Страница 5 из 37
Образ Чжу Бацзе иносказателен. В нем проглядывают многие характерные черты китайского крестьянина. Не случайно с самого начала он предстает в романе как зять деревенского старейшины Чао из деревни Гаолаочжуан, работяга-батрак, взятый в семью за свою силу. Постоянным орудием этого деревенского простака, ставшим его оружием, служат девятизубые вилы.
Наименьший грех совершил на том же пиру Шасэн («Монах Ша»): всего-то разбил хрустальную чашу. Изгнанный на Землю, на берега реки Текучих песков, он стал людоедом, но потом раскаялся. Роль его в романе наименее значительна и малопонятна. На всем пути на Запад он ведет коня Танского монаха да иногда помогает своим товарищам в трудных переделках. Индивидуальных свойств характера он проявляет мало.
И вот в сопровождении таких трех удивительных слуг монах Сюаньцзан пересекает почти всю Поднебесную: пустыни, горы, леса. Он проходит неведомые страны, сталкивается со всевозможными чудищами (драконами, духами, оборотнями), попадает в заколдованные обители, оказывается во всевозможных, самых невероятных ситуациях. Фантазия автора поистине неистощима, а выдумка – удивительна. У Чэнъэнь использует в романе все богатство литературных традиций и сокровища народного творчества, причем использует с удивительным мастерством. Вспомним признание писателя: он с детства любил длинные книги. Путешествие Танского монаха в романе обрело вид огромной эпопеи из целой сотни глав. Это поразительная энциклопедия, где фантастические фольклорные сюжеты перемешаны с россыпью точных сведений и реалистических наблюдений. Так, духи, как люди, живут в обычных жилищах, они нуждаются в еде и одежде, женятся, рожают детей, ездят в гости и на охоту – как простые смертные. А обычные люди зачастую оказываются в сказочных ситуациях. Фантастика в романе У Чэнъэня на каждом шагу переплетается с действительностью. И наоборот. Исторические личности зачастую приобретают сверхъестественные качества. Танский император Тайцзун по воле автора попадает в преисподнюю на судилище. Там, в мире тьмы, он встречает души умерших родственников и людей, погибших по его вине. Совсем по-земному ему приходится от них откупаться. Прежде чем отпустить Тайцзуна, его проводят через восемнадцать отделений ада, где души грешников подвергаются всевозможным карам, – это своего рода Дантов ад. Круги Дантова ада – прозрачное иносказание. Картины «Путешествия на Запад» – такая же видоизмененная реальность.
Если говорить о литературных ассоциациях, то на ум невольно приходит не только Данте, но и сатирическая эпопея Франсуа Рабле, кстати весьма близкая по времени создания роману У Чэнъэня. Там и здесь смесь реальности с фантастикой, те же странствия в поисках истины, похожая сатира или насмешка над фактами бытия, обращение к фольклору, волшебный камуфляж для выражения своих идей. Разумеется, ни о каких даже косвенных влияниях не может быть речи – характерно общее или близкое понимание жизни. Но там мы видим Францию на излете Возрождения, а здесь – Китай в эпоху Средневековья.
Несмотря на все чудеса и волшебства, реальность властно врывается в фантастическую ткань романа У Чэнъэня. Изображает ли автор небеса или подземное царство, всюду сохраняется все тот же вполне земной общественный строй и земные порядки: правитель и двор, чиновный аппарат, владетели поместий или монастырей, а там, внизу, – простой люд, плебс. И взаимоотношения между представителями разных сословий, хотя они и закамуфлированы под духов, такие же, как на земле. Не случайно многие литературоведы справедливо рассматривают роман «Путешествие на Запад» (несмотря на всю его фантастичность) как своеобразную и видоизмененную картину современного автору общества. И даже находят в нем отклики на реальные исторические события. Например, некоторые из них считают, что без народных восстаний той эпохи в романе вряд ли появились бы картины бунта на горе Обезьян.
В одном из старых источников, в «Описании области Хуайань» (там, где родился и жил писатель), об У Чэнъэне сказано так: «Человек глубокого и острого ума, широкой начитанности, обладающий исключительным поэтическим даром и удивительным чувством юмора…» Такой человек, понятно, должен был зорко видеть окружавший его мир и уметь тонко изобразить его, хотя и в замаскированной, фантастической форме. В романе У Чэнъэня сквозь пелену волшебства на каждом шагу проглядывает жизнь средневекового Китая: его верования и обычаи, повседневный быт людей. В течение многих веков в Китае одновременно существовали три учения: конфуцианство, буддизм и даосизм. Они, как правило, уживались друг с другом, хотя временами между носителями их возникало острое соперничество за власть и влияние при дворе. В реальной жизни эти учения и религии слились в сложный сплав, так что можно лишь с трудом отличить одну от другой. Когда нужно было обратиться к какому-нибудь божеству, люди общались с тем, которое, по их понятиям, могло быть более полезным в данном случае, независимо от того, к какому пантеону оно относилось. Эту сложную, запутанную картину вероучений, проявляющуюся, в частности, в пантеоне божеств, мы наблюдаем в романе повсюду.
Однако в романе персонажи представляют в основном два вероучения: буддизм и даосизм. Это отражало истинное положение вещей. Конфуцианство было государственной идеологией (сводом политических, морально-этических догм). Его проповедовали преимущественно правящие сословия. В низших слоях господствовал сложный конгломерат идей, вероучений, суеверий, в котором конфуцианство занимало одно из главных мест. Кто был У Чэнъэнь? Верный последователь конфуцианства, или буддист, или сторонник даосизма? Трудно сказать. Однако несомненно, что его персонажи, почитатели Будды, пользуются у него большей симпатией, чем представители даосизма. Буддисты у него – люди серьезные, положительные. Даосы показаны глуповатыми или злыми. От многих из них можно ждать чего угодно. Не случайно в столкновениях и схватках тех и других в романе почти всегда побеждают буддисты. Впрочем, так же часто по ходу действия буддисты и даосы помогают друг другу. Так, например, Яшмовый государь просит Будду помочь ему усмирить взбунтовавшегося царя обезьян или обращается за помощью к патриарху даосизма – Лаоцзюню. Взаимоотношения между адептами разных учений в романе помогают читателю понять многое из того, что было в самой жизни.
Путешествуя по воле автора вместе с героями романа, читатель попадает в такие уголки страны, в такие края, знакомится с такими деталями жизни людей, о которых он вряд ли узнал бы из специальных книг по истории или этнографии, ибо роман У Чэнъэня – это и есть книга жизни. Перед читателем разворачиваются картины нравов и быта господствующего класса Китая – феодальной знати: описание дворцов, официальных приемов, пиров, боев и ристалищ. В романе можно найти немало ценного материала, касающегося устройства жизни даосских и буддийских монастырей и храмов, описания религиозных споров между представителями различных вероисповеданий, изложение сущности разных религий, картины храмовых богослужений. В нем мы видим детали быта, особенности одежды, еды, архитектуры.
Во многих сценах романа автор рассказывает о жизни простых людей: крестьян, ремесленников, рыбаков, охотников, дровосеков. Перед читателем также проходят сановники двора, полководцы, мелкие чиновники, купцы, монахи, содержатели гостиниц, гадальщики и колдуны. И конечно, разнообразные фантастические духи и диковинные чудовища, поражающие воображение читателя.
Широко представлена в романе флора и фауна, социальная и культурная жизнь Китая. Вот почему произведение У Чэнъэня воспринимается не только как увлекательная книга приключений, но и как своеобразная энциклопедия жизни средневекового Китая. Такое суждение о нем вполне правомерно, ибо познавательность романа поразительна.
V
У Чэнъэнь, как известно, был не только прозаиком, но и поэтом, и этот его дар нашел отражение в довольно богатом стихотворном наследии литератора. Эта сторона таланта У Чэнъэня проявилась и в этом его романе, насыщенном поэтическими вставками. Обильные стихотворные включения – это не только выражение поэтического дара У Чэнъэня, но и дань литературной традиции. Использование стиха в прозе – прием, широко распространенный в средневековой повествовательной литературе. Не случайно поэтому в полном тексте «Путешествия на Запад» стихи не только обрамляют каждую главу (своеобразный зачин и концовка), но и присутствуют в обилии в тексте как разного рода поэтические описания, философские размышления, лирические отступления, пейзажи, бытовые сравнения.