Страница 49 из 84
– На грузовиках. У нас уже давно на этот случай подготовлена колонна машин с кузовами, обтянутыми брезентом.
Франк говорил правду: в ожидании молодых целинников в совхозе подготовили и автомашины, и торжественные речи, и меню праздничного ужина, и даже оркестр.
И только одного не учли – бурана.
…Машины начали застревать в сугробах, едва отъехали от совхозной усадьбы. Франк послал в совхоз за трактором, трактор пришел, вытянул одну, вторую, третью машины, отошел к четвертой, а эти уже снова успели завязнуть.
Бились часа два. В конце концов Франк плюнул, приказал шоферам выбираться обратно в совхоз, а сам пешком, увязая по колено в снегу, отправился на станцию.
И вовремя: пробившись к железнодорожной насыпи, он увидел сквозь буранное месиво прибывающий па станцию поезд. Огромный снежный шлейф тянулся по шпалам вслед за вагонными колесами, а как только состав замер на месте, дракон взметнулся в небо и затем обрушился с высоты на беззащитные вагоны, у которых
теперь было отнято единственное средство самообороны – движение.
Франк расстегнул полушубок и, с трудом вскидывая облепленные снегом валенки, неуклюже побежал по шпалам. Издали он увидел, как из маленького домика, построенного в свое время для дежурного по разъезду, а теперь вместившего весь аппарат станционных работников, вышел высокий человек в железнодорожной шинели и как тотчас вокруг него сгрудились выскочившие из вагонов пассажиры.
– Селецкий, – закричал Франк высокому. – Владимир Андреевич!
Но разве можно было перекричать этот чертов буран! Пришлось бежать до самого домика.
– Сидите, товарищи, спокойно в вагонах и ждите моего сигнала, – услышал директор совхоза слова Селецкого, подбегая к толпе. – Машины из совхоза вот-вот подойдут, а тогда и начнем выгрузку. А так куда мне вас девать? Ни вокзала у нас пока, ни гостиницы, да и сами живем еще в вагончиках.
Тут Селецкий увидел Франка.
– Ну, что я вам говорил: они уже прибыли!
– Прибыл я один, – прохрипел Франк. – Пешком… Едва-едва…
Селецкий все понял, раздвинул круг, оглядел ноги столпившихся ребят: валенки или хотя бы сапоги отсутствовали, все были обуты в узконосые ботиночки, куда нога с трудом втискивается в тоненьком шелковом носочке.
– Что, у вас все в таком виде целину обживать приехали?
Ребята потупились.
– Задача, – произнес Селецкий угрюмо.
Франк снял шапку, стал обмахивать ею распаренное лицо.
– Послушай, Владимир Андреевич, а не мог бы твой кассир дать мне в долг триста пятьдесят билетов до города и триста пятьдесят билетов обратно? У меня с собой просто денег таких нет, а завтра я расплатился бы…
Селецкий пожал плечами.
– Чего это ты затеваешь?
– Не понял?.. Поезд ведь ты не имеешь права задерживать. Ну, и выгрузить этих щеголей в штиблетах мы тоже сейчас не можем. Вот и пусть они в поезде покатаются туда-сюда, а буран, смотришь, за это время утихомирится.
– Нет, это не дело – такую уйму денег на ветер выбросить. Будь что будет – оставлю поезд на станции, пока не кончится буран.
И поезд остался. Начальник станции Селецкий сообщил по селектору об этом чрезвычайном происшествии начальнику дороги Елагину. Елагин сказал:
– Пожалуй, на вашем месте я сделал бы то же самое. Следите только, чтоб не занесло вагоны.
И пока будущие целинники спокойно спали под вой пурги в теплых вагонах, начальник станции и все свободные от дежурства железнодорожники ходили и ходили с лопатами и метлами вокруг поезда и отметали, отгребали, вывозили снег. И вместе с железнодорожниками ходил вокруг поезда с лопатой в руках директор совхоза.
Буран выплевал всю злость свою только под вечер следующего дня. Из совхоза пробились к станции два трактора, следом пришли автомашины. Состав разгрузили, ребята уехали вместе с Франком на свое новое местожительство.
А начальник станции лег спать.
Лег спать, а ночью пришел вагон с валенками для совхоза. Чтоб валенки попали к месту назначения побыстрее, вагон прицепили к пассажирскому поезду. Но с поездом прибыли не только валенки: не успел он окончательно остановиться, как из предпоследнего вагона
выпрыгнули три человека, тут же скрывшиеся в темноте.
Вагон с валенками загнали в тупик, дежурный по станции проверил пломбы и ушел к себе. Однако вскоре ему пришлось выйти для встречи грузового поезда. Вышел он, глянул в сторону тупика – от вагона с валенками метнулись тени.
Дальнейшие события развертывались так. Дежурный, размахивая фонарем, кинулся было в тупик, но оттуда раздались выстрелы. Это было столь неожиданно, что дежурный упал, полежал с минуту на снегу, соображая, жив ли он, затем погасил фонарь, вскочил и побежал будить начальника станции.
Дверь вагончика открыла жена Селецкого, сказала шепотом:
– Не нужно стучать так громко, ребят побудите.
– Мне Владимира Андреевича.
– Пощадили бы: двое суток не спал.
Но за дощатой перегородкой уже зашлепали босые ноги.
– Что там?
Дежурный рассказал. Селецкий бросился к вешалке, нашарил в темноте шинель, шапку, сунул ноги в валенки.
– Ой, Володя, не ходил бы, – уцепилась жена. – Убьют ведь!
– Запросто, – подтвердил дежурный, – В меня дважды – рраз, рраз, а потом…
– Ну, довольно ужасы расписывать, – оборвал Селецкий, – пошли.
Он сбежал по крутой лесенке вниз, но спохватился, что идет на вооруженных бандитов с голыми руками, потоптался, оглядываясь, ничего подходящего не увидел и схватил березовый голичок, каким обметают с валенок снег.
Подбегая к тупику, Селецкий споткнулся, упал, один валенок слетел с ноги, зарылся в снег. Искать его было некогда, бежать в одном валенке неудобно, тогда он сбросил и оставшийся – побежал босиком. Снег обжег ступни, но чувствительность скоро пропала: появилось ощущение, будто у него ватные подошвы.
Из темноты блеснуло пламя. Еще и еще. Селецкий угрожающе вскинул над головой голичок:
– Я вам постреляю, гады, я вам…
Дверь вагона оказалась взломанной, на снегу громоздилась куча валенок. Бандиты скрылись.
Селецкий выхватил из кучи первые попавшиеся валенки, надел, опустился в изнеможении на снег. Подбежал запыхавшийся дежурный.
– Убегли?
– Убежали, сволочи… Но ничего, далеко им у нас в степи не уйти.
– Бездумный вы какой, Владимир Андреевич, ведь они запросто застрелить могли вас, а вы бежите на них, бежите…
– А что же, по-твоему, одни комсомольцы должны перед народом за целину в ответе быть?..
У девицы была очень необычная фамилия – Любибогова.
Впрочем, Франк обратил на эту фамилию внимание только в связи с приездом комиссии из Алма-Аты. Вместе с комиссией приехал отец девицы.
– Жива еще?
– Кто?
– Дочь моя, Любибогова?
– А что, разве ей пора умирать?
– Вы шуточками не отделывайтесь, это вам так не пройдет – молодежь в могилу вгонять! Вот, посмотрите, что она мне написала: «Забери меня, умираю здесь с голоду».
– Нет, она не умерла, но весной у нас на центральной усадьбе считанные единицы остаются, весь народ – на полевых станах. На одном из них и ваша дочь.
– Поедемте на стан, в таком случае.
Поехали. Приезжают. На стане – один кладовщик. Франк говорит:
– Покажи, будь добр, товарищам, что у тебя на складе из съестного есть,
– Пожалуйста.
Видят: белый хлеб, мясо, масло, колбасы, консервы, сыр, сахар.
– Любибогова здесь работает?
– Здесь. Поварихой… Она вот только что тут крутилась, не знаю, куда исчезла.
Подождали. Идет с цветами в руках этакая тумба. Франк попросил отца спрятаться, вышел вперед, спрашивает:
– Я слышал, что вы на питание жаловались?
– Нет, что вы, я же поварю, уж себя не обижу как-нибудь.
Отец не выдержал, выбежал из склада.
– Зачем же ты такое письмо домой прислала?
– Ой, папочка, как хорошо, что ты приехал: я так соскучилась по Москве!..