ОТКРОВЕННО. Автобиография

Поэтому я вовсе не собираюсь сокращать свою команду, наоборот, планирую ее увеличить. Я хочу, чтобы к ней присоединился Джил, и думаю официально пригласить его работать исключительно на меня: заниматься моей силовой подготовкой и физической формой.

Я звоню Перри в Джорджтаун и рассказываю об этом.

- В чем проблема? - спрашивает он. - Хочешь работать с Джилом? Так найми его!

Но у меня ведь уже есть Пат, Плюющийся Чилиец. Я не могу просто взять и уволить его. Я вообще не могу увольнять людей. А даже если бы мог, как бы я попросил Джила бросить престижную, высокооплачиваемую работу в университете Невады, чтобы посвятить все время мне? Кто я, черт возьми, такой?

Перри предлагает мне договориться с Ником, чтобы тот предложил Пату работу с другими своими игроками.

- А потом, - продолжает он, - сядешь с Джилом и выложишь ему все. И пусть сам решит.

В январе 1990 года я сообщаю Джилу, что буду безмерно благодарен, если он согласится работать со мной, тренируя и сопровождая меня в поездках.

- Я должен буду бросить работу в университете? - интересуется он.

- Да.

- Но я ничего не понимаю в теннисе!

- Не волнуйся, я тоже.

Он смеется.

- Джил, я думаю, что смогу многого добиться. Смогу сделать нечто… выдающееся. Но теперь, пообщавшись с тобой, я уверен, что смогу сделать это лишь с твоей помощью.

Джила не приходится долго уговаривать.

- Буду рад работать с тобой, - произносит он.

Он не спрашивает, сколько я буду платить. Он вообще не упоминает о деньгах. Он утверждает, что мы - две родственные души, отправившиеся навстречу великим приключениям, что знал об этом с того самого дня, когда мы встретились. По его мнению, у меня есть судьба. К тому же он считает меня похожим на Ланселота.

- Кто это такой, Джил?

- Рыцарь Ланселот. Ну, знаешь, король Артур, рыцари Круглого стола… Ланселот был величайшим рыцарем при дворе короля Артура.

- А он убивал драконов?

- Каждый рыцарь убивает драконов.

На нашем пути есть только одно препятствие: дома у Джила нет тренажерного зала. Ему приходится оборудовать зал у себя в гараже. Это отнимает много времени: ведь все тренажеры Джил изготавливает сам.

- Ты, правда, хочешь сделать все сам?

- Я хочу сварить металлические конструкции, протянуть тросы и поставить шкивы и блоки своими руками. Не допущу никаких случайностей. Мне не нужно, чтобы ты себя травмировал. Только не с моей помощью.

Я вспоминаю отца, самостоятельно строившего машины для подачи мячей и для сбора их в одну кучу. Интересно, это - единственное, что роднит их с Джилом?

Пока зал не готов, мы продолжаем заниматься в университетском спортивном центре. Джил все еще работает с университетской баскетбольной командой. Под его руководством она проводит великолепный сезон, который венчает убедительная победа над командой университета Дюка и завоевание высшего национального титула. Доведя команду до конца сезона и практически закончив свой тренажерный зал, Джил объявляет, что готов.

- Андре, а ты готов? В последний раз спрашиваю - ты уверен, что тебе это нужно?

- Джил, я уверен больше, чем когда-либо был уверен в чем бы то ни было.

- Я тоже.

Он говорит, что с утра поедет в университет и сложит с себя полномочия.

Несколько часов спустя, когда Джил выходит из университетских ворот, я уже поджидаю его неподалеку. Он смеется, увидев меня, мы отправляемся съесть по чизбургеру - отметить наш сегодняшний старт.

ИНОГДА ТРЕНИРОВКИ с Джилом превращаются просто в беседы, мы даже не подходим к штангам. Вместо этого сидим на скамьях и предаемся свободным ассоциациям. Джил утверждает: есть много способов стать сильным, и беседа - один из них. Если он не рассказывает мне о моем теле, я рассказываю ему о теннисе, о жизни в постоянных разъездах. Рассказываю о том, как организована игра, о множестве мелких турниров и о четырех главных - турнирах Большого шлема, которые стали для игроков мерилом успеха. Я говорю о теннисном календаре, в соответствии с которым мы начинаем сезон на другом краю земли на Открытом чемпионате Австралии, а далее следуем за Солнцем. После Австралии начинается европейский период грунтовых кортов, кульминация которого наступает в Париже, на Открытом чемпионате Франции. Потом - июнь, время травяных кортов и Уимблдон (тут я высовываю язык и корчу страшную рожу). Затем наступает мертвый сезон, время кортов с твердым покрытием, в конце которого нас ждет Открытый чемпионат США. Следующий - сезон выступлений в помещениях: Штутгарт, Париж, чемпионат мира. Настоящий день сурка: те же стадионы, те же соперники, различается лишь год и счет, хотя с течением времени любой счет теряет смысл, превращаясь в череду таких же и складываясь в подобие телефонных номеров.

Я пытаюсь раскрыть душу перед Джилом и начинаю с самого начала, с главного.

- Нет, на самом деле ты вовсе не ненавидишь теннис! - смеется он.

- Ненавижу! - отвечаю я.

Судя по изменившемуся выражению лица, Джил, кажется, начал жалеть об оставленной работе в университете.

- Если это правда, - интересуется он, - то зачем ты продолжаешь играть?

- Я больше ни на что не способен. Больше ничего не умею делать. Теннис - единственное, в чем я разбираюсь. Ну и потом, у отца будет истерика, если я займусь чем-то другим.

Джил чешет ухо. Такое он слышит впервые. Он знает сотни атлетов, но ни один из них не признавался в ненависти к спорту. Джил не знает, что сказать. Я заверяю его, что говорить тут нечего. Сам этого не понимаю, знаю лишь факт, которым и поделился.

Рассказываю Джилу о конфузе со слоганом «Имидж - все!». Я чувствую, что он должен и об этом знать, чтобы лучше понимать, во что ввязался. Вся эта история до сих пор повергает меня в ярость, правда, ярость эта притаилась глубоко внутри. Она - будто ложка кислоты, влитая в желудок. Услышав эту историю, Джил тоже злится. Он, в отличие от меня, умеет выплеснуть свою злость, хочет действовать, не медля ни минуты, - к примеру, вздуть пару менеджеров по рекламе.

- Какой-то хрен с горы на Мэдисон-авеню придумал идиотскую рекламную кампанию, а потом заставил тебя сказать дурацкие слова перед камерой, - какое это имеет отношение лично к тебе?

- Миллионы людей думают, что имеет. И говорят об этом. И пишут.

- Они просто использовали тебя - легко и просто. Это не твоя вина. Ты не знал, как это будет воспринято, что все поставят с ног на голову.

Наши беседы продолжаются и за порогом спортзала. Мы вместе завтракаем и ужинаем. Созваниваемся по шесть раз в день. Однажды я позвонил ему поздней ночью, и мы проговорили несколько часов. В конце беседы он поинтересовался:

- Не хочешь завтра прийти на тренировку?

- Я бы с удовольствием, но я в Токио.

- Мы проговорили три часа, а ты, оказывается, в Токио? Я думал, ты в городе. Чувствую себя виноватым - совсем тебя заболтал…

Тут он остановился и вдруг сказал:

- А знаешь что? Я чувствую гордость: ведь тебе нужно было позвонить и поговорить со мной, неважно, в Токио ты или в Тимбукту. Я рад, слышишь? Очень рад.

С самого начала Джил ведет записи моих тренировок. Он использует коричневый гроссбух, где фиксирует каждый повтор, каждый комплекс, каждое упражнение. Записывает мой вес, мою диету, мой пульс, мои поездки. На полях рисует диаграммы и даже картинки. Он говорит, что собирается фиксировать мои успехи, чтобы составить базу данных и обращаться к ней в будущем. Джил тщательно изучает меня и поэтому может создать меня заново, с нуля. Он - как Микеланджело, разглядывающий глыбу мрамора, только вот мои недостатки его ничуть не раздражают. Он - как Леонардо да Винчи, фиксирующий все в своих записных книжках. По этим книжкам, по тому, как тщательно он ведет их, не пропуская ни дня, я вижу, что работа со мной вдохновляет его. А это, в свою очередь, вдохновляет меня.

Разумеется, Джилу придется часто ездить со мной на турниры. Ему необходимо следить за моей физической формой во время матчей, за моей диетой, за тем, чтобы я пил достаточно жидкости (у него есть собственный рецепт воды с углеводами, солями и электролитами, и этот напиток я должен пить вечером накануне каждого матча). Во время поездок его работа не заканчивается, наоборот: в ходе турниров его помощь особенно важна.