Абд-аль-Кадир

«Чаще всего речь здесь идет о драме, — пишет алжирский социолог Лашраф, — действие которой развивается непрерывно; о неустанной борьбе, которую нужно довести до конца не из-за показного героизма, а потому, что народ наделен такой энергией и такой большой жизнеспособностью, что он должен исчерпать все свои физические и моральные силы прежде чем покориться».

Абд-аль-Кадир не хотел верить, что роковой момент наступил. Слишком много жертв было принесено, чтобы смириться с поражением. Слишком пагубными, несправедливыми и унизительными были итоги войны, чтобы согласиться с их непреложностью. Сердце и разум эмира восставали против смирения перед участью побежденного. Птица на его шее рвалась вперед, к новым битвам, к победе. Вопреки всем обстоятельствам; наперекор течению событий, несмотря на все неудачи и злоключения.

«Я защищал свою веру, свою родину, свой очаг, — говорил эмир, — и я намеревался бороться до последних сил; мне всегда казалось, что я делаю слишком мало для торжества своего дела».

Между тем надо было на что-то решаться. Султан Абдаррахман предлагает эмиру простое и безопасное решение: распустить войско, отдаться в руки марокканских властей, с тем, чтобы впоследствии с их помощью перебраться в какой-либо из городов Аравии. Такой выход неприемлем для Абд-аль-Кадира. В нем не угасла еще надежда продолжить борьбу. Он убежден, что не все еще потеряно, что развитие событий еще изменится в желанном направлении.

«Ветры дуют не так, как хотят корабли», — философично утверждает старая арабская поговорка.

Султан Абдаррахман, опасавшийся Франции и встревоженный ростом влияния эмира в Марокко, повелевает своему войску уничтожить дейру Абд-аль-Кадира. В октябре 1847 года два крупных марокканских отряда, возглавляемых Эль-Ахмарой, каидом области Риф, и двоюродным братом султана Мулай-Хасаном, направляются к дейре. Эмир решает принять бой, хотя его войско намного уступает силе противника. Помогает военная хитрость. В одну из ночей Абд-аль-Кадир приказывает навьючить сухим хворостом несколько десятков верблюдов и быков. Невдалеке от марокканского лагеря Хворост поджигают и обезумевшее стадо гонят на палатки врага. Вслед за ним на переполошенный лагерь обрушивается конница эмира.

Марокканское войско было разгромлено. Захватив богатые трофеи, алжирцы вернулись в дейру.

Но эта победа лишь усилила опасность, нависшую над эмиром. Ему донесли, что разгневанный султан намерен двинуть на дейру всю свою армию. Абд-аль-Кадир попытался восстановить мирные отношения с султаном. Они ведь в конце концов единоверцы, которым угрожает один и тот же враг. Эмир ведь многие годы считал султана своим сюзереном. Давно ли Абдаррахман выражал свое восхищение борьбой эмира в защиту веры?

Абд-аль-Кадир пишет обо всем этом в послании марокканскому султану. Но кто возьмется доставить его по назначению? Риск велик: султан злопамятен и в гневе скор на расправу. Выполнить опасную миссию вызывается Бу Хамиди, ближайший соратник и личный друг Абд-аль-Кадира. Эмир долго не решается отправить посольство. Но дни бегут, огромная армия султана все ближе продвигается к дейре. Медлить больше нельзя. Абд-аль-Кадир, наконец, дает послам разрешение на отъезд. Возвратившись в дейру после проводов, эмир записывает стихи, навеянные мрачными предчувствиями:

Предчувствия не обманули эмира. По прибытии в столицу Марокко Бу Хамиди был схвачен стражей султана, закован в цепи и брошен в темницу. Впоследствии, по свидетельству современников, его отравили тюремщики.

Тем временем марокканское войско оттеснило алжирскую дейру к пограничной реке Мулуйе. 50-тысячной армии султана Абд-аль-Кадир мог противопоставить лишь две тысячи своих воинов, которые должны были охранять еще и несколько тысяч женщин и детей дейры. Но и при этом соотношении сил Абд-аль-Кадир предпринимает попытку одолеть противника. Во главе марокканского войска стоят два сына султана. Эмир пытается внезапным нападением захватить их в плен, чтобы затем принудить султана к заключению мира под угрозой лишения принцев жизни.

Этот замысел не удался. Нападение было отбито. 21 декабря 1847 года Абд-аль-Кадир был вынужден переправить дейру на алжирский берег, где его подстерегали французы. Прикрывая переправу, эмир несколько часов со своими воинами отбивался от наседавших марокканских войск.

«Его бурнус был изрешечен пулями, под ним пали три коня», — свидетельствует французский автор.

Абд-аль-Кадир последним перешел Мулуйю. Он хотел увести дейру и остатки своего отряда в пустыню и попытаться еще раз начать восстание. Но единственный проход на юг — ущелье Кербус — был заперт французскими войсками. Пробиться через него не удалось. Эмир отвел дейру в безопасное место и созвал военный совет; нужно было решить, что делать дальше.

Совет начался глубокой ночью, когда дейра спала. В стороне от лагеря, вокруг большого костра собрались халифы Абд-аль-Кадира, шейхи, воины. Шел холодный мелкий дождь. Вдали изредка постреливали французские часовые. Долго царило тягостное молчание. Рядом с эмиром остались люди, безоговорочно преданные ему и готовые следовать за ним до конца, Мустафа-бен-Тами и Каддур-бен-Аллах, давние соратники Абд-аль-Кадира, предложили еще раз попытать удачи в войне. Воины могли бы прорваться в пустыню по горным тропам, в обход французских постов. Пришлось бы только бросить дейру вместе с семьями и обозом. Но Абд-аль-Кадир принял иное решение. Он уже утратил надежду на успех. Он не верит в то, что племена поддержат его. Эмир не хочет продолжать бессмысленное кровопролитие. Выслушав своих сподвижников, он говорит:

«Поверьте мне, война окончена. Давайте же признаем это. Бог — свидетель, что мы боролись так долго, как могли. Если он не даровал нам победу, то только потому, что считал это необходимым. Останусь ли я в этой стране, нет ли — это очень мало значит. Что еще могу я сделать для того дела, за которое мы так упорно боролись? Могу ли возобновить войну? Да. Но я буду сокрушен, и арабы будут обречены на новые страдания.

Кроме того, племена устали от войны и не станут больше повиноваться мне. Мы должны смириться. Остается единственный вопрос: отдадимся ли мы в руки христиан или в руки султана Абдаррахмана. В этом отношении вы вольны поступать так, как сочтете нужным. Что же касается меня, то я тысячу раз предпочту довериться тому, с кем я воевал, чем тому, который предал меня. Мы находимся в трудном положении, поэтому можем выставить лишь скромные условия сдачи. Сам я ограничусь просьбой об обеспечении безопасности моей семье и тем из вас, кто пожелает следовать за мной в другую мусульманскую страну».

Итак, Абд-аль-Кадир примирился со своей долей — той, которую предуготовило не зависящее от него стечение обстоятельств. Народу стало не по силам продолжать войну. Колонизаторы навязали ему колониальную судьбу, которая более столетия жестокой и бездушной силой будет тяготеть над страной. Отныне крылья птицы на шее эмира были подрезаны. Она больше не могла сопротивляться противным ветрам.

Военный совет согласился с мнением Абд-аль-Кадира. Никто не стал оспаривать доводы вождя, в мужество, честность и мудрость которого все безгранично уверовали за долгие годы совместной борьбы. Мустафа-бен-Тами составляет письмо генералу Ламорисьеру, который командовал французскими войсками в Западном Алжире. «Мы хотим, — пишет он, — чтобы вы дали нам слово, которое не будет ни изменено, ни нарушено, в том, что вы гарантируете нам переезд в Мекку или Александрию…» Кроме этого, Абд-аль-Кадир взамен своей сдачи просит лишь одного: чтобы французское правительство помогло освободить из марокканской тюрьмы его друга Бу Хамиди, о смерти которого эмир еще не знает.