ОТКРОВЕННО. Автобиография

С каждым годом голос моего наставника звучит все глубже, богаче, мягче. Когда он декламирует припев сентиментальной любовной песенки, он звучит, как Моисей и Элвис одновременно. Он достоин «Грэмми» за одно лишь исполнение песни Барри Манилоу «Please don't be scared»:

Чувство боли - тяжелая доля,

Но оно говорит, что ты жив.

Но больше всего меня впечатляет его версия баллады Роя Кларка «We can't build a fire under rain». Одна строчка особенно перекликается с нашими чувствами - моими и Джила:

Мы идем по привычке, куда ноги несли,

Притворяясь, что стремимся туда всей душой…

Если я не провожу время с Джилом, то запираюсь в своем новом доме. Его мы купили вместе с Брук для нечастых случаев, когда приезжали в Вегас. Теперь я называю его «Холостяцкой берлогой номер два». Мне нравится этот дом, он подходит мне гораздо больше, чем то жилище во французском сельском стиле, в котором мы обитали в Пасифик Пэлисэйдз. Увы, здесь нет камина, а без огня я не могу размышлять. Нанимаю рабочих, которые сложат для меня очаг.

Во время ремонта дом превращается в зону бедствия. На стенах висят огромные листы пластика. Мебель покрыта брезентом. На всех предметах лежит толстый слой пыли. Однажды утром, глядя в незаконченный пока камин, я вспоминаю Манделу. Думаю об обещаниях, данных себе и другим. Снимаю телефонную трубку и звоню Брэду:

- Приезжай в Вегас. Я готов играть.

Он обещает быть тотчас же.

Невероятно. Он мог уже отказаться работать со мной, и никто не сказал бы ему ни слова в осуждение. Вместо этого он бросает все по первому моему звонку. Все-таки нравится мне этот парень! Сейчас, пока он в дороге, я покаянно думаю о том, что из-за ремонта не смогу устроить его с комфортом. Затем улыбаюсь. У меня есть пара кожаных клубных стульев, стоящих напротив телевизора с большим экраном, и бар, набитый пивом Bud Ice. Так что можно не сомневаться, что все нужды Брэда будут удовлетворены.

Через пять часов Брэд вваливается в дверь, падает на один из кожаных стульев, открывает бутылку пива, и вот уже он выглядит счастливым, будто находится в теплых материнских объятиях. Я присоединяюсь к нему с пивом. Бьет шесть часов. Мы переходим к «Маргарите» со льдом. В восемь вечера все еще сидим на клубных стульях, Брэд переключает каналы, ищет новости спорта.

- Слушай, Брэд, - говорю я. - Мне надо кое-что тебе сказать. Кое-что, о чем тебе стоит знать.

Брэд смотрит в экран. Я - в незаконченный очаг, пытаясь представить в нем языки пламени.

- Смотрел игру вчера вечером? - спрашивает Брэд. - В этом году Дьюка никому не победить.

- Брэд, это важно. Ты должен знать. Мы с Брук расстались. Мы разводимся.

Он разворачивается и смотрит мне прямо в глаза. Затем, уперев локти в колени, опускает лицо в ладони. Я не думал, что эта новость так его шокирует. Он остается в такой позе три секунды, а затем, подняв голову, улыбается мне во все тридцать два зуба.

- Это будет отличный год! - произносит Брэд.

- Что?

- У нас будет грандиозный год.

- Но…

- Это лучшее, что ты мог сделать ради своей игры.

- Но у меня беда. А ты…

- Беда? Значит, ты неверно смотришь на вещи. У вас нет детей. Ты свободен, как птица. Если бы у вас были дети - да, у тебя были бы серьезные проблемы. Но сейчас ты выскакиваешь оттуда совершенно бесплатно.

- Да уж.

- Весь мир лежит у твоих ног! Ты один и свободен ото всех этих драм.

Брэд похож на ненормального, его переполняет возбуждение. Он говорит, что скоро турнир в Ки-Бискейн, затем - грунтовый сезон, хорошие новости будут обязательно.

- Теперь ты сбросил это бремя. И хватит болтаться вокруг Вегаса, лелея свою боль. Лучше давай-ка добавим немного боли твоим соперникам.

- А знаешь, ты прав! Давай-ка по этому поводу выпьем еще по «Маргарите»!

- Теперь пора бы поесть, - говорю я в девять вечера.

Брэд тихо и удовлетворенно слизывает соль с края бокала. Он нашел спортивный канал и смотрит трансляцию вечернего матча из Индиан-Уэллс - Штефи Граф против Серены Уильямс. Он поворачивается ко мне и вновь широко улыбается:

- Вот твоя партия!

Он показывает на экран:

- Тебе стоило бы встречаться со Штефи Граф!

- Вот только она не хочет встречаться со мной.

Я рассказываю Брэду все начистоту. Про Открытый чемпионат Франции в 1991 году. Про Уимблдонский бал в 1992-м. Я пытался, но раз за разом безуспешно. Штефи Граф для меня - как Чемпионат Франции. Никак не могу добиться победы.

- Все это в прошлом, - говорит Брэд. - В то время ты плохо старался. Это было непохоже на тебя. Задать лишь один вопрос - и смыться? Чистый дилетантизм. С каких это пор ты позволяешь другим командовать твоей игрой? С каких пор считаешь, что «нет» - это ответ?

Я киваю. Наверное, он прав.

- Тебе нужен один лишь взгляд, - продолжает Брэд. - Проблеск света. Одна-единственная возможность.

Ближайший турнир, в котором мы со Штефи оба участвуем, - Ки-Бискейн. Брэд велит мне расслабиться: он сам придумает повод для встречи. Он знает тренера Штефи, Хайнца Гунтхарта. Он поговорит с ним о совместной тренировке.

КАК ТОЛЬКО МЫ ПОЯВЛЯЕМСЯ В КИ-БИСКЕЙН, Брэд звонит Хайнцу. Тот явно удивлен подобным предложением и отказывает. По его словам, Штефи ни за что не нарушит свой обычный график тренировок ради того, чтобы попрактиковаться с незнакомцем. Она очень строго соблюдает режим. Кроме того, она застенчива и для нее это будет некомфортно. Брэд настаивает, да и сам Хайнц, должно быть, в душе немного романтик. Он предлагает нам арендовать корт сразу после тренировки Штефи и приехать на место немного пораньше. Тогда Хайнц сможет как бы случайно предложить ей перекинуться со мной несколькими мячами.

- Все в порядке! - радуется Брэд. - Полдень. Ты. Я. Штефи. Хайнц. Начнем игру!

НАЧИНАТЬ СЛЕДУЕТ С ГЛАВНОГО. Я звоню Джей Пи и прошу его на максимальной скорости примчаться во Флориду. Мне нужен совет. Консультация. Поверенный в любовных делах. Потом я иду на корт и начинаю усиленно тренироваться: перед тренировкой со Штефани нужно быть во всеоружии.

В назначенный день мы с Брэдом приходим на корт на сорок минут раньше. Семь раз я играл в финале турниров Большого шлема и ни разу так не трепетал. Мы видим, что Хайнц со Штефи заняты тренировкой. Мы стоим с краю, наблюдая за ними. Через несколько минут Хайнц подзывает Штефи к сетке и что-то говорит ей, показывая на нас.

Она смотрит в нашу сторону.

Я улыбаюсь ей.

Она не отвечает на улыбку.

Она что-то отвечает Хайнцу, он вновь обращается к ней. Она качает головой и трусцой бежит к задней линии. Хайнц машет мне рукой, приглашая на корт.

Я быстро шнурую кроссовки. Выхватываю ракетку из сумки и выхожу на корт - затем резко снимаю рубашку. Это нахальство, я понимаю, но мне необходим отчаянный жест. Штефи смотрит на меня и едва заметно улыбается. Спасибо, Джил.

Мы начинаем игру. Штефи играет безупречно, и мне приходится прилагать недюжинные усилия, чтобы мяч от меня перелетал через сетку. Сетка - злейший враг. «Расслабься, - говорю я себе. - Не думай. Смелее, Андре, это всего лишь тренировка».

Но я ничего не могу с собой поделать. Впервые вижу такую красивую женщину. Когда она стоит спокойно, не двигаясь, она похожа на богиню. В движении же - словно песня. Я ее почитатель, ее болельщик. Мне давно было интересно испытать удар справа от Штефи Граф. Я множество раз видел его во время турниров и по телевизору и гадал, как чувствует себя мяч, отлетая от ее ракетки. Мячи по-разному ощущают себя, ударяясь о ракетки разных игроков, ведь у каждого свои особенности удара, сила, умение подкручивать. Теперь, играя с ней, я чувствую ее особенности. Это как коснуться ее, хотя мы стоим в двенадцати метрах друг от друга. Наши удары по мячу напоминают мне предварительные ласки.

Она делает серию ударов слева, выбивает фонтанчики пыли на корте своими знаменитыми резаными ударами. Я просто обязан поразить ее легкостью, с которой беру такие удары, и способностью контролировать мяч. Но это оказывается труднее, чем ожидал. Я пропускаю один удар и кричу ей: