Страница 37 из 73
Определенный интерес для выяснения состава населения верховских городков представляют сообщения о полоне, выведенном слугами и воеводами московского государя во время постоянных набегов в 80–90-х гг. XV в. В 1489 г. князья Воротынские жаловались, что московские воеводы «под городом были, города добывали, место выжгли, бояр и боярынь много поймали и всих головами семь тысячь повели»[656]. Значит, помимо крепости («города») в Воротынске был и посад («место»); названное количество пленных — 7000, — разумеется, не может служить указанием числа горожан: это было бы чересчур много для маленького пограничного городка; главным образом эту сумму составили, надо полагать, окрестные сельские жители. Весной 1492 г. литовский посол в Москве передал жалобу кн. Федора Одоевского на своих родичей, сыновей Семена Одоевского, служивших Ивану III: они его отчину, «половину города Одоева, засели, и волости, удел его, побрали, и врядников его и бояр его поимали, а иных к целованию привели, и казну его взяли»[657]. Снова идет речь о боярах, а о горожанах — ни слова; вообще трофеи, захваченные в «городе» (казна), сливаются в этом сообщении с пленными, взятыми, вероятно, в волостях (урядники). Здесь же уместно привести летописные известия о взятии зимой 1493 г. московской ратью Мезецка, Серпейска и Опакова: в первом из этих городов в плен были взяты сидевшие там в осаде смольняне и литовские паны, «а земских людей черных приведоша к целованию за великого князя»; затем то же повторилось в Серпейске и Опакове — и там «земских людей» привели к присяге на верность московскому государю; возвращаясь из похода в Москву, воеводы увели с собой «градских больших людей»[658].
Трудно понять, что скрывается за трижды повторенной трафаретной формулой «земские люди черные» (в Своде 1518 г. — «земскых людей и черных»)[659]: городские низы или укрывшиеся за городскими стенами мужики из окрестных сел? Второе представляется более вероятным. В пользу такой трактовки говорит, кажется, и сам термин «земские». Но как бы мы ни истолковывали данное летописное известие, все имеющиеся в нашем распоряжении сведения наводят на мысль, что верховские городки не были городами в собственном смысле слова, лишь наличие стен выделяло их из сельской округи.
Данные первой четверти XVI в. усиливают это впечатление, показывая тенденцию, по которой шло развитие этих городков. Около 1525 г. кн. Иван Михайлович Воротынский подал челобитную Василию III. Из этого любопытного документа явствует, что городище Старый Одоев (пришедшее, очевидно, к тому времени в полный упадок) было отстроено государевым «здоровьем и жалованьем». И другая, еще более выразительная деталь: Иван Воротынский, пожалованный в Старом Одоеве «городищем… да и землицею… посацкою» (т. е. раньше был посад, но к 1525 г. его нет! — М. К.), из-за противодействия кн. Одоевских не может пользоваться полученными землями: «А людишка мои, государь, — жалуется он, — опять сядут в городе на стене, а землицы, государь, ни одного загону не ведают, что вспахать»[660]. Таким образом, «город» здесь — всего лишь стены среди полей, аграрный характер такого «города» сомнений не вызывает.
Заоцкие городки являлись прежде всего резиденцией соответствующих князей: не случайно при взятии любого из них непременно в плен попадали местные князья со своими домочадцами и боярами. Но те же крепости служили прикрытием для разбойничьих набегов на соседние уделы, сюда же свозилась награбленная добыча. Вот князья Мезецкие послали своих людей грабить вотчину кн. Одоевских (1487 г.); вернувшись, «те лихие с полоном и со всем грабежом въехали в город в Месческ ко князю к Ивану и к его братье»[661]. Таким же разбойничьим гнездом предстает перед нами и г. Воротынск в конце 1480-х гг.[662]
Итак, за исключением Вязьмы, где действительно имелось мещанское население, остальные княжеские «города» были лишь центрами соответствующих уделов; примыкавшие к крепостям посады (там, где они вообще были) находились, так сказать, в зачаточном состоянии. Сказанное относится и к владениям северских княжат — Гомелю, Стародубу, Трубчевску, Новгороду-Северскому и др. Здесь нужно учесть также наблюдения Е. В. Русиной, отметившей замедленность социально-экономических процессов на Северщине, низкую заселенность края, архаичность и консерватизм общественных отношений[663]. В этой связи вполне объяснима неразвитость городской жизни в данном регионе.
Таким образом, из всего сказанного можно сделать вывод, что в порубежных удельных городках в описываемое время не сложилось сколько-нибудь развитых городских общин, нет и намека на существование там каких-либо структур самоуправления, не видно следов борьбы горожан с князьями за свои права. Именно по этой причине незаметно никаких контактов великокняжеской власти с населением удельных городков, даже там, где (как в Мезецке или Мосальске) господарь фактически распоряжался территорией удела. Это имело важные последствия: из-за неразвитости местных городских общин господарь не мог на них опереться, что (наряду с другими факторами) делало связь этих окраинных земель с Литвой весьма непрочной.
Совершенно иную картину мы наблюдаем в частновладельческих городах внутренних областей Великого княжества — таких как Мстиславль, Пинск, Слуцк. В предыдущей части было показано, что произвол владельцев этих городов был ограничен, под покровительством великокняжеской власти их жителям был гарантирован ряд прав, включая право апелляции к господарю. Этим правом горожане Пинска, например, охотно пользовались: в 1501 г. они били челом Александру на своего князя Федора Ярославича, на «новины» и «кривды» с его стороны[664]. К этому нужно добавить, что названные города обладали весьма многочисленным населением. В частности, крупным городом был Слуцк: в начале XVI в. он насчитывал, по данным А. П. Грицкевича, несколько тысяч жителей[665].
Важно отметить, что Мстиславль и Слуцк имели развитые структуры самоуправления. В первом из названных городов уже в грамоте 1443 г. упомянуты должностные лица городской администрации — десятники, выполнявшие судебно-административные функции; те же должности фигурируют и спустя сорок лет, в документе 1483 г.[666] Население Слуцка добилось самоуправления по магдебургскому праву в 1441 г. Самоуправление это, конечно, было не полное: войт — глава городской рады — назначался слуцким князем, однако рядом городских дел, ремеслом и торговлей управляли сами горожане[667]. После разорения Слуцка татарами в начале XVI в. магдебургское право там уже не действовало, но в 1503 г. кн. Семен Слуцкий дал снова своему городу самоуправление[668].
Таким образом, при формально одинаковом правовом статусе всех рассмотренных выше городов — частновладельческом — нельзя не заметить существенной разницы в фактическом положении горожан порубежных удельных городков-крепостей, с одной стороны, и Мстиславля, Слуцка или Пинска — с другой. Эта разница определялась величиной и степенью развития городской общины, ее успехами в расширении объема завоеванных прав и самоуправления. Отсюда и важные для нашей темы различия в позиции этих городов относительно Литвы: Мстиславль, Пинск, Слуцк были с ней тесно связаны, входили в политическую систему Великого княжества Литовского, а крошечные посады удельных пограничных городков (едва различимые за княжеской крепостью) находились вне этой системы — даже в тех случаях, когда их владельцы-князья, вроде Мосальских, зависели от виленского двора и все сильнее, как мы видели, попадали в орбиту его влияния. Можно предположить, что такая разница в положении этих городов должна была сказаться на их позиции в период русско-литовских войн рубежа XV–XVI вв. — это предположение нам предстоит проверить в следующей главе.
656
Сб. РИО. Т. 35. С. 35.
657
Там же. С. 57.
658
ПСРЛ. Т. 24. Пг., 1921. С. 210; Т. 28. М.-Л., 1963. С. 158; Т. 8. СПб., 1859. С. 225.
659
Там же. Т. 28. С. 323.
660
Назаров В. Д. Тайна челобитной Ивана Воротынского // ВИ. 1969. № 1.С. 211.
661
Сб. РИО. Т. 35. С. 7.
662
Там же. С. 39.
663
Русина Е. В. Северская земля: генезис и историческая эволюция в XIV — начале XVI в. Автореф. канд. дис. Киев, 1991. С. 13; она же. Сіверська земля у склади Великого князівства Литовського. Київ, 1998. С. 148–149, 163.
664
АЗР. Т. 1. СПб., 1846. № 191. С. 227.
665
Грицкевич А. П. Древний город на Случи. Минск, 1985. С. 11.
666
Копысский З. Ю. Социально-политическая история городов Белоруссии XVI — первой половины XVII в. Минск, 1975. С. 77–78.
667
Грицкевич А. П. Древний город на Случи. С. 8–9.
668
Там же. С. 11.