Шарада (ЛП)

Он ухмыляется.

— Было не так уж плохо. Мама бы гордилась.

Я отвечаю на его улыбку и обнимаю. Что такого в этом парне делает меня такой раз-вязной? Что вызывает у меня желание дотронуться до него, поговорить с ним и просто быть рядом?

— Ты проводишь со мной время, чтобы сделать свою маму счастливой? — смеюсь я.

Кольт качает головой.

— Ты пытаешься вытянуть из меня комплименты?

Я игриво толкаю его, прежде чем сесть в машину. Он стоит позади меня, закидывая покрывало на заднее сиденье, а потом забирается на пассажирское место.

Я едва успеваю завести машину, когда у меня звонит телефон. Это номер Бев. У Коль-та еще нет нового телефона, так что, может, она просто звонит поздороваться.

— Алло. — Я слушаю. На глаза машинально наворачиваются слезы. Сердце разбива-ется. — Хорошо… я поняла.

Я вешаю трубку и гляжу на Кольта.

— Это Мэгги. — Я беру его за руку, и он напрягается. — Она нехорошо себя чувствует… Они звонят в хоспис. Думают, что пора.

Вот так быстро нашей нормальности… нашему веселью приходит конец.

Глава 31

Кольт

Я чувствую, будто задыхаюсь своим собственным языком. Будто он отекает, заполняя мой рот, горло, душа меня, но я все равно не могу заставить себя его открыть и произнести слово. Все это время у меня в мозгу пусто, за исключением одних и тех же слов, снова и сно-ва прокручивающихся в голове.

Пора, пора, пора.

Такие чертовски простые слова, но они значат, что все меняется. Что мне придется продолжать жить, но она скоро умрет. Ее не станет, черт возьми. Ни большого бьющегося сердца, ни улыбки. Ничего, кроме кожи, костей и моего имени на ее запястье, пока, в ко-нечном итоге, не останется даже этого.

Моя рука крепче сжимает дверь и приборную панель, пока моя танцовщица везет ме-ня домой. Чтобы сидеть рядом с моей мамой. Пока она умирает.

Я практически давлюсь. Что-то поднимается у меня в горле, но я с трудом это прогла-тываю. Я не могу потерять контроль. Не могу. Только не сейчас. Только не перед тем, как увижу ее.

Мы выбираемся из машины, и Шайен берет меня за руку. Она не спрашивает, в по-рядке ли я. Какой же чертовски дурацкий вопрос! Ненавижу, когда люди его задают, зная при этом ответ. Вместо него, она спрашивает:

— Ты уверен, что хочешь, чтобы я осталась?

Я притягиваю ее к себе, любя за то, что она спросила, и по-прежнему нуждаясь в ней, потому что самому мне с этим не справиться.

— Останься, — это все, что я говорю, потому что лишь это и могу выдавить. Она пони-мающе кивает. Всегда понимающе, каким бы придурком я ни был.

У меня ужасно дрожат руки, когда мы входим внутрь. Я сплетаю свои пальцы с ее, нуждаясь в поддержке только этой девушки.

— Ох, Кольтон. — Мэгги притягивает меня в свои объятья, но я не обнимаю ее в ответ. У меня нет желания что-либо делать.

Не понимаю. Позавчера с ней все было в порядке. Она смеялась, разговаривала и си-дела на солнышке.

— Что случилось? — выговариваю я.

Мэгги отстраняется.

— Вчера большую часть дня она спала. Ее рвало.

— Почему ты мне не позвонила? — спрашиваю я.

— Она попросила меня не звонить. Сказала, что просто устала. Это ее право, Кольтон.

— Я ее сын, — рычу я. — У меня есть право.

— Сегодня утром приходила еще одна медсестра из хосписа… Они прописали ей еще больше морфина. Он поможет ей справиться с болью.

Она хочет сказать, поможет убить ее.

— Она не хотела их принимать, пока ты не приедешь. Она по-прежнему много спит, но…

Я больше не слушаю, потому что мчусь уже по коридору. К ее комнате. Она испыты-вает ужасную боль, потому что хотела дождаться меня.

Ее голова повернута, глаза устремлены к двери, как только я захожу в комнату.

— Кольтон, — едва шепчет она. Мои ноги прикованы к полу. Я не могу двинуться. Как, черт возьми, она может выглядеть хуже всего за два дня? Как такое может произойти? Она подключена к капельнице внутривенно. Я и раньше видел ее дома в таком состоянии, но сейчас все по-другому.

Мой пульс стучит в ушах. Грудь сдавливает. Это мама. Та, которая все время была ря-дом. Та, которая лишь хотела, чтобы я был счастлив. Что-то представлял из себя. Был лучше нее и отца, и теперь она умирает.

Ее рука вытянута ко мне, ладонь раскрыта.

Черт побери, двигайся, Кольт!

Я чувствую на своем плече руку Шай, подталкивающую меня. Шаг за шагом я подхо-жу к ней.

— Привет, мам. — Мой голос надламывается, и я ненавижу себя за это. За то, что не могу быть сильнее, когда она так нуждается во мне.

— Привет. — От сухости ее губы сильно потрескались, но она все равно умудряется растянуть их в улыбку.

— Я люблю тебя. — Я зол, потому что с моих губ срываются именно эти слова. Я люб-лю ее и хочу, чтобы она это знала, но такое обычно говоришь перед прощанием. А я еще не готов прощаться.

Она отвечает не сразу. Просто берет меня за руку и пытается ее сжать.

— Я устала.

— Тебе больно? — Что за дурацкий вопрос. Конечно, ей больно. Мне уже больно от то-го, что я просто смотрю на нее.

Мама кивает головой.

— Шай. Позови Мэгги. Скажи, что ей нужно лекарство.

Я держу ее руку, когда сажусь в кресло. Никто из нас ничего не говорит. Ее дыхание поверхностное и громкое.

В комнату входит не Мэгги, а другая медсестра и добавляет лекарство к капельнице. Моего плеча снова касается рука Шай. Я не смотрю ни на кого из них. Не говорю ни с кем. Не делаю ничего, только гляжу на маму.

Глава 32

Шайен

Мама Кольта спит уже три часа. Все это время он не сказал ни слова. Я сижу в кресле рядом с ним. Он держит ее ладонь, обхватив голову руками, лежащими на ее постели. Ино-гда я дотрагиваюсь до него. Я хочу, чтобы он знал, что я рядом. Я всегда буду рядом. Я по-очередно то глажу его спину, то касаюсь ноги, то отодвигаюсь, чтобы дать ему пространства. Но все равно не встаю с кресла. Пока он рядом с ней, я буду рядом с ним.

И даже дольше.

У меня болит за него сердце — разрывается из-за него и нее. За всех, потому что без нее этот мир будет чуточку более одиноким.

Я знакома с ней совсем немного, но уже знаю это.

У него урчит в животе, но я не спрашиваю, хочет ли он есть. Я знаю, что он ответит «нет».

Я гляжу на Кольта. Гляжу на Бев и мысленно возвращаюсь к маме, которая прощает-ся со мной. К тому, как ее кости, должно быть, выглядели в том лесу. Одни. Я рада, что Бев уходит не в одиночестве.

Рада, что мы с Кольтом тоже не останемся сами по себе.

Он выпрямляется, чтобы провести рукой по волосам. Они настолько взлохмачены, я никогда не видела их такими. Его нога дергается вверх и вниз. Но он не проронил ни сле-зинки.

И вот впервые он поворачивается и смотрит на меня. Боль в его глазах пронзает мою грудь и вызывает наворачивающиеся на глаза слезы. Я не такая сильная, как он.

— Не плачь, — шепчет он. — Не сейчас. Ты так долго не плакала из-за себя. Если ты сделаешь это сейчас, то плачь из-за нее, а не меня.

Я киваю. Он отклоняется от кровати, чтобы провести ладонью по моему лицу. Чтобы убрать мои волосы за ухо.

Улыбка, которую он дарит мне, хуже плача. Она сломленная. Страдальческая.

И так же быстро он убирает руку, отворачивает голову и снова прислоняется к посте-ли. Держа ее за руку и следя за ее дыханием. Дыхание, которое я начинаю считать между секундами.

Заглядывает Мэгги. Медсестра из хосписа. Кольт не говорит с ними. Они говорят со мной, но думаю, в основном, хотят оставить нас наедине с ней в ожидании ее смерти.

Глава 33

Кольт

Впервые за несколько часов мамины глаза открываются. Если быть точнее, за пять. Они блуждают по комнате, в них сквозит страх.

— Что такое? Что случилось? Тебе нужна сестра?

— Я опаздываю на работу! — говорит она и пытается встать.