досье, мадемуазель Лерой уничтожит копии, и никто не сумеет доказать, что досье на Ж.-М. Люко когда-либо покидало архивы ДСТ.

Девушка начала негромко читать:

«Жан-Марк Люко родился в Париже 11 марта 1940 года. Отец, Роберт Люко, физик. Мать, Анна-Мария, девичья фамилия Монтзель, родилась в Нанси. Отец был арестован гестапо в августе 1940 года. Сначала Роберт Люко сидел во французских тюрьмах, потом его перевезли в Германию. Он сидел в Бухенвальде, Нонгамме и Маультхаузене. В Маультхаузене следы Роберта Люко обрываются. После войны Красный Крест выяснил, что он умер при переезде, но место смерти: Маультхаузен или какой-то другой концентрационный лагерь, неизвестно. Мать, Анна-Мария, умерла во время допроса 15 февраля 1942 года. Ее пытали в парижских подвалах Сюрте, где в годы оккупации размещалось гестапо.

Жана-Марка взял брат матери, Карл Монтзель, отец большой семьи. С раннего детства Люко был неуравновешенным ребенком, что явилось, скорее всего, результатом отсутствия материнской ласки. Ему часто снились кошмары. Он дрался с другими детьми и почти все время проводил один. Дважды Жан-Марк убегал от дяди. Когда мальчик подрос и достиг возраста для поступления в лицей, Карл Монтзель рассказал племяннику, что случилось с его родителями. Жан-Марк перенес ужасное потрясение и исчез на несколько недель. Полиция нашла его в лесу рядом с Монт-Валарьеном, где находится мемориал в честь французов, погибших от рук нацистов. Доктора тщательно осмотрели мальчика, но не нашли никаких серьезных отклонений. Они только посоветовали проконсультироваться у психиатра, но у дяди Жана-Марка не было для этого денег.

Как бы то ни было, Жану-Марку Люко удалось справиться со многими проблемами. Он быстро возмужал и поступил в Сорбонну, где изучал историю, философию и французскую культуру. Во время учебы в Сорбонне заразился левацкими настроениями и вступил в коммунистическую партию. Был активным коммунистом, но больше всего Люко интересовала антигерманская пропаганда и деятельность. В июне 1958 года, в феврале и апреле 59-го, в январе, марте, апреле и сентябре 60-го его арестовывала полиция по обвинению в организации студенческих манифестаций против Западной Германии и визитов канцлера Аденауэра во Францию. Жан-Марк Люко быстро стал большим авторитетом в истории нацизма и гитлеровской политики геноцида. Он организовывал встречи и семинары для членов партии, возглавлял партийную делегацию во время поездки по концентрационным лагерям в Германии и Польше. Вернувшись домой, перенес серьезный психический срыв и три месяца лечился сном в психиатрической лечебнице в районе Луары.

В досье имеется медицинское заключение, сделанное перед выпиской из лечебницы доктором Савиджем, его лечащим врачом. Доктор обращал особое внимание на неуравновешенность пациента. Временами он производил впечатление абсолютно нормального человека, но скорее всего, предсказывал Савидж, Люко будет страдать от приступов депрессии и паранойи или даже лелеять мысли, которые могут привести к насилию.

В 1960 году Жана-Марка Люко призвали на воинскую службу. Здесь есть письмо, которое он написал любимой девушке… ее зовут Сильвия Дюрок. В письме Жан-Марк угрожает совершить самоубийство. Среди прочих вещей он написал: „Призраки моих родителей ни на минуту не оставляют меня в покое, преследуя и днем, и ночью. Не могу прогнать из памяти воспоминания об отце и матери, не могу жить с постоянными мыслями об их ужасной судьбе“. Нам неизвестно, пытался ли он на самом деле совершить самоубийство или только хотел запугать девушку, но из другого письма мы узнаем, что Жан-Марк решил вступить в Иностранный Легион. Там он надеялся добиться того же самого, бросаясь в самое пекло.

Люко послали в Алжир, где он отличился храбростью. Все офицеры очень высоко отзывались о нем. Майор де Валери, например, написал 18 января 1961 года: „Люко дисциплинированный солдат, хотя и не очень общительный. В бою никто не может сравниться с ним в храбрости. Он поднимает в товарищах боевой дух. Люко самый меткий стрелок Первого парашютного полка Легиона“. Для информации: Жан-Марк Люко выиграл все чемпионаты во французской армии с 1960-го по 1964-й годы. В 1961 году его послали в офицерскую школу, и по возвращении в Алжир он продолжал показывать чудеса героизма. Некоторые источники утверждают, что Люко отличался необыкновенной жестокостью по отношению к гражданскому населению. Позже психиатры увидели в этом новые подтверждения его неустойчивости психики и поставили диагноз: скрытая форма шизофрении. Наполовину Жан-Марк был коммунистом, которого преследовали воспоминания о нацистских зверствах, а на вторую половину — безжалостным офицером из Иностранного Легиона.

В конце 1964 года после краткого периода службы офицером Люко демобилизуется и возвращается во Францию. После возвращения следует длинная цепь неудач и психических срывов. Он пытается писать, работает во многих левацких газетах и журналах. Несколько его статей опубликовано. Люко написал плохую повесть о лагерях смерти и повсюду встретил отказ. Какое-то время зарабатывал на хлеб преподаванием в лицее. В конце 66-го года Жан-Марк попытался покончить с жизнью и перерезал себе вены. Врачи с большим трудом спасли его. В 67-м году снова провел несколько месяцев в психиатрической клинике. В 68-м после советского вторжения в Чехословакию выходит из коммунистической партии. Его арестовывают в Париже и сажают в тюрьму за участие в майских беспорядках 68 и 69-го годов. В 71-м очередная попытка самоубийства, на этот раз при помощи снотворного, но доза оказалась слишком мала. С 1967 года Жан-Марк работает неполный рабочий день рецензентом в издательстве „Фонтеной“. Он специализируется на нацистской Германии, уничтожении коммунистов, участников Сопротивления и евреев. Как рецензент „Фонтеноя“ совершил несколько поездок в Германию и Австрию, где активно работал в архивах.

Тем временем два брата его отца, которые жили в Нице, умерли и оставили небольшое наследство, достаточное для скромного существования. Люко опубликовал несколько статей в „Новом наблюдателе“ и одно время даже поддерживал шапочное знакомство с Жаном-Полем Сартром. Помогал французскому телевидению снимать фильм в ознаменование десятой годовщины ареста Адольфа Эйхмана.

Эти годы Жан-Марк прожил один, практически без друзей. Его никогда не видели с девушками. И вдруг, совсем недавно, в марте этого года, Люко стал появляться с очень красивой девушкой по имени Кристина де ля Малейн.»

— Крис для американских друзей, — прошептал Джефф.

— Что вы сказали? — резко спросила мадемуазель Лерой.