Калинин

13 августа 1921 года Михаил Иванович с группой представителей различных наркоматов выехал на своем поезде «Октябрьская революция» в районы Поволжья. Картины голода были ужасны.

В селе Вязовая-Гай Смоленской губернии крестьяне жаловались:

— От недоедания помираем.

— Все кости пообъедали, все деревья, колосья пообщипали.

— Надежды к посеву никакой, кроме как поддержка от правительства.

Чем утешить этих людей? Калинин сказал, что с будущей недели начинается распределение семян и самарцы получат свою долю. Голод — страшная вещь, но он обязывает бороться.

Бородатый крестьянин заметил:

— Все равно конец…

— Ну да, если опустить руки, тогда лучше утопиться в вашей речке.

— Идешь работать, — продолжал крестьянин, — и руки опускаются.

Калинин просто сказал:

— Я знаю, я в восемнадцатом году голодал… Всякую дрянь ели, очистки картофеля — все это было… Но опускаться нельзя. Это все равно что в холодные дни, когда вы идете в метелицу, когда захватывает вьюга зимняя, у вас является желание лечь. Кто ложится, тот умирает, а кто идет, выбиваясь из сил, тот выживает.

Чувствовал, что надо пообещать что-то конкретное, но что? Сказал, что назначено Самаре миллион пудов.

С места закричали:

— Но это совсем мало. Калинин ответил:

— Я предпочитаю меньше обещать, чем дать… Миллион, думаю, будет наверное, даже при неблагоприятных обстоятельствах… Не только Самарская — двенадцать губерний голодают.

И крестьяне хорошо поняли его. Когда прощались, один из стариков поклонился и сказал:

— Спаси бог за чистосердечные слова, за то, что не обещал того, что нельзя сделать…

Вернувшись из поездки, Михаил Иванович с головой ушел в работу Помгола. Работа была трудная и сложная, требовала умелой и четкой организации дела. Калинин привлек к ней людей проверенных.

Здесь был и старый знакомый Калинина — Петр Смидович — тот самый, с которым в 1910-м работали на Миусской подстанции, были представители ВЦСПС и Наркомпрода. Все вместе рассматривали и обсуждали проекты и постановления, каждый из которых требовал огромной предварительной работы, согласования с различными ведомствами. Лишь после того, как все вопросы становились ясны, Калинин выносил проект на утверждение ВЦИК и Совета Народных Комиссаров. Решались вопросы о планомерном выселении из голодающих районов, об обеспечении этих районов семенным материалом, о содействии работе американской администрации помощи. Эта организация сокращенно называлась АРА. Своей деятельностью она преследовала прежде всего цели шпионажа и оживление антисоветских настроений, но, поскольку наряду с этим АРА вынуждена была оказывать продовольственную помощь, ВЦИК разрешил ей открыть свои отделения в России.

На 1 января 1922 года в стране насчитывалось свыше пятнадцати миллионов голодающих. Со всех концов страны летели сообщения о массовом вымирании деревень.

В начале февраля 1922 года Владимир Ильич Ленин посоветовал Калинину очередную поездку с поездом «Октябрьская революция» совершить на Украину. В этих районах, где дело с продовольствием обстояло сравнительно благополучно, надо было усилить работу по сбору хлеба.

Седьмого февраля Калинин выехал из Москвы в Харьков, откуда вместе с Григорием Ивановичем Петровским, ставшим в то время председателем ЦИК Украины, отправился в направлении Полтавы. Всюду, куда бы они ни приезжали — в Полтаве, Миргороде, Белой Церкви, Одессе, Житомире, — люди внимательно слушали их и обещали помочь голодающим.

— Хотя и самим туго приходится, голодающим поможем.

И помогали. Только в Киевской губернии было собрано более девяноста тысяч пудов зерна, шестьсот пятьдесят два пуда сахара, тысячи пудов других продуктов, два с половиной миллиарда рублей деньгами.

В мае 1922 года, открывая III сессию ВЦИК IX созыва, Михаил Иванович мог доложить, что «около 10 миллионов населения вырвано из рук голодной смерти и, может быть… несколько миллионов сделаны работоспособными или сохранены работоспособными членами нашей Советской республики».

«…Работники на фронте Помгола, — писал впоследствии Михаил Иванович, с горечью вспоминая тяжелые месяцы голода, — безусловно, вложили свою частицу в будущее коммунистическое братство народов».

К 1922 году все больше стабилизировалось положение Советской республики. Весной в Рапалло (Италия) был заключен советско-германский мирный договор.

Германское правительство назначило своим послом в СССР графа Ульриха Брокдорфа-Ранцау. Это был один из наиболее блистательных дипломатов Европы, прославивший свое имя тем, что, будучи главой германской делегации, уполномоченной в 1918 году вести переговоры с союзниками, отказался признать условия Версальского договора и демонстративно подал в отставку.

Калинин принял его в Кремле, в своем обычном черном костюме, приветливо и просто улыбаясь.

Граф же волновался невероятно. «Высокий, мрамор-но твердый воротник его совсем размок, — писал советский журналист М. Кольцов. — Он сделал Председателю ЦИК старинный прусский реверанс, какие сейчас признаны излишними даже при буржуазных церемониях. И с особым, подчеркнутым почтением, придавая торжественный смысл каждому слову, произнес Михаилу Ивановичу официальный текст приветствия».

— В чем дело, какова причина столь невероятного вашего волнения? — спросили его после приема. — Вы не бледнели перед королями в мантиях. Отчего же такое волнение перед Калининым в пиджачке?

По свидетельству того же М. Кольцова Брокдорф-Ранцау ответил буквально следующее:

— Да, я стоял перед королями и, что еще хуже, перед победившим Клемансо. Но Калинин в пиджачке, рабочие и крестьяне, сидящие в Калинине, управляющие своей страной так смело и независимо, — это самая большая сила, перед лицом которой мне приходилось становиться за свою жизнь.

НА ПОСТУ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ЦИК

В начале сентября 1922 года Михаил Иванович навестил жившего в Горках Ленина. Он не видел Ленина почти все лето, и теперь ему показалось, что Ильич постарел и осунулся. Тяжелая болезнь подточила его силы. Тем не менее он оживленно расспрашивал Калинина, как там, «на воле», и Михаилу Ивановичу приходилось сдерживать себя, чтобы не заговорить о делах, о вопросах, которые могут взволновать Владимира Ильича.

В числе вопросов, особенно беспокоивших Ленина, был вопрос о дальнейших взаимоотношениях РСФСР с другими советскими социалистическими республиками. На территории бывшей Российской империи насчитывалось к тому времени, кроме РСФСР, пять республик: Украинская, Белорусская, Грузинская, Азербайджанская и Армянская. Последние три входили в ЗСФСР. Кроме того, были еще две народные республики — Хорезм и Бухара. Отношения РСФСР с ними регулировались посредством, договоров о хозяйственном, политическом и военном сотрудничестве, однако жизнь требовала более тесного хозяйственного сближения.

От того, какие формы примет это сближение, зависело очень многое, зависела сама крепость будущего многонационального государства.

Ленин надеялся, что ему удастся выступить на X Всероссийском съезде Советов с докладом об объединении республик. Но этим надеждам не суждено было сбыться: 16 декабря новый приступ болезни надолго приковал его к постели.

В день открытия Всероссийского съезда Советов — 23 декабря 1922 года — Ленин почувствовал себя несколько лучше. Он вызвал секретаря и продиктовал то, что с некоторых пор очень волновало его. Эта записка, адресованная очередному съезду партии, вошла в историю под названием «Письмо к съезду». Оно, как и многие другие письма вождя, продиктованные им в период до 4 января 1923 года, было обнародовано лишь в 1956 году, после XX съезда партии.

Диктовать было очень трудно. Ленин не привык к подобной работе. Прежде он всегда писал свои заметки, письма, труды сам, без чьей-либо помощи. К тому же врачи разрешали ему диктовать очень недолго. Приходилось мобилизовать всю волю, чтобы, преодолевая боль и недомогание, успеть в определенный срок высказать свои мысли.