Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 33 из 68

Во время поездки по нашей стране американского космонавта Фрэнка Бормана его принимал Н. В. Подгорный, тогда Председатель Президиума Верховного Совета. Встреча продолжалась недолго, говорить ему с нами было не о чем, да и мыслей, по-видимому, ни подходящих, ни неподходящих не нашлось: формально отрабатывал поручение. На лице тупое и одновременно многозначительное выражение. Сразу же возникло тоскливое ощущение пустоты. Когда ехали с приема, юморист Фрэнк не удержался и с серьезным видом съязвил: «Каждый раз, когда приходится встречаться с вашими руководителями, удивляюсь — какого высокого интеллекта люди!» Можно лишь недоумевать, как же с таким интеллектом выходят в лидеры! Тут налицо известное противоречие: в иерархических системах регулярно приходят к власти интеллектуальные ничтожества. С другой стороны, именно в иерархической системе от ее руководителей требуются уникальные интеллектуальные способности, чтобы неустойчивая, непрерывно сотрясаемая всякими чрезвычайными происшествиями система не распадалась.

Мне, как и многим моим сверстникам, не раз приходилось наблюдать, как делали карьеру администраторы. Ведь человек не сразу оказывается на самом верху. Снедаемый честолюбием, он ползет вверх неуклонно, не отягощаясь сомнениями относительно своих способностей и полезности там, наверху. Но желающих много, а пробиваются наверх единицы. Тут имел место некий неформальный отбор. Причем не по лучшим человеческим качествам. Многие из тех, кто делал большую карьеру, отличались «проходимистостью», были так сказать «внедорожниками». Это относилось к людям самых разных специальностей: к хозяйственникам, организаторам, политическим лидерам. А у некоторых карьера вообще носила подозрительный характер, даже по чисто внешним признакам: молодой человек вдруг быстро становился комсомольским вожаком городского масштаба, потом внезапно оказывался в «органах», через какое-то время снова партийная работа, но уже на областном уровне, потом опять в органы, уже руководителем, ну а дальше… Может быть, все они начинали сексотами? Или это являлось обязательным условием? Ну скажем, не формально, а де-факто? Это не выпад против секретных сотрудников как таковых — милиции, службам безопасности без них не обойтись. Но если человек ради карьеры должен становиться сексотом, то это и систему не украшает, и людей, таким путем делающих карьеру в системе, тоже.

Отвлекся от рассказа о «Восходе». Но ассоциация понятна: «Восход» — Хрущев — диктатор (не из худших) — дилетант. Мысли невольно обращаются к сегодняшнему дню. Нынешняя КПРФ отнюдь не превратилась в мирную с правовым сознанием лейбористскую партию. Кроме стремления к власти у ее лидеров ничего не видно: одни слова и обещания светлого будущего. Порядочный человек сегодня не полезет в эту неприличную свалку — борьбу за власть. Как быть? Дураков, инфантильных, плывущих по течению самодержцев во все времена было достаточно. Верить им, что они хотят осчастливить народ своим мудрым правлением, все равно, что соловья слушать. Только после выборов обнаруживается, что он не соловей, а соловей-разбойник! Значит, надо идти на компромисс? Искать умных, энергичных и порядочных, стремящихся к власти из чистого честолюбия, желания славы, а не из-за возможности наживы за счет государственной казны. Какой же у нас должен быть алгоритм поиска талантливых и чистых честолюбцев? Ведь стать профессионалом, управляющим делами страны, царь или президент может лишь после того, как поработает этим самым управляющим. Замкнутый круг.

Да и зачем они все туда лезут? Из спортивного интереса? Лишь бы вылезти на самый верх? Очень похоже на правду. Вот, например, несколько лет назад, когда корреспондент ТВ спросил Е. М. Примакова, будет ли он выдвигать свою кандидатуру на президентских выборах, тот отвечал вроде бы вполне разумно: подождем результатов выборов в Думу, и если за наших кандидатов проголосует много избирателей и можно будет рассчитывать на успех, то свою кандидатуру выдвину. Получается чисто спортивный подход: будет ли подходящая погода, много ли придет болельщиков, что за судья, какое у меня будет настроение и т. д. Даже мысли нет: а справлюсь ли? Они даже и не пытаются говорить, что и как собираются делать. И понятно почему — не знают. Пусть сначала выберут — там разберемся. Очередной пожилой наполеончик. Если судить по прессе, такой же спортивный подход у кандидатов в президенты и в нашем образце для подражания — Соединенных Штатах. Но там-то демократия уже двести лет более-менее работает, экономика не управляется государством и, как правило, не требует ежедневного активного вмешательства исполнительной власти. И американцы могут позволить себе с улыбкой наблюдать високосное общенациональное шоу: дескать, пусть демонстрируют свои актерские возможности — все равно все одинаковые! А нам-то главное — не выбрать очередного Сусанина: если уж и не выведет из болота, то хоть поведет в нужном направлении и не будет то и дело останавливаться, дергаться то вправо, то влево, то назад.

Здесь, пожалуй, уместно сделать еще более отдаленное по времени отступление от рассказа о полете на «Восходе» и вспомнить свои военные приключения. Зачем и в этом издании вспоминаю о них? Ну, во-первых, потому, что один из знакомых писал мне после выхода первого издания, что надо было бы написать в книге о том, что двигало мной в стремлении поучаствовать в войне. Я достаточно ясно писал об этом: тогда был мальчишкой и главным было желание поучаствовать. Но можно было бы и не писать. Нет, не это побудило меня включить в книгу воспоминание о военных приключениях, а скорее один непонятный эпизод, связанный с моей попыткой выдвинуть свою кандидатуру в члены-корреспонденты Академии наук. Соискателю на заседании присутствовать не разрешалось — такой порядок был при выборах и он, наверное, — правильный. О том, как проходило обсуждение моей кандидатуры, мне рассказали, кажется, Раушенбах и Черток. Сначала дело шло нормально, выступили с поддержкой несколько человек, в их числе мой союзник, главный конструктор гироскопических приборов Виктор Кузнецов. Он рассказал не только о моих работах как проектанта, но для убедительности вспомнил о моем участии в войне. Тут выскочил на трибуну Мишин и начал кричать: «Да не участвовал он в войне. Неправда это!» Сторонники мои были в растерянности. В результате моя кандидатура не набрала необходимого количества голосов. Ну и бог с ними, с выборами и с Академией… Но вот вопрос — с чего это Мишин взял, что я не участвовал в войне? Ну каков бы Мишин ни был, но не мог же он публично выступить с утверждением, зная, что оно ложное. О моем участии в войне писали в газетах сразу после моего полета, и он должен был бы на что-то опираться в своем утверждении. Он мог не знать о сохранившихся в архивах моих рукописных докладах по каждому походу через линию фронта, но откуда у него появилось такое утверждение? Просто из ненависти ко мне и понимания полной своей безнаказанности? Дело в том, что выступления во время выборного заседания в Академию наук тогда не разрешалось ни стенографировать, ни записывать на пленку, а следовательно, и нельзя было привлечь выступающего к ответственности за ложь. Но настолько плохо о Мишине я не думаю. Хотя и исключать этого нельзя. Все же скорее можно подумать, что кто-то внушил ему это утверждение еще тогда, когда он работал в нашей организации в качестве главного конструктора. Кто? Наверное, я так никогда и не узнаю. Но признаки такого внушения обнаружились сразу после моего полета. Могу только подозревать — кто. А лить воду на мельницу моего анонимного врага не буду. Но вернемся к моим военным приключениям.

Наша семья жила в Воронеже, на окраине города. Отец работал главным бухгалтером и читал лекции на бухгалтерских курсах. Мои родители, как и все тогда, едва сводили концы с концами. Помню, отец часто до полуночи засиживался за письменным столом, щелкал на счетах, и эти звуки сопровождали мой сон. Уже став взрослым, как-то у него поинтересовался, почему приходилось так много работать. Он рассказал, что сотрудники бухгалтерии были ненадежными, неквалифицированными работниками, допускали множество ошибок (это в бухгалтерском-то деле!), и ему постоянно приходилось практически все перепроверять и пересчитывать.