Церковные деятели средневековой Руси XIII - XVII вв.

Явившись в патриархию, московские послы за­явили, что Пимен и есть тот самый кандидат на мит­рополию, о котором просит московский великий князь. Дело затянулось до лета 1380 г., когда новый пат­риарх Нил поставил, наконец, Пимена митрополитом на одну лишь Великороссию.

Эта победа дорого обошлась боярам. В ход пошли заемные кабалы с печатью великого князя Дмитрия. Автор «Повести о Митяе» рассказывает: «Русские по­занимали этой кабалой серебро в долг на имя вели­кого князя у фряз (итальянцев.— Н. Б.), у бесермен в рост. Тот долг растет и до саго дня. И роздали посулы тем и другим, и едва утолили всех... Царь же и патриарх много расспрашивали Пимена и тех, кто был с ним. И собрали собор, и после расспросов, и изысканий, и расследований, решили поставить Пи­мена митрополитом. При этом греки сказали так: «Правду ли говорят русские, или неправду — но мы поступаем по истине; мы правду делаем, и творим, и глаголем». Так поставил патриарх Нил Пимена митрополитом на Русь»[79].

Сборы в обратную дорогу и само путешествие растянулись еще более, чем на год. Лишь в конце 1381 г. посольство вместе с Пименом вернулось до­мой. Но здесь их ожидали отнюдь не почести и награды. «Когда Пимен прибыл в Коломну, то сняли с него клобук белый, с головы его, и развели в разные места спутников его — советников и клирошан. И от­няли у него ризницу его, и приставили к нему сторо­жем некоего боярина по имени Иван, сына Григория Чюровича, прозванного Драницей. И послали Пимена в изгнание и в заточение. И повезли его с Коломны на Охну, не заезжая в Москву, а от Охны в Переяславль, а оттуда в Ростов, а оттуда на Кострому, а с Костромы в Галич, а из Галича на Чухлому...»[80]

Низверженный с высоты митрополичьего престола, заброшенный в глухие заволжские леса, Пимен мог теперь вволю поразмыслить о превратностях судьбы, вспоминая слова древнего мудреца Екклезиаста: «Лучше горсть с покоем, нежели пригоршни с тру­дом и томлением духа».

Что же произошло в Москве после отъезда Митяя в Константинополь? Что заставило князя Дмитрия столь круто расправиться с людьми, исполнившими— в меру своею разумения — его волю?

Осенью 1379 г. московские «старцы», пользуясь отсутствием Митяя, стали искать путей примирения с князем Дмитрием. Сергий Радонежский уверенно -заявлял, что Митяй не увидит Царьграда. Однако он понимал, что если тот все же вернется из патриархии в митрополичьем клобуке, то для лесных монастырей и их обитателей наступят тяжелые времена. Если же Митяй внезапно исчезнет с исторической сцены, вновь возникнет вопрос о признании Киприана. Сергий на­деялся примирить великого князя с этой кандидату­рой. Но прежде нужно было восстановить сильно по­шатнувшееся влияние самого радонежского игумена при московском дворе.

Не одни «старцы» напряженно размышляли над создавшимся положением. Князь Дмитрий тоже скло­нен был пойти на мировую. Он чувствовал, как ход событий неотвратимо приближает тот роковой день и час, когда Русь встретится с Ордой в решающей схватке. От своих разведчиков князь знал, что Ма­май, не желая рисковать, копит силы, подыскивает союзников, вербует наемников. Сам Дмитрий в конце 1379 —начале 1380 гг. привлек на свою сторону ли­товских князей Андрея    и   Дмитрия Ольгердовичей.

Однако главная задача заключалась в том, чтобы как можно больше русских княжеств в нужный мо­мент выступили заодно. Для укрепления единства, для воодушевления воинов Дмитрию нужен был авто­ритет лесных отшельников. Но он не хотел первым идти на примирение, отчасти из гордости, отчасти потому, что «старцы» тотчас потребовали бы каких-то уступок с его стороны.

И тогда первый шаг сделал Сергий...

Среди многочисленных «чудес», о которых расска­зывает «Житие Сергия Радонежского», одно выде­ляется особым религиозно-политическим колоритом. Это рассказ о явлении Богоматери Сергию.

Однажды Сергий долго и самозабвенно молился перед иконой Богоматери. Вероятно, это была та са­мая, небольшая по размерам, но очень выразитель­ная по живописи икона «Богоматерь Одигитрия», ко­торая до сих пор хранится в Загорском музее и, со­гласно старой монастырской традиции, считается лю­бимой, келейной иконой самого Сергия.

Закончив молитву, Сергий обратился к своему ученику келейнику Михею со словами: «Чадо! Будь бдительным и бодрствуй, потому что видение чудес­ное и ужасное будет нам в сей час».

И тут же раздался голос: «Вот Пречистая грядет!»

Услышав голос, Сергий стремительно вышел из кельи. «И вот свет ослепительный, сильнее солнца сияющий, ярко озарил святого; и видит он пречистую Богородицу с двумя апостолами, Петром и Иоанном, в несказанной светлости блистающую. И когда уви­дел ее святой, он упал ниц, не в силах вынести не­стерпимый этот свет, — повествует автор «Жития Сер­гия» Епифаний Премудрый. — Пречистая же своими руками прикоснулась к святому, говоря: «Не ужа­сайся, избранник мой! Ведь я пришла посетить тебя. Услышана молитва твоя о учениках твоих, о которых ты молишься, и об обители твоей...»[81]

Богоматерь пообещала Сергию и впредь защи­щать его монастырь от опасностей и снабжать всем необходимым. «Сказав это, стала она невидима».

«Святой же в смятении ума страхом и трепетом великим объят был. Когда он понемногу в себя при­шел, увидел Сергий ученика своего лежащим от стра­ха, словно мертвого, и поднял его. Тот же бросился к ногам старца, говоря: «Скажи мне, отче, господа ради, что это было за чудесное видение? Ведь дух мой едва не разлучился с телом из-за блистающего видения». Святой же радовался душой, так что лицо его светилось от радости той, но ничего не мог отве­тить, только вот что: «Потерши, чадо, потому что и во мне дух мой трепещет от чудесного видения».

Окончательно успокоившись, Сергий призвал к се­бе своих учеников  и  рассказал  им  о  случившемся.

Эта чисто средневековая история порождает нема­ло вопросов. Прежде всего следует решить: не выду­ман ли весь этот эпизод Епифанием Премудрым, пи­савшим лет 20 спустя после кончины Сергия? На этот вопрос можно ответить отрицательно. Все, что мы знаем о методах работы Епифания, позволяет ут­верждать: в основе рассказа о «явлении Богоматери Сергию» лежали подлинные события, точнее — под­линные переживания троицкого игумена, его «поту­сторонние» видения, которые он сам и его современ­ники воспринимали как реальность.

Чтобы лучше понять эту историю, вспомним одно рассуждение Бальзака. «В наши дни явления галлю­цинации настолько признаны медициной, что этот обман наших чувств, это странное свойство нашего ума более не оспаривается. Человек под воздействием чувства, напряженность которого превращает это чувство в манию, часто приходит в то состояние, какое вызывает опиум, гашиш и веселящий газ. Тог­да появляются привидения, призраки, тогда вопло­щаются сны и погибшее оживает, не тронутое тле­нием. То, что было мыслью, становится одушевлен­ным существом или художественным творением, пол­ным жизни» [82].

До наших дней сохранился выполненный в конце XIV — начале XV в. шитый покров с изображением Сергия. Полагают, что он достоверно передает внеш­ность радонежского игумена. Необычайно вырази­тельно скуластое худощавое лицо Сергия, обрамлен­ное копной густых рыжеватых волос и широкой, уже изрядно тронутой сединой бородой. Мастер сумел передать и отсутствующий, устремленный «внутрь се­бя» взгляд слегка раскосых глаз. Облик аскета, от­шельника подчеркивает длинный коричневый плащ, скрывающий фигуру «старца».

Судя по этому изображению, Сергий — человек незаурядной внутренней силы и вместе с тем очень эмоциональный, способный приводить себя в состоя­ние религиозной экзальтации.

«Явление Богоматери Сергию» стало не только его личным мистическим достижением. Автор жития сообщает, что игумен, изменив своей обычной молча­ливой скрытности, поспешил рассказать ученикам а происшедшем. Особенности массового сознания той эпохи позволяли Сергию рассматривать свою «встре­чу» с Богоматерью как событие, имеющее огромное общественное значение. Для современников Сергия «явление Богоматери» в Троицком монастыре было великим и радостным событием, укреплявшим веру в небесное покровительство московской земле. По на­блюдению известного знатока старых религиозных представлений А. П. Щапова, «одно явление иконы Богородицы, по народному верованию, было причи­ной обильного урожая хлеба и всякого овоща, хоро­шего лета, ведряной погоды, плодовитости скота, здо­ровья народного»[83]. Здесь же явилась не икона, а сама «царица небесная», причем не в сновидении, а наяву. Русская церковная история еще не знала «чу­дес» такого масштаба.

79

 Прохоров Г. М. «Повесть о Митяе». Прилож. С. 223.

80

Там же. С. 224. 

81

 Памятники литературы Древней Руси. XIV — середина XV века. С. 395.

82

 Бальзак О. Собр. соч.: В  10 т. Т. 6. М., 1984. С. 352.

83

 Щапов  А. П. Соч. Т. I. СПб., 1906. С. 75.