Мадемуазель Ленорман

— Вижу разлуку с червонной дамой.

— Это Мария-Луиза, — шепнула Жозефина.

— Но эта разлука не предвещает ничего хорошего. И вообще я не вижу ничего хорошего, — Мария говорила взволнованно. — Что может обозначать червонный валет? Червонный валет лежит между ним и валетом треф. Валет треф — это Талейран…

— Червонный валет, может быть, маленький король Римский? — предположила Жозефина.

Мария смешала карты и быстро разложила их вновь.

— Опять путешествие морем, денежные затруднения и… измена червонной дамы.

— Измена червонной дамы? — почти задохнулась Жозефина.

Мария кивнула.

— А я? — Жозефина задыхалась от волнения.

— Не понимаю… Между императором и трефовой дамой нет никого, и все-таки… все-таки он не с ней, я, право, не понимаю, дорогая Жозефина. А вот опять червонный валет. Рядом с императором, все время рядом с императором. Нет, это не король Римский, это не ребенок, это взрослый мужчина, но кто?

Озадаченная, она бросила взгляд вокруг.

— Это может быть даже и не мужчина, а молодая женщина. Женщина, которую император не считает взрослой и серьезной. Это кто-то, кто сопровождает императора всю жизнь и не покинет его, и не возненавидит никогда.

Ленорман сочинила букварь предсказаний, где все просто и понятно. Сегодня — третье число, ему соответствует такой-то астрономический дом, такой-то астрономический дом согласуется с таким-то происшествием. Самое удивительное, что этот нехитрый механизм срабатывал.

Виктор Гюго говорил: «Ее поразительные предсказания — это не более чем совпадение. Но совпадение очень опасное, похожее на ловушку. Ибо это совпадение — не шарлатанское».

Без сомнения, мадемуазель умела предугадывать предопределенную Парками кривую человеческой судьбы. Ей было знакомо озарение и неистовство поэта. Без слов и рифмы, с помощью чисел она слагала математическую поэму, еще более возвышенную, чем литературная.

Часто, чаще всего лунными ночами, некая сила пожирала ее воображение, выдавливала из горла роковые для кого-то признания. Когда все вспоминали «вчера», она поминала «завтра», как будто жила на сто лет позже других. Что для других было предчувствием чего-то нового и неожиданного, для нее было давно пройденным и надоевшим. Она знала все и про всех. С точки зрения бесконечности она была всемирной энциклопедией.

Ленорман завидовала славе писателей и однажды решила, что будет летописицей Жозефины. Уговорила экзальтированную особу разрешить ей жить подле нее и открыть ей свое сердце. Так родился поразительный мемуар — книга о Жозефине, написанная гадалкой.

Т о, чего Ленорман не знала, — она угадывала. То, что не могла угадать, спрашивала у слуг. Когда не знали слуги, она выпивала какие-то травы, в состоянии наркотического опьянения клала перед собой чистый лист бумаги и начинала писать. На следующее утро пыталась выдавить из этого предсказание.

Чаще всего подсознание ее не обманывало. Она использовала древний рецепт сивилл.

Ленорман предупреждала Жозефину, что Наполеону следует бояться гор. Горы, как известно, есть в Австрии, есть они также и на острове Святой Елены. Но предсказания Ленорман были всегда шире. Горы, камни — она сама часто не понимала, что имеет в виду ее подсознание. Только после смерти Наполеона она узнала, что он умер от мочекаменной болезни.

Чтобы объяснить хоть что-то в феномене этой женщины, приходится говорить современным языком. С точки зрения языка XIX века — ее таланта не существовало. Она была только более или менее удачливой писательницей, которая за свой мемуар о Жозефине получила от императора Александра Первого фантастический перстень с огромным бриллиантом, стоимости которого хватило бы на жизнь двум поколениям наследников.

Кажется, Хорхе Луис Борхес сказал, что любая гадалка немного нереальна. Он имел в виду, что судьбы этих женщин чаще всего похожи друг на друга. До рождения Борхеса сельские священники хорошо знали правило, что если в одном и том же месте у кого-то родится красивый мальчик, а потом в другом доме — некрасивая девочка, значит, ей суждено быть пророчицей. Природа пытается дать знак людям, что к ним будут гости с иным, нежели у большинства, разумом. Бог пытается подготовить общество к появлению необычного человека.

Это так же верно, как то, что зимой выпадает снег, а дверь может скрипеть. Полет птиц на юг предваряет суровые порывы ледяного ветра. Ветер вычеркивает из памяти деревенских жителей воспоминание об одинокой женщине, прошедшей через их деревню и оставившей на пороге одного из домов мальчика. Это сказочное условие, которое соблюдает реальная жизнь.

По одной из версий, Ленорман воспитывалась в той же деревне, в которой родился Сен-Жюст. Герой революции, красавец, первый любовник Марии Валевской, которая затем стала любовницей Наполеона. Смелый Сен-Жюст, которого укоротили на кровати доктора Гильотена ровно на длину головы в ноябре 1894 года.

ВЛЮБЛЕННЫЙ МАГНЕТИЗЕР

Очень мало документальных свидетельств осталось о Марии Ленорман. Всего четыре строчки написала о ней Жозефина в воспоминаниях: «Гадалка на картах мадемуазель Ленорман, жившая в доме номер пять по улице рю де Турнон, посоветовала мне искать спасение, став содержанкой. Я, не дожидаясь ее совета, давно уже так и поступила».

Три строчки оставил Михаил Лунин: «В Париже я был у Ленорман.

— И что же вам сказала гадальщица?

— Она сказала, что меня повесят. Надо постараться, чтобы предсказание исполнилось».

Как известно, Лунин избежал смерти.

Парижский адвокат и ученый, живший на переломе двух эпох и издавший накануне революции книгу «Влюбленный магнетизер», перед своей смертью в 1846 году опубликовал роман, в котором главной героиней является некая парижская гадалка, предсказавшая Наполеону возвышение и последующую ссылку. Вероятно, Вире имел в виду Ленорман.

Его версия жизни загадочной женщины просто фантастична.

Он был убежден, что рождению сивиллы должны были предшествовать чудесные события. И он составил список таких событий. В нем было 13 пунктов.

Любая Незнакомка имеет своего оруженосца, кормчего слухов, который собирает все сведения о своей госпоже. У Ленорман таким спутником можно считать Жюльена Вире, родившегося на пятнадцать лет раньше, чем она. Он оставил очень путаные и противоречивые записки. Его отношения с мадемуазель были очень сложные. Он начинал как ее благодетель-учитель, потом незаметно для себя превратился в пажа-ученика, потом стал ее проклятием, черной тенью, использовавшим ее ради корысти для своих научных экспериментов. Иногда кажется, что Вире выдумал биографию Ленорман, а самой мадемуазель попросту не существовало. Если бы не ее единственная книга — в это пришлось бы поверить.

О личности самого Вире можно судить только из его путаных научных записок и мемуаров. После смерти его вспомнили в конце XIX века — имя Вире появилось во французском справочнике знаменитых ученых мужей.

Сухая биографическая справка лишила доктора Вире плоти, снабдив его картузом из даты рождения и хвостиком из даты смерти, а также щуплым тельцем из стручков нанизанных друг на друга кратких энциклопедических строчек. Он так и остался юношей, мужем, любовником без лица. Его портрета не обнаружилось ни в одном справочнике, ни в одной библиотеке, ни в одном научном архиве.

Сивилла первый раз столкнулась с Вире случайно. Это запомнила не она — он. А потом записал от ЕЕ(!) имени в СВОЕМ(!) дневнике! Какой запутанный способ внести ясность в историю.

Дело было в Париже. Он стоял на мосту. Она ехала в карете. Что это? Случайность? Все важные события в своей жизни Мария вычеркивала из списка случайностей и вписывала в список предопределенностей.

Проезжая в тот момент по мосту, она разделила случайность на квадрат закономерности, который представлял собой окошко. Через него мадемуазель высматривала красивые мужские лица. Камзол, чулки, парики — сколько лишних подробностей на мужском теле. А как это утяжеляет груз истории.