Абд-аль-Кадир

Юлий Оганисьян

Абд-аль-Кадир

Сын Марабута

Под властью янычар

У древних греков горы, протянувшиеся вдоль средиземноморского побережья Северной Африки, обозначали край света. Здесь, по их поверьям, обитал великан Атлас, на плечах которого покоился небесный свод. Его дети-атланты согласно этим поверьям и составили племена, населявшие Северную Африку. Это были сильные и воинственные племена, называвшие себя «мазиг», что означает «свободные люди». Начиная с глубокой древности, они вели бесчисленные войны с чужеземцами, которые покушались на их независимость.

Северная Африка, богатая и чрезвычайно удобно расположенная на торговых путях, всегда была вожделенной добычей для завоевателей. Еще во втором тысячелетии до нашей эры ее безуспешно пытались подчинить себе египетские фараоны. Более преуспели в утверждении своего господства финикийцы. В конце IX века до н. э. они основали на североафриканском побережье колонию Карфаген, которая несколько столетий спустя превратилась в могущественное государство. Карфаген стремился покорить внутренние районы Северной Африки. Но ему не удалось преодолеть сопротивление Нумидии, государства, возглавлявшегося местными правителями и достигшего своего наивысшего расцвета в начале II века до н. э., в период правления Масиниссы. Оба эти государства пали под ударами римлян, которых в V веке н. э. сменили вандалы, в свою очередь, через столетие покоренные византийцами.

Каждый из завоевателей привносил в Северную Африку свои общественные порядки, культуру, традиции. Каждый оставил свои следы, многие из которых сохраняются и поныне. Но лишь арабы, обосновавшиеся в Северной Африке в итоге двух крупных вторжений (VII и XI века), преобразовали ее глубоко и необратимо. Берберы — коренное население — были в большинстве арабизированы. Местные культы растворились в исламе. Формы социального устройства, язык и культура арабов стали господствующими в Магрибе (в буквальном переводе с арабского — «Запад»), как часто называют региональную совокупность североафриканских стран.

К началу XVI века в бурной истории Северной Африки назрел новый перелом. К этому времени золотой век арабских завоевателей отошел уже в область преданий. От громадного Арабского халифата, простиравшегося некогда от Инда до Пиренеев и от Кавказских гор до Нильских порогов, остались лишь жалкие осколки. На востоке арабские владения одно за другим были поглощены Османской империей. На западе стремительно росло могущество католической Испании, которая в 1492 году захватом Гранады завершила реконкист и изготовилась для новых «крестовых походов» на мусульманские страны.

Магриб оказался между двух огней. И не только в переносном смысле. На западе пылали костры святой инквизиции, в которых тысячами гибли испанские мавры. Не многим лучше обращались со своими арабскими единоверцами и турки вторгшиеся в Египет.

Над Северной Африкой вновь нависла угроза нашествия чужеземцев. Соблазн для захватчиков был велик: страны Магриба, управляемые отпрысками одряхлевших династий, были совершенно обессилены внутренними распрями. «Вся страна, — доносил из Магриба испанский агент, — в таком состоянии, что кажется, сам господь хочет отдать ее их величествам». Шейхства, султанаты, княжества, союзы племен — десятки их, больших и малых, самостоятельных и вассальных, мозаично пестрой каймой обрамляли северную часть Африки, Египта до Марокко. Повсюду царил дух вражды и соперничества. Кочевые племена бедуинов постоянно нападали на оседлые поселения земледельцев. Города с трудом отбивались от нашествий разбойников. Монархи боролись с самовластьем крупных феодалов. Феодалы враждовали друг с другом и соперничали с горожанами. И все это буйное коловращение политической жизни Магриба было пронизано густой сетью дворцовых интриг, династических заговоров, межплеменных распрей.

Своеобразная обстановка сложилась в портовых городах. Корсар и работорговец стали здесь столь же типичными фигурами, как купец и ремесленник. Процветание портов Магриба находилось в прямой зависимости от морского разбоя, торговли невольниками, а также от солидных сумм, вносимых в качестве выкупа за пленников. Правители Туниса, Бужи, Алжира, Орана и других североафриканских городов снаряжали целые пиратские флотилии, которые грабили корабли христиан и даже нападали на европейские порты. Средиземное море оказалось во власти магрибских пиратов.

«Плавая зимой и весной, они бороздят море с востока на запад, насмехаясь над нашими кораблями, экипажи которых тем временем пируют в портах», — писал бенедиктинский монах Хаэдо, побывавший в плену у алжирских пиратов. — Зная, что заваленные всякой всячиной галеры христиан при встрече с их легкими, тщательно очищенными от ракушек и водорослей галиотами не могут и мечтать о какой-либо погоне за ними или помешать им грабить и воровать, как им заблагорассудится, они обычно дразнят их, развертываясь перед ними и показывая им корму».

Но не одной лишь корыстью можно объяснить действия корсаров. Магрибские пираты того времени участвовали в «священной войне», которую мусульманская Африка вела против христиан. Мавры и мориски (обращенные в христианство иберийские мусульмане), которых изгоняла из Испании католическая церковь, составляли основную ударную силу североафриканского корсарства.

В 1505 году после опустошительного нападения магрибских пиратов на испанское побережье король Фердинанд Католик направляет морскую армаду к североафриканскому побережью. За несколько лет испанцы захватывают почти все крупные порты Магриба. Мусульманское господство в Северной Африке оказывается на грани катастрофы.

В этот драматический момент магрибские пираты и выступают в необычной для рыцарей удачи роли исторических деятелей.

История своенравна в выделке своих героев. Для нее не существует готовых образцов. Всякий материал — не только библейская глина или языческая бронза — идет в дело. Четырех братьев с острова Лесбос, что в Эгейском море, — Аруджа, Хайраддина, Элиаса и Исхака — летописцы из числа стряпчих проводят обычно в своих скрижалях по разряду незаконнорожденных детей истории. Ни происхождение — их отец был горшечником, — ни деяния — с отроческих лет они занимались морским разбоем — не позволяют причислить их к канонически узаконенному лику хрестоматийных героев.

История о том и не заботилась. Безразличная к родословной, равно как и к моральному облику братьев-корсаров, она прихотливо вплела авантюрную судьбу беспутных сыновей горшечника и сложную вязь политических событий переломной для Северной Африки эпохи начала XVI века.

Перебравшись из Эгейского моря в западное Средиземноморье, братья-корсары быстро прославились здесь как самые бесстрашные, жестокие и удачливые разбойники. К тому времени злая пиратская судьба уже сурово наказала двоих из них. В одной из абордажных схваток был убит Элиас. Старший брат Арудж, взятый в плен рыцарями ордена святого Иоанна, изведал вкус бичей на христианских галерах, а после побега ему при штурме североафриканского порта Бужи ядром оторвало руку.

Но вопреки всем превратностям авантюрной жизни — или благодаря им? — сыновья горшечника, когда пробил их звездный час, сумели подняться выше предуготовленной им судьбы. В 1516 году правитель города Алжира обратился к Аруджу, возглавлявшему семейный синклит пиратов, с просьбой помощи в борьбе с испанцами. Однорукий корсар охотно откликнулся на этот призыв. Он давно уже подыскивал на севе африканском побережье безопасное убежище для своих кораблей. Алжир как нельзя лучше подходил для этой цели.

Небольшой город, основанный в X веке на месте финикийского, а затем римского порта Икозиума, Алжир в отличие от многих других магрибских городов имел довольно скромную историю и не блистал ни мощью своего флота, ни масштабами своей торговли. Но у него были другие преимущества, по достоинству оцененные пиратом. Алжир занимал ключевое положение на побережье Магриба, имел прекрасную гавань, огражденную четырьмя островками (отсюда и арабское название города — аль-Джазаир), и, наконец, был абсолютно беззащитен — приходи и владей.