Инстинкт № пять

Волк сначала пытался допрыгнуть с земли до моих ног. Вцепиться зубами в икру и сорвать человека на землю. Первый прыжок! Второй! Особенно высок был его третий подскок. Мамочка! Зубы лязгнули, не достав буквально глотка. У меня до сих пор стоит в ушах тот клац адского капкана, словно хлопок дверцы машины о бортик бордюра… четвертый прыжок был ниже, а последний еще ниже. Зверь понял всю тщетность попыток и взвыл, кружась подо мной. Он был буквально в человечьем приступе бессильной ярости.

Револьвер был, конечно, при мне. Но стрелять при таком вращении в цель — полная безнадега. И, кроме того, невозможно выпустить веревку правой рукой — я постоянно регулирую двумя жимками тяжесть тела на опору своих ног, иначе прут выскользнет из узла.

«Мамочка, только не порвись!» — умоляла я веревку, которая отчаянно скрипела в вышине на ржавых перилах.

Внезапно оборвав вой, волк насторожил уши и посмотрел в ночную лунную даль, втягивая ноздрями морской воздух. От вращения у меня уже кружилась голова, а тошнотворный запах крови на волчьей морде и дух псины от шерсти вызывали приступ тошноты. Меня мутило от отвращения. Зверь что-то почуял. Досадно рыкнул и, сгорбившись, побежал к собственным следам на песке. Побежал и исчез.

И вот я тоже слышу далекий лай собак, скрип гальки под сапогами солдат, замечаю огоньки фонарей. Пограничный патруль! Прыгаю вниз.

Моим убежищем на остаток ночи, утро и весь следующий день стал ангар для лодок — щель между катером и металлической сеткой стены. Я завернулась в матросский брезент.

Если бы не волчьи следы, овчарки, конечно, легко учуяли бы человека, но, унюхав зверя, они заскулили, заметались на поводках, подняли лай.

Увидев кровавое тело, патруль поднял тревогу. В небо взлетела ракета. Молоденький лейтенант, матерясь, метался по окровавленному пятачку земли, ругая солдат и вызывая подмогу по ручной радиостанции. Вскоре подъехал военный газик и увез бедного Юкко, Зачем я тронула несчастной рукой твою судьбу?.. Собаки утащили патруль по волчьим следам вдоль пляжа. Вся кошмарная канитель стихла только к рассвету. До полудня у маяка оставался временный пост, но затем и его сняли… Только к вечеру я решилась выползти из убежища.

Пора! На море не прежний штиль, а легкий бриз, как раз то, что надо: волновая рябь скроет меня от прожекторов.

Последние сборы. Вытаскиваю из ангара резиновую лодку, которую бедный Юкко еще вчера накачал и на которой мне нужно будет отплыть от берега как можно дальше, а только затем начинать свой марафонский заплыв. Спускаю на воду неуклюжую черепаху. Смешно читать белые буквы на резиновой колбасе: «Посейдон». Эта калоша носит гордое имя бога античных морей и океанов. Погрузив гидрокостюм, в последний раз проверяю то, что забираю с собой, с чем никогда не расстанусь: спасительная книжка сказок Перро примотана скотчем к животу, внутри спрятано письмо отца к тетке, паспорт, кредитные карты… флакончик духов — хрустальное сердечко в парчовом мешочке — вложен в потайной карман гидрокостюма, если суждено утонуть, я пойду на дно вместе с духами моей мамочки. Туда же втискиваю круглую пудреницу с курчавой головой женщины на крышке и с круглым зеркальцем внутри… а вот с сумочкой Фелицаты придется расстаться — я утоплю ее вместе с резиновой лодкой. На случай укладываю внутрь увесистый камень, чтобы она вернее тонула. На поверхности воды ни один глаз не должен увидеть следы человека… Проверяю гильзы с пресной водой. Ласты! Включаю батарейки — греют! Игла против судорог! Все на месте.

Съедаю через силу сразу две плитки шоколада.

Солнечный шар вот-вот коснется линии горизонта.

Море объято закатной дымкой.

Чайки тусуются в воздухе снежной гурьбой.

Раздеваюсь донага. Сердце издает роковой перестук. Я знаю, кто следит сейчас за моим переодеванием. Смотри, смотри, сволочь, на мои красивые сиськи и донце, расшитое золотым узором рыжей парчи! Влезаю в грубое шерстяное трико, которое надевается под гидрокостюм… нечто вроде тесных колючих кальсон-колготок в обтяжку, моряцкие лосины. Все! Снимаю пистолет с предохранителя и делаю угрожающий жест в сторону дюн: пуля ждет тебя, ушастое рыло!

Волк выскочил из дальних кустов ивняка и кинулся к воде. Нас отделяло приличное расстояние, и зверь мчался изо всех сил, стремительно пересекая по диагонали широкий плоский берег. Но на этот раз он не смог быть внезапным. Красная Шапочка не легла в постель бабушки! Сложив весла на расстоянии примерно ста метров от берега, я легла на мягкое дно и, вскинув руку с оружием, приготовилась к стрельбе в упор.

Волк явственно видел, что я держу его под прицелом, я чувствовала, он понимает, что такое свинцовая пуля, и все же со всего размашистого разбега вбежал с брызгами в воду и рыча поплыл в мою сторону.

Море в этом месте подходило к берегу с порядочной глубиной, и мой глаз явственно различал скат из ракушечника с лохмами подводного мха, обломками мидий и бликами мелкой рыбешки. Волк плыл, уверенно и мощно работая лапами. В приступе ярости я уже не раз хотела нажать на пусковой крючок, но решила стрелять наверняка. И вот уже огромная лобастая голова зверя в двадцати метрах, в пятнадцати, в десяти… уже хорошо видны прижатые уши с белесой шерстью внутри ушных раковин, широкий шерстистый лоб волка, два белесых пятна над глазами. Наши взгляды встречаются снова. Я уже чувствую муторный дух псины над соленой водой. Вижу, как чистая вода начинает ржаветь от смытой из волчьего меха человеческой крови.

Внезапно я понимаю — это не волк, это волчица.

Выстрел!

В голове зверя, прямо промеж глаз, брызнул из шерсти кровеносный фонтанчик. И принялся извиваться хвостом дождевого червя в смертельной дырке. Пьяный червяк жиреет на глазах. Вот его струя уже хлещет по желтым глазищам. Обручальные кольца забрызганы красным пометом смерти. Зверь дрогнул и погрузился с головой в воду.

Только тут я наконец разревелась.

Через час ритмичной гребли, стараясь не тратить особых усилий, я порядком отплыла от берега, чтобы луч прожектора доставал меня уже на излете своей яркости. Вокруг меня сгрудились ветхие, ненадежные сумерки балтийской ночи. Дальше темней не будет, наоборот — полночная луна наберет блеска и разбавит натиск света.

Пора! Я влезаю в гидрокостюм и застегиваю молнию.

И вот я теряю всякое чувство воды и воздуха. Теперь я только плавучий снаряд: торпеда-Золушка, Красная Шапочка в резиновой шапочке. Перевалившись за бортик надувной лодки, я достаю из ножен кортик и протыкаю тугую оболочку. Воздух вырывается из раны со звуком «пассс…» — тем самым словом, с каким игрок выходит из игры.

Пассссссссс…

Прости, Посейдон, оставлять лодку на плаву никак нельзя — разом поднимут тревогу. Вместе с тушей бога морей на дно идет и черная сумочка из крокодиловой кожи… ничего, я куплю себе такую же, с укороченной ручкой, с золотой змейкой-застежкой.

Я поплыла вперед! Тут же впереди по курсу вспыхнул первый прожектор береговой охраны. Луч взлетал ослепительным мечом и, плашмя упав на море, стал неумолимо приближаться в мою темноту. Мамочка! Вдруг стало светло, словно ярким днем на пляже. Волны ошпарило солнцем прожектора. Как он близко! Какой натиск зла! Только не дрейфить! Не шевелись! Сейчас он уйдет… ужас полудня длился пару секунд, которые показались мне вечностью, луч помчал в сторону.

Я целую необъятную кромешную тушу Балтики в соленые губы мрака. Я — рыба. Я плыву на запад. Море — мой дом.

Всего прожекторов было шесть.

Они шли вдоль пограничного берега довольно тесным напором, и все же пауза темноты длилась порой минут двадцать. И я сразу резко устремлялась вперед, стараясь проплыть как можно дольше, прежде чем новый луч начнет злобно рыскать по воде в поисках цели. Я плыву свободно, чаще вольным стилем, иногда на спине — словом, без всякой системы, чтобы не закрепощать одни и те же мышцы. И главное — плыть как бы в свое удовольствие, легко, играючи, в кайф, и не думать о той бездне, что под ногами.