Страница 7 из 30
Войне предшествовала и серьезная дипломатическая подготовка. Главной задачей обеих сторон было обеспечение дружественной для себя позиции Крыма, где в это время за обладание ханским престолом боролись два соперника: Сахиб-Гирей и Ислам-Гирей116. Сначала успех сопутствовал литовской дипломатии: хан Сахиб-Гирей заявил о своем союзе с королем. Особенно тревожная обстановка сложилась для России в июне — начале июля. Вернувшийся 22 июня из Крыма посланник И. Челищев сообщил, что Сигизмунд предложил хану союз против Москвы и «Саип-Гирей царь похотел королю дружити, а на великого князя быти с ним заодин»117. В противовес этому союзу московское правительство поддерживало летом 1534 г. сношения с соперником Сахиба, Ислам-Гиреем118.
В июньской статье 1534 г. в Никоновской летописи изображено бедственное положение Русского государства, оказавшегося в кольце врагов: сговор хана с королем против великого князя, враждебная позиция ногайских князей, которые «ратны захотели быти с великие князем», — и здесь же помещено известие о возвращении из Литвы Т. В. Бражникова с «гордостным» ответом короля, потребовавшего от Ивана IV уступки городов, занятых его отцом119. В Воскресенской летописи краткое известие о приезде Бражникова с этим «гордостным» ответом датировано 22 июля 1534 г.120 Летописная датировка ошибочна: согласно посольской книге, Бражников вернулся в Москву 24 февраля, а привезенный им ответ литовского правительства имел дату 8 февраля121. Очевидно, для создания более впечатляющей картины летописец соединил несколько разновременных известий и отнес описанную ситуацию к лету 1534 г. Указанные летописные известия ввели в заблуждение А. А. Зимина, согласно которому Т. Бражников находился в Литве будто бы с января по июль 1534 г., то есть полгода122.
Однако, несмотря на благоприятную международную обстановку, Литва и в июле не начала военную кампанию. А между тем ситуация в Восточной Европе начала меняться не в ее пользу. Прежде всего «великий замяток в Орде Перекопской» между Исламом и Сахибом123 лишил короля помощи со стороны последнего: в апреле следующего, 1535 года Сигизмунд напоминал Сахиб-Гирею, как из-за «некоторой розницы и незгоды» хана с Исламом «за тою прычыною жадное (никакой. — М. К.) еси помочы нам (на) неприятеля нашого московского того лета прошълого не въчынил»124. Зато Москва обрела союзника в лице Ислам-Гирея125. Кроме того, в конце июля — начале августа в Москве велись переговоры с молдавским послом Бустереем, а затем к Петру Рарешу был отправлен русский посланец: был восстановлен существовавший при Василии III русско-молдавский союз126. Дело шло к созданию антилитовской коалиции. К началу военных действий с Россией международная обстановка уже не благоприятствовала Великому княжеству Литовскому.
Не смогла Литва в должной мере воспользоваться и своим перевесом в военной силе, которым она обладала в течение всего лета на границе с Москвой. При этом виленские политики были прекрасно осведомлены (благодаря перебежчикам и шпионам) о слабой защищенности западных московских рубежей. Мстиславский державца Юрий Зеновьевич доносил королю 4 июля, что его «шпекги», вернувшиеся 30 июня «из заграничья», сообщили, что в Смоленске ожидают прихода кн. Андрея (Старицкого. — М. К.) с воеводами, «а теперь… у Смоленску людей прибылых никого нет», только «у Вязьме, поведают, пять тисеч стоит москвы с татары каширскими»127. Сходную информацию сообщил в Полоцке польский жолнер Войтех, бежавший 2 июля из московского плена; он ярко обрисовал тревогу в Москве по случаю ожидавшегося крымского набега и отметил, что «люди вси стоят от татар на берегу», а «от литовского рубежу нигде людей не поведает», только в Дорогобуже 700 детей боярских да в Вязьме «невеликие люди»128. С такими силами воеводы, конечно, воздерживались от «зачепок» в отношении литовцев, ибо «вельми ся боят войска литовского»129.
Известия о военных приготовлениях Литвы побудили московское правительство принять некоторые ответные меры: 22 июля «по смоленским вестям, что королевич из Менска вышел со многими людьми, а хочет быть к Смоленску, и князь великий по тем вестям велел быть в Вязьме воеводам из Боровска», а из Вязьмы ряд воевод был переведен в Дорогобуж и Смоленск130. Но все это было лишь перегруппировкой наличных сил на западном рубеже, а не их пополнением. Основные же силы, судя по разрядам, находились в июле 1534 г. на берегу Оки — против крымцев131. Очень слабо в июле — августе было прикрыто псковское пограничье, оборона которого ограничивалась по существу заставами и сторожами. По сведениям псковских перебежчиков, дьяка Родивона и его спутников, прибывших 12 сентября в Полоцк, общая численность сил, которыми располагали новгородские и псковские наместники, не превышала 1100 человек. Даже после известия о возможном нападении полочан на Великие Луки никакого подкрепления в Псков и Новгород не было прислано, воеводы должны были обходиться наличными силами: на московской дороге, близ Лук, были выставлены заставы (всего 800 человек). А в Опочке находились 15 «детей боярских старых, который вжо не могут на службу ездити»: пришлось нанять «без ведома великого князя полтораста пищальников» и послать туда; в самом Пскове с наместником кн. М. И. Кубенским оставалось лишь 40 «голов»132.
Если литовское командование, зная о таком состоянии обороны вражеской границы и получая известия о новых вспышках борьбы за власть в Москве133, медлило с началом боевых действий до последней декады августа, то виной тому была слабость военной организации Великого княжества и крайне низкая дисциплина в войсках. Еще 20 июня 1534 г. король издал универсал с призывом на военную службу: в нем регламентировались отношения войска с населением, запрещалось мародерство, от ратников требовалось послушание гетману Ю. Радзивиллу134. А королева Бона, стараясь поднять боевой дух воинства и укоряя панов за промедление, в послании Ю. Радзивиллу от 25 июня увещевала: «…надлежит, чтобы все, кто в этом походе должен участвовать, не с уязвленной и смущенной душой, но бодрые за твоею милостью последовали и за свое право, за веру и детей с неприятелем сразились…»135.
Но распоряжения и увещевания мало помогали. В лагере гетмана под Минском царила неразбериха; Ю. Радзивилл не мог добиться повиновения от своих подчиненных. В послании от 20 июля король торопил гетмана с окончанием переписи войска и выступлением в поход136. В другом послании (от 28 июля) Сигизмунд был вынужден — по жалобе Ю. Радзивилла — потребовать от жемайтской шляхты должного подчинения приказам гетмана137.
116
См.: Кузнецов А. Б. Дипломатическая борьба России за безопасность южных границ (первая половина XVI в.). Минск, 1986. С. 87, 89—90.
117
ПСРЛ. Т. 13. С. 82.
118
Там же; РГАДА. Ф. 123. Кн. 8. Л. 33, 56—58.
119
Пусто. — DS.
120
ПСРЛ. Т. 8. СПб., 1859. С. 287. Возможно, в Воскресенской летописи это известие ошибочно попало на место сообщения о возвращении И. Челищева из Крыма 22 июня, которое в этой летописи пропущено.
121
Сб. РИО. Т. 59. С. 10, 13.
122
Зимин А. А. Реформы… С. 232.
123
Так охарактеризовал междоусобную борьбу в Крыму король Сигизмунд I в послании гетману Ю. М. Радзивиллу от 20 июня 1534 г. (РА. № 26. С. 80). Вернувшийся 22 июня из Крыма в Москву русский посланник Иван Челищев обрисовал сложившуюся в ханстве обстановку сходным образом: по его словам, «Ислам с Саип-Гиреем царем бранит, и бой меж них был, а земля вся изымалася за Ислама» (РГАДА. Ф. 123. Кн. 8. Л. 33).
124
РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 15. Л. 215.
125
Кузнецов А. Б. Дипломатическая борьба… С. 89—91.
126
ПСРЛ. Т. 13. С. 84; РА. № 38. С. 98; Гонца Г. В. Возобновление молдавско-русского военно-политического союза… С. 18.
127
РА. № 31. С. 86.
128
Там же. № 39. С. 99, 100.
129
Там же. С. 99.
130
РК 1605. Т. 1. С. 247.
131
Там же. С. 244—245.
132
Расспросные «речи» псковских беглецов — дьяка Родивона, Гриши и Тонкого: РА. № 46. С. 115, 116.
133
Бежавший 2 июля из русского плена польский жолнер Войтех сообщил полоцкому воеводе, что в Москве «тыи бояре великии у великой незгоде з собою мешкают и мало ся вжо кол(ь)кокрот ножи не порезали» (РА. № 39. С. 99).
134
РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 227. Л. 238—239 об.
135
Pociecha W. Królowa Bona. Т. III. S. 124 i dod. 7. S. 209. (Перевод мой. — M. К.)
136
PA. № 36. С. 93—94.
137
Там же. № 37. С. 94—96: жемайтские шляхтичи всячески подчеркивали свою автономию: они разбили стан в шести-семи милях от ставки гетмана Ю. Радзивилла, требовали дать им особого гетмана (Адама Бейнаровича) и т.п. Сигизмунд I решительно отверг их притязания («мы многих справец-гетьманов у войску своем мети не хочем») и в случае дальнейшего неподчинения приказам гетмана пригрозил ослушникам лишением урядов и имений.