Nevermore

Наконец, нас обоих провели в огромный зал, набитый, как и все другие помещения дома, причудливым и несогласованным набором безделушек, как-то: бивни моржа, украшенные тончайшей резьбой, — скорлупы африканского кокосового ореха, превращенные в гротескные маски, — детеныши аллигаторов, то есть их чучела, расставленные в игривых позах, — и многое, многое другое. Один угол комнаты полностью занимало вместительное кресло или, скорее, трон с подлокотниками из розового дерева, увенчанными ухмыляющимися головами дельфинов. На этом замечательном престоле восседал не менее замечательный, хотя и несколько пугающий образчик женской половины рода человеческого — по всей очевидности, та самая особа, с которой мы — я и Крокетт — намеревались побеседовать.

Она была облачена в красивое платье из темного, цвета спелой сливы шелка, отделанного черным кружевом и скрепленного на груди огромной брошью-камеей, однако в глаза бросалась не столько изысканность наряда, сколько необъятность ее форм. Постараюсь соблюсти деликатность и такт и скажу только, что миссис Генриетта Никодемус отличалась редкой корпулентностью: с мясистыми руками, что пара копченых виргинских окороков, с двойным, и тройным, и четверным подбородком, кои, подобно мраморным ступеням, спускались к снежным просторам ее необъятного бюста. Казалось вполне уместным, что ее покойный супруг, основавший свое состояние на китобойном промысле, выбрал себе спутницу жизни, чья плоть, по видимости, состояла из той же прозрачно-белой субстанции, которой столь успешно торговал покойный, — сиречь из насыщенной жиром ворвани.

Но вопреки своему немалому весу вдова (о возрасте ее судить было затруднительно, хотя рубеж полувека она, конечно же, переступила) оказалась столь же легка на ногу, как и ее морщинистый слуга, ибо, едва она завидела полковника, туша ее легко взметнулась с кресла и, переваливаясь с ноги на ногу, с поразительной скоростью устремилась навстречу ему.

— Это вы, дорогой мой! — вскричала вдова, и ее темные, маленькие и круглые глазки, похожие на крошечные, утонувшие в сдобном тесте изюмины, так и прилипли к его лицу. — Я не поверила, когда Тоби мне сказал.

— Честное слово, это я! — ответил полковник, с некоторым смущением поглядывая на леди. — Но не могу сказать, что я припоминаю знакомство с вами…

— Не было никакого знакомства! И все же я словно давно знаю вас, давно люблю, как друга, потому что ваши потрясающие мемуары прямо-таки пленили меня. Столько приключений! И как увлекательно вы рассказываете о них!

Большое спасибо, мэм, — с легким поклоном ответствовал Крокетт. — Приятно такое слышать.

Вдова продолжала свою речь, взирая на полковника с нескрываемым обожанием:

— И выглядите вы в точности так, как я себе представляла, только одеты куда моднее, чем можно было ожидать от «короля Дикого Запада».

С негромким смешком мой спутник ответил:

— Старые шкуры — самое оно для охоты, но для визита к славной дамочке совсем не годятся.

Из глотки матроны вырвалось радостное восклицание, тембром и звучностью слегка напоминавшее брачный клич североамериканского журавля.

— Говорите, говорите, полковник Крокетт! — поощрила — она. — Я готова слушать вас целый день.

Поскольку я знал, что полковнику достаточно самого легкого поощрения, чтобы впасть в один из своих бесконечных монологов, и поскольку я опасался, как бы он не понял любезную гиперболу буквально, я поспешил кашлянуть и тем самым отвлечь внимание хозяйки от своего спутника.

Сия стратагема увенчалась немедленным успехом. Солидная вдова бросила заинтересованный взгляд в мою сторону и спросила:

— А кто же этот красивый — хотя очень унылый — юноша?

— Мистер Эдгар По, — представился я, светски поклонившись. — К вашим услугам.

По? — удивилась она. — Родственник покойного генерала Дэвида По?

— Я горд тем, что прихожусь ему внуком, — провозгласил я, подтверждая се догадку кивком.

— Тогда вы, наверное, в родстве и с той замечательной, несчастной молодой женщиной, покойной Элизабет По?

— Она была моей возлюбленной матерью, — дрожащим от горестных чувств голосом ответил я.

Сложив руки на своей необъятной груди, вдова провозгласила:

— Ее безвременная кончина была великой утратой для каждого ценителя театра.

— Это была неописуемая трагедия для всех, кто ее знал! — трепетно подхватил я.

— Но чему я обязана честью принимать у себя двух таких выдающихся джентльменов? — спохватилась вдова.

— Повод нашего визита, — начал я, — уходит корнями в ту эпоху, когда американские подмостки еще имели счастье служить сценой для несравненных выступлений моей дражайшей усопшей матери!

— В самом деле? — удивленно переспросила миссис Никодемус, поглядывая то на меня, то на Крокетта. — Но ведь это было так давно!

— Совершенно верно, — согласился с ней Крокетт. — Заранее и не скажешь, как дело обернется по прошествии времени. Вот я знал одного парня по имени Сайрус Кульпеппер, которому пуля в зад угодила во время одной заварушки с краснокожими, и так глубоко эта пуля засела в мясе, что нипочем ее выковырять не удавалось. Ничего, старина Сайрус скоро оправился, и вот как-то раз — то ли десять, а то и все пятнадцать лет спустя — садится он за стол пообедать и чувствует, что-то такое шевелится в глотке, словно он вишневой косточкой подавился. Он давай кашлять, и кхекать, и отплевываться, и вдруг эта штука выскакивает у него из глотки и летит через весь стол. Та самая свинцовая пилюля! Чтоб меня разорвало, если она не поднялась из его задницы прямо в горло!

Как и все анекдоты пограничного жителя, этот рассказ поверг меня в прострацию. С минуту я мог лишь бессловесно взирать на полковника, но миссис Никодемус прямо-таки зашлась от восторга:

— Ох, полковник Крокетт! — вскричала она. — Вы — парень что надо, ведь так у вас говорится?

— Вот именно! — с широчайшей усмешкой подтвердил он.

— Сюда, джентльмены, — пригласила почтенная вдова, — садитесь, прошу вас. — И приказала своему ливрейному слуге: — Тоби, принеси угощение нашим гостям.

— Слушаюсь, мисс Генриетта! — ответил слуга и, проворно развернувшись, метнулся прочь из комнаты.

Наша хозяйка вернулась на свой пышный трон, а мы с Крокеттом опустились в пару комфортабельных кресел. Справа от моего стоял прямоугольный стол, а на его мраморной с золотыми прожилками поверхности покоился чрезвычайно интересный предмет. То была безупречно прозрачная кристаллическая сфера на поставке из полированного розового дерева. При ближайшем рассмотрении оказалось, что показавшийся на первый взгляд сплошным кристалл на самом деле был полым и его доверху заливала вода. Внутри этого сферического аквариума заключалась изысканнейшая миниатюра, изображавшая небольшое селение в Альпах, а днище шара покрывал осадок из крошечных снежинок.

— Ах! — вскричала вдова. — Вижу, вы обратили внимание на одно из украшений моей коллекции. Возьмите шар в руки. Встряхните его легонько.

По этому приказу я обеими руками поднял бесценное произведение искусства и осторожно потряс. Внутри сферы вихрем закружились мелкие белые кристаллики, как будто на горную деревушку обрушилась яростная зимняя метель!

— Ах, чтоб меня! — крикнул в восторге полковник Крокетт, не сводя глаз с этой редкостной иллюзии.

— Чудо, не правда ли? — сказала вдова. — Капитан, то есть мой покойный муж Джозайя Никодемус, привез эту штуку домой из какого-то дальнего вояжа.

— Настоящее чудо, — согласился я, осторожно возвращая на место дорогую безделушку.

— А теперь, — произнесла вдова, складывая свои белые, пухлые ручки на просторном лоне, — расскажите мне о вашем деле, не томите дольше! Я прямо-таки лопаюсь от любопытства.

Подавшись вперед, я посмотрел вдове прямо в глаза и спросил:

— Знакомы ли вы с миссис Эльмирой Макриди?

Этот неожиданный вопрос на миг лишил вдову дара речи.

— Самую малость, — ответила она наконец. — Много лет назад мы были знакомы. Конечно, мне известно об ужасной судьбе, постигшей эту несчастную, я читала в газете жуткие подробности убийства. — Она осторожно покачала головой из стороны в сторону, причем многочисленные подбородки угрожающе заколыхались. — Стыд и позор, что полиция до сих пор не может найти преступника! — прибавила она, досадливо щелкнув языком.