Страница 36 из 73
На втором этапе, после 1500 г., ситуация кардинально меняется. Немногие оставшиеся удельные князья, связанные, во-первых, с ядром Литовского государства, зависящие, во-вторых, и от господаря, и от собственных подданных (городских общин), демонстрировали полную лояльность виленскому правительству. Остальная же масса княжат, занимая в описываемое время не первостепенное, но вполне прочное место в социально-политической системе Великого княжества, была довольна своим положением и опять-таки достаточно крепко привязана к Литовскому государству. Растворяясь в среде формирующегося шляхетского сословия, мелкие княжата получали взамен воспоминаний о принадлежавших некогда их предкам княжеских правах вполне реальные дворянские права и привилегии (имущественные, социальные, политические). Этим и объяснялась проявленная ими в войнах с Москвой в первой четверти XVI в. лояльность.
Вместе с тем процесс измельчания княжеских фамилий, отрыва их от родовых земель, уравнения с простой шляхтой не мог не привести к утрате князьями влияния на местное население, что и проявилось в событиях 1508 г.: инициаторы мятежа оказались «полководцами без армии»; ни шляхта, ни города Великого княжества их не поддержали, и пришлось им отсутствие внутренней опоры компенсировать обращением за помощью к иностранным правителям.
Наконец, изменение социального облика и позиции литовско-русских князей в начале XVI в. самым непосредственным образом сказалось на ходе и результатах продолжавшихся тогда русско-литовских войн: не имея теперь опоры в князьях (даже ставших украинными), Москва прилагала все большие военные усилия к овладению землями, остававшимися под властью Литвы, но при этом в ряде случаев (как, например, в кампании 1507–1508 гг.) успехи не оправдывали этих усилий. Многое, однако, зависело от позиции городов, оказавшихся в зоне боевых действий; к изучению их позиции мы и приступаем.
Часть вторая
Города Литовской Руси в ситуации выбора между Вильно и Москвой в конце XV — первой трети XVI в.
Глава первая
Города Литовской Руси в политической системе Великого княжества
Придерживаясь того же порядка изложения, что и в первой части, мы начнем с изучения положения русских (восточнославянских) городов в Великом княжестве Литовском, а затем перейдем к анализу их позиций в русско-литовских войнах рубежа XV–XVI вв.
Традиция изучения городов Великого княжества Литовского насчитывает уже более столетия. Основную тенденцию развития историографии в этой, как и во многих других областях исследования можно определить как постепенный переход от абстрактных, схематичных представлений к более точным и конкретным. На этом пути уже многое сделано, но остаются еще значительные лакуны. В частности, очень слабо изучены города, находившиеся в конце XV в. на самой восточной границе Литовского государства — Торопец, Вязьма, верховские княжеские городки, Брянск и т. д. Недостаточно выяснено положение городов Литовской Руси в политической системе Великого княжества на рубеже XV–XVI вв., со всеми нюансами и градациями. Наконец, даже не был поставлен главный для нашей темы вопрос: были ли горожане довольны своим положением в Великом княжестве? Насколько лояльны были они к виленскому правительству? На этих проблемах мы и сосредоточим основное внимание.
Изучение правового статуса городов Великого княжества начнем с порубежных княжеских городков, отчасти уже знакомых нам по предшествующему изложению. Но тогда нас интересовали князья — владельцы этих городков, а теперь речь пойдет об их населении. С севера на юг вдоль всей русско-литовской границы располагались в конце XV в. княжеские города: Белая, Хлепень, Вязьма, Мосальск, Мезецк, Воротынск, Белев, Одоев, Стародуб, Гомель, Трубчевск, Новгород-Северский, Чернигов, Карачев (эти два — с 1496 г.) и Любеч. К сожалению, сведения о внутренней жизни этих городов очень скудны: источники, которыми мы располагаем, — акты Литовской метрики (т. е. великокняжеской канцелярии), посольские книги, летописи — показывают княжеские городки почти исключительно с внешней стороны. Но при тщательном анализе и из этих скудных данных можно извлечь ценную информацию.
Прежде всего бросается в глаза, что, в случае если какой-либо из перечисленных выше городов подвергался нападению, протест по этому поводу заявлялся от имени князя-владельца, а не от лица горожан. Так, князья Мезецкие жаловались на нападение на их город слуг великого князя Московского, кн. Михаил Вяземский — на захват его города Хлепня, Дмитрий и Семен Воротынские — на разорение их города и т. д.[645] Иногда протест московской стороне заявлялся от имени самого господаря — так было с г. Мосальском[646], над которым, как было показано выше, местные князья фактически утратили контроль. С другой стороны, вина за нападения и грабежи опять-таки возлагалась на соответствующих князей (Воротынских, Одоевских и др.), а не на их подданных. Таким образом, жители порубежных княжеских городков не имели в пограничных делах собственного голоса, не рассматривались как самостоятельная сила, субъект отношений.
Не заметно, однако, чтобы с интересами горожан сколько-нибудь считались во внутренних делах. Многие из упомянутых городов были поделены между княжеской братией: г. Одоев был разделен пополам между двумя линиями местной княжеской династии[647]; та же участь постигла г. Трубчевск[648]; по «дольницам» владели князья Мезецком[649] и Вязьмой[650].
Естественно, землей, прилежащей к городу, распоряжались опять-таки князья, а не горожане, а во многих уделах, как мы уже знаем, местные владельцы разделяли это право с господарем. Так, еще в 40-х гг. XV в. Казимир пожаловал некоему Ивану Рудаку «за Мезецком место пустое»[651]. Но вот что интересно: контролируя территорию ряда уделов (за исключением владений кн. Новосильских), великокняжеская власть не установила никаких контактов с населением княжеских городков. В актах Метрики не зафиксировано ни одного случая апелляции к господарю, жалобы на своего князя жителей Мезецка или Мосальска, Стародуба или Гомеля. Между тем население не только великокняжеских городов, но и некоторых частновладельческих (вроде Пинска), как мы увидим, искало защиты и справедливости у господаря. Стало быть, для выяснения статуса того или иного города недостаточно только знать, принадлежал ли он частному владельцу или великому князю: важно выяснить, что собой представляла данная городская община. А что нам известно о составе населения порубежных княжеских городков?
М. Н. Тихомиров отметил, что наличие в Заоцкой земле множества городков, иные из которых отстояли друг от друга, подобно Мезецку и Мосальску, всего на 25 км, объясняется существованием в ту эпоху в данном регионе множества князьков — владельцев уделов[652]. Действительно, такая густая сеть городков возникла здесь не вследствие бурного развития торговли и ремесла, а в результате удельного дробления местных княжеских династий. Что же касается торговли, то лишь Вязьму можно назвать значительным торговым центром[653]. Мы располагаем сведениями о вяземских купцах: в 1487 г. литовский посол жаловался в Москве, что брат Ивана III, кн. Андрей Васильевич Можайский, «мыта берет не по старому с купцов княжих Михайловых» (Вяземского. — М. К.)[654]; в 1492 г. была подана новая жалоба — о том, что в Старице «князя Михайловых (Вяземского. — М. К.) мещан на имя Гришка а Крота, шестерых с товарыщи, — …порубили…: взяли сорок рублев ризских денгами а купецких речей (т. е. товаров. — М.К.), всего на триста коп»[655]. О купеческой прослойке в других княжеских городках в источниках сведений нет.
645
Сб. РИО. Т. 35. СПб., 1882. С. 3, 16, 35, 54, 57, 73.
646
Там же. С. 73.
647
Там же. С. 57.
648
ЛМ. Кн. 6. С. 233–234; РИБ. Т. 27. СПб., 1910. Стб. 573.
649
Сб. РИО. Т. 35. С. 121, 127.
650
Там же. С. 119.
651
РИБ. Т. 27. Стб. 47.
652
Тихомиров М. Н. Россия в XVI столетии. М., 1962. С. 371.
653
См.: Виноградов И. П. Исторический очерк города Вязьмы с древнейших времен до XVII в. (включительно). М., 1890. С. 77–80.
654
Сб. РИО. Т. 35. С. 3.
655
Там же. С. 74.