Возвращение из мрака

– Когда слушаю таких, как ты, бек, упертых носом в землю, мне иногда кажется, что у нас нет будущего.

Больше Гараев не делал попыток вразумить фанатика.

Встреча была назначена на шесть часов, в Лосинке. Гараев приехал туда загодя, зная, как Карабай не любит опозданий. Свою машину и джип с охраной оставил на шоссе, в одиночку прошел лесной тропой до двухэтажного кирпичного домика на краю березовой рощи. С неудовольствием отметил, что территорию так и не огородили забором, хотя в полукилометре от домика обочь тропы на железном колу торчала табличка с предостерегающей надписью: «Частные владения. Вход запрещен». Потом подумал, что может и лучше, что не успели огородить. Недавно Дума приняла наконец долгожданный земельный кодекс, и в ближайшее время Гараев собирался прикупить еще солидную часть старинного парка, тогда уж все вместе… Но ограждать все равно придется. Туповатые москвичи не скоро привыкнут к новым порядкам, пока, во всяком случае, у сторожей хватало работы. Как раз на днях произошел досадный инцидент. На запретную территорию забрела среди ночи шайка молодняка, разожгла костер, охранники, естественно, их застукали, попытались выпроводить с миром, но юные аборигены, накачанные пивом и дурью, оказали сопротивление, выпендриваясь перед своими телками. Их крепко отметелили, а одного отморозка впопыхах забили до смерти. На беду придурок оказался сынком какой-то шишки из префектуры. Недоразумение, конечно, уладили, но пришлось изрядно раскошелиться. Юристы «Топаза» советовали довести дело до суда, чтобы устроить показательный процесс, но Гараев предпочел откупиться. Не стоило засвечиваться по такому пустяку. Он теперь дорожил репутацией просвещенного бизнесмена европейского замеса. Это помогало в делах.

Ждал Карабая около получаса. Сидя перед разожженным камином и попивая ананасовый коктейль, еще раз обдумал предстоящий нелегкий разговор. Он должен постараться убедить Карабая в двух вещах. Первое: намеченная акция неизбежно повлечет за собой ненужные трения с городскими властями, что в свою очередь приведет к крупным финансовым издержкам. Он даже подготовил примерную смету, по которой выходило, что для нормальной разводки ситуации придется отстегнуть по минимуму миллион зелени. И второе, может быть, главное. Исламбек считал и считает, что проверку боеспособности агентуры, на которой давно настаивал Карабай, следует проводить не в Москве, а в одном из малоосвоенных регионов. Он не надеялся на взаимопонимание, но собирался высказать свои соображения хотя бы для очистки совести.

Незаметно задремал и не услышал, как появился Карабай. Казалось, только что по гостиной крутился Робинзон, любимец Гараева, сенегалец, вечно улыбающийся, большой черный ребенок, при этом мастер на все руки, в том числе отменный массажист, – только что Робинзон что-то спросил, а он ответил, – и вот уже в кресле перед ним Карабай собственной персоной, с обычным выражением презрительной укоризны на лице.

– Ай-яй, нехорошо, бек, – заговорил Карабай. – Спать нужно ночью, днем спать нездорово для такого человека, как ты.

– Почему? – удивился со сна Исламбек.

– Ночью душа очищается от скверны, которая накапливается днем, – туманно ответил Карабай, – Скажи, бек, зачем тебе негр? Тебе мало русских рабов?

Уловив издевку, Исламбек поднялся и выглянул в коридор. Так и есть. Робинзон сидел у стены с залитым кровью лицом, двое девушек-простолюдинок бинтовали ему голову. Черный, алый и белый цвета смешались в причудливую гамму.

– Ты в порядке, Робинзон?

– Совсем в порядке, – печально улыбнулся сенегалец. – Спасибо, хозяин. Я сам виноват, не хотел будить.

Вернувшись к камину, Исламбек ничего не сказал, лишь подумал привычно – и уже с какой-то усталостью: ничего, собака, когда-нибудь ответишь за все сразу.

Карабай заранее отказался от ужина, предупредив, что у него всего полчаса, но это очередное маленькое оскорбление Исламбек проглотил не заметив. Несуразно начавшийся разговор так и продолжался в том же духе. Карабай с ходу, не дослушивая, отмел все его соображения о переносе акции, но неожиданно проявил интерес, когда речь зашла об исполнителе.

– Да, да, я помню, он попал к нам по твоей рекомендации. А что можешь сказать о нем еще?

– Не понимаю, амиго… Тебе лучше знать… Я слышал, мальчик прошел все ступени перевоплощения, у него высшие баллы… Что же еще?

– Я встречался с ним и… я не уверен в нем. Мне показалось, он не тот, за кого себя выдает.

– За кого он может себя выдавать, амиго? – Исламбек с трудом скрыл изумление – эмоция, неприличная для мужчины. – Насколько я знаю, тот, кто прошел весь цикл подготовки, уже не человек, а заряженный фугас. Разве не в этом весь смысл?

– В этом, в этом, – Карабай явно ждал другого ответа. – Видишь ли, в подготовке камикадзе и зомби мы отказались от спецов из Лэнгли и тем более от советников из ФСБ. Мы не применяем химических препаратов и не вживляем электронные стимуляторы. На первом, самом важном этапе с избранниками работают те, чьи имена лучше не называть. Как мне объяснили, они перестраивают подсознание, если тебе понятно, о чем я говорю. И вот…

– Ты сомневаешься в мудрости наших учителей? – не сдержавшись, выпалил Исламбек.

Желудевые глаза Карабая вспыхнули испепеляющим огнем, но ответил он спокойно:

– Не в мудрости, нет, спаси Аллах. Я сомневаюсь, что они преследуют те же цели, что мы с тобой.

Это признание дорогого стоило. Знак наивысшего доверия. Слова, какие редко произносят вслух, ибо они могут стоить головы. Исламбек вдруг ощутил нежность к опасному врагу. В сущности, несчастный человек, гоняющийся за химерами. Отними у него идею, будет голый.

– Тебе виднее, амиго.

Карабай уставился в холодный огонь камина и не обратил внимания на перемену настроения собеседника. Продолжал говорить ровным, тихим голосом, казалось, идущим из глубины души:

– Слишком часто я слышал от них жалкие слова о том, что зло порождает зло и его нельзя одолеть силой оружия – и прочую чепуху, какую внушают пастве западные проповедники, ей же на погибель… Они словно не видят, что наши реки почернели от крови, и полагают, есть какой-то иной способ остановить бойню… Благодушно призывают к миру, когда нечисть топчется у наших дверей и заглядывает в окна через оптические прицелы… Скажи, Исламбек, если их молитвы угодны Аллаху, почему наши дети пухнут от голода? Почему женщины перестали рожать? Почему мужчины прячутся в ущельях, как дикие звери? Иногда хочется взять их за шиворот, потрясти и постукать лбами, как слепых котят…

Гараеву не нравился поворот разговора, но, видя, что Карабай ждет ответа, он слабо возразил:

– Ты прав, как всегда, великий Карабай. Но я не думаю, что наши дела так уж плохи. Если бы они были плохи, мы с тобой не сидели бы здесь и не обсуждали наши проблемы в самом сердце неверных.

– Да, это так, – неожиданно согласился Карабай. – Но достигли мы этого не с их помощью, а лишь потому, что не боялись нарушать бесконечные запреты и табу. Разве не так?

Исламбек не стал больше спорить. Ответил уклончиво:

– Ты же знаешь, я всегда был с тобой… Мы прошли длинный путь и никогда с него не свернем… Но все-таки что тебя насторожило в избраннике?

– У него слишком ясные глаза, но он неспокоен. Я заметил. Он словно чего-то опасается. Того, что у него внутри. Ты встречался с зомби?

– Конечно, – Исламбек усмехнулся. – Даже чаще, чем хотелось.

– У хорошего зомби в глазах вечный покой. Он ни о чем не думает, ни о плохом, ни о хорошем. Он похож на взрывное устройство, у которого тикает завод. Голова у хорошего зомби всегда чуть-чуть наклонена, как будто он прислушивается к этому внутреннему тиканью. Этот мальчик ведет себя так, словно у него в запасе еще одна жизнь. Это неправильно. Здесь что-то не так.

– Тебе могло показаться.

– Могло. Но не показалось. Те, кто его готовил, уверяют, что его можно использовать несколько раз. У него долгосрочная программа. Что ж, посмотрим. В сущности, мы ничем не рискуем.