Охота на Крыс

— Их плохо учили. Никогда не нужно слушать, что говорит враг.

— Слушай, а что нужно делать при виде врага? Я думаю, убивать, пока враг не убил тебя?

— Не только. — Орк поднял забрало шлема и растянул губы в довольном оскале. — Сейчас увидим, знают ли они это!

Кое-кто из степняков тут же поспешил переместиться назад. В гомоне послышались отчаянные вопли:

— Дэв! Джин! Ифрит! Шайтан!

Но почти десяток вновь метнул стрелы и отчаянно завизжал, распаляя себя перед рукопашной. В ответ Урук опустил забрало и повернулся к русу:

— Рогводд, когда Бронеслав снимет свои чары, то в первую очередь стреляй по этим. Они обучены хорошо. Настоящие батыры!

— Ясна ли опасность или не очень, первым стреляй и ори что есть мочи! — громко продекламировала Кетрин, прокручивая в кистях свои мечи. Стишок на наречии степи вызвал новые гневные вопли. Девица тоже приметила главных противников и намеренно дразнила степняков. Лишь орк скромно поддержал ее выходку:

— Рады стараться, ваше величество!

Тем временем Бронеслав сделал первый шаг вперед. Блеклое пламя начало густеть, наливаться синевой чародейского огня. За миг до этого в сизое мерцание стены его чар ударила иная волшба. И там, где ткань заклинаний была тоньше всего, уже оплывал разрыв, сквозь который с веселым свистом рвались первые стрелы. Пока еще их оголовки лишь высекали искры из изъеденного водой гранита стен. Но это пока. Бронеслав понял, что еще миг, и его чары рухнут под натиском степного чародейства. А через мгновенье рухнут на землю и их тела, пробитые стрелами степняков. Смерть рвала чары, смерть сидела на зазубренных наконечниках. Лишь на две сотни шагов бьет лук из турьих рогов, но и этого хватит с преизлихом.

И тогда, глядя в лицо новой беде, поистине волчий оскал заиграл на губах сотника. Не дрогнув, пошел на гибель Бронеслав, лишь чуть-чуть сжалось сердце, предчувствуя неминуемую смерть. Смерть для него и спасение его спутникам. Силы старого ведьмака были на исходе, но пальцы не дрожали, когда Бронеслав сделал первый жест, вливая свою жизнь в чары, как вливают последний глоток из фляги в пересохшие губы.

Сквозь строй степняков уже проталкивался шаман, размахивающий сучковатой палкой, увенчанной лошадиным черепом. Как череп не слетал — осталось загадкой для всех, он явно не был прикреплен к палке. Но степной чародей не успевал. Набухли капли пота на висках ведьмака, и стена огня, не требующая для себя щедрых глотков ветра, с ревом и гулом обрушилась на строй степных батыров и их колдуна.

Пламя поглотило не только их жизни, но и тела. Рогволд видел, как беззвучно раскрывают рты охваченные пламенем степняки, как конская кость на посохе шамана разлетается в мелкие брызги искр. Колдовской огонь исчез внезапно, так же как и появился. И вместе с оседающими на камень пола хлопьями пепла опустился на землю старый сотник колдовской дружины. Без остатка выпили чары силу и саму жизнь Бронеслава. Того, что осталось, хватило лишь на слабый, еле слышный шепот:

— Это мой перекресток…

Старый ведьмак уходил, проложив смертью путь своему отряду. Именно своему, по праву заплатив за жизни своих воинов — собственной. Тугой сгусток колдовского пламени нганги послужил погребальным костром для сотника Бронеслава. Горсть праха вместилась в кожаный кошель на груди Карим-Те. Когда они выйдут туда, где под ясным небом веют ветра, то на крыльях ветра унесется к богам душа ведьмака.

Унесется, чтобы стать зверем, птицей, человеком или возродиться воином в дружине Светлых Богов. Нет выше смерти, чем смерть за други своя. И даже отчаянные варяги как святыню чтят имена ярлов, отдавших себя в жертву Богам во имя победы. Нет выше смерти! Так верят русы, и Род гордится своими потомками, радуется столь славным внукам Даждьбог, и с великой честью принимает их в свои дружины Перун и Один…

Мешкать было нельзя, иначе жертва Бронеслава была напрасна. Степняки в подземелье явно приехали не на праздничное козлодрание. Похоже, что в подземельях храма ждали незваных гостей. Не мешкая они двинулись вперед, и губы путников шевелились, шепча слова прощания Бронеславу, старому сотнику дружины ведьмаков Черного Леса.

Изъеденный, обглоданный неизвестными тварями, гранитный коридор причудливо изгибался, за поворотом расходясь в клубок ответвлений. Камень под ногами превращался в мягкую пыль. То и дело на пути оказывались лужи бурой или зеленой слизи, обрывки корней свешивались с потолка, сочащегося каплями рыжей воды. Пять раз извивающаяся дорога выводила их обратно к развилке. Наконец им повезло, отросток начал расширяться, выводя в небольшой зал, щедро увитый гирляндами паутины. Четверка отступила на дюжину шагов, и огненный шар с ладони Карим-Те обратил в прах паутину и пауков, таящихся за сплетениями гибких нитей.

Не дольше мига плясал огонь на пыльных нитях, и вот уже путь чист, а под сапогами чуть похрустывают паучьи трупики. Целый ковер дохлых пауков расстилался под ногами, а шуршание жвал и лап вдалеке стало громче, и когда навстречу бросилась первая волна пауков, размером с добрую собаку, нганга был наготове. Впивались в хитин стрелы из синего льда, в кашу сминая поток шевелящихся тел. И так шаг за шагом. Зал за залом.

Пустел мешок Карим-Те, кончались бутыли из синего стекла, и тень лежала на лице нганги, понимающего, что с тремя оставшимися бутылями далеко не уйти… Лишь орк не вешал носа, продолжая внимательно принюхиваться. И чутье не подвело Горбага из народа Урук-Хей. В тот момент они стояли в очередном зале, и рука в латной рукавице указала в дальний угол, в котором, неведомым чудом, сохранилась гроздь паутины:

— Туда!

Рогволд схватился за лук, пытаясь различить цель для стрелы, но на тетиву легли пальцы орка:

— Нет. Не стреляй. Там просто проход. Пошли посмотрим. Мне кажется, — тут он замялся, словно ему не хватало слов, — что нам туда. Понимаешь, нам туда.

Рус на миг замер, но, почувствовав в словах Урука странную правоту, лишь кивнул и коротким жестом махнул Кетрин и Карим-Те, уже шагнувшим вперед, мол, подождите, тут кое-что интересное. Кетрин пожала плечами, всем своим видом показывая, что они лишь зря теряют время, в такую щель за паутиной только крыса заберется, но нганга неожиданно замер, а потом кивнул головой:

— Да. Там сила. Сила скрыта и от нас и от других. Урук, как ты ее почуял?

Но орк не ответил Карим-Те, увлеченно рубя паутину в клочья. Комки липких нитей, напитанные пылью и землей, противно скрипели под ударами ятагана. Наконец Урук проделал небольшое отверстие. Распластавшись на полу, он нырнул в щель с проворством ящерицы. Остальные переглянулись. В черный лаз, найденный орком, можно было залезть лишь ползком. Да и то Рогволду и Карим-Те пришлось бы снимать доспехи. Но без нюха и ночного зрения, как у Урука, шансов в этой разведке у них просто не было.

Минуты тянулись годами, наконец Урук вернулся, весь перепачканный, с правого клыка свисал шмат паутины, но губы орка распирались в глуповатой улыбке. Таким удивленным, вернее, пораженным до глубины души Рогволд его еще не видел. Урук не замечал ни своего вида, ни паутины на клыке, ни встревоженных лиц спутников. Торопливо вскочив на ноги, орк отчаянно замахал руками. Ему явно не хватало слов, он смог лишь прохрипеть:

— Туда. Да скорее же!

Словно объяснив все, Урук нырнул обратно в провал, опасаясь хоть на миг расстаться с найденным им «сокровищем». За ним последовали Кетрин и Рогволд. Нганга замыкал отряд. Проползти потребовалось не больше дюжины шагов, потом они оказались в огромном каменном дворце, ярко подсвеченном багровыми сполохами пламени. Каменная площадка висела в воздухе, над бездной, из недр которой периодически рвались вверх клубы пара, подсвеченного подземным огнем. Капли воды, сочащиеся и срывающиеся с неровного камня стен, высоко вверху, летели вниз, играя в падении не хуже рубинов или диамантов, перед тем как взметнуться вверх причудливым облачком багрового пара. Больше всего это напоминало рубиновый дождь, бесшумно исчезающий в багровом тумане. Путники замерли, зачарованные нечеловеческой красотой пещеры, с которой не мог сравниться ни один дворец земных владык. Такая красота разила наповал, сводила с ума, отнимала дар речи. В строгом молчании обозревали они красоты подземного мира, и даже неугомонный орк лишь качал головой в немом восхищении от открывшегося перед ним дива.