Страница 39 из 50
Партийный комитет уверен, что за тов. Стахановым появятся новые герои, которые нашей организацией будут встречены с радостью и гордостью…»
Все подняли руки.
Решение шахтпарткома дало точную политическую оценку рекорду Стаханова, определило его значение в общегосударственном масштабе. Пророческие слова о новых героях в короткий срок получили свое подтверждение. Десятки забойщиков шахты «Центральная — Ирмино» включились в соревнование ударников. В ночь на 4 сентября партгрупорг Мирон Дюканов, работая новыми методами, добыл за смену 115 тонн. На другой день в шахтпартком пригласили Дмитрия Канцедалова — близкого товарища Стаханова, и Петров, пожимая ему руку, сказал, что негоже комсомольцу в стороне от таких дел стоять.
— Иди, Дмитрий, на рекорд. — Буднично так сказал, без пафоса, как о самом обычном деле. Может быть, этот тон более всего и подстегнул Концедалова. И 5 сентября у ствола Митю встречала целая толпа молодежи, с духовым оркестром. От клети его на руках пронесли к выходу, не обращая внимания на возмущенные выкрики «именинника». Новый мировой рекорд — 125 тонн угля.
«Правда» выступила с передовой «Советские богатыри», в которой говорилось: «Наш пламенный привет вам, тов. Дюканов и Стаханов! Вами по праву может гордиться страна. Вы своей изумительной работой доказали, как замечательно советский отбойный молоток крошит угольный пласт, когда им управляют опытные и крепкие руки мастеров-большевиков. Шахтеры Донбасса! Поучитесь у товарищей Стаханова и Дюканова, как надо выжимать из новой техники, что она в состоянии только дать. Следуйте их блестящему примеру!»
Девчата в скверике пели:
На «Кочегарке» тем временем не утихали споры. Нужны ли еще рекорды? Как во всяком споре, было высказано много мнений и в нарядных, и на заседаниях шахтпарткома. Но решение принято единогласно: перейти во всех лавах на новую систему отбойки угля по методу Стаханова. И опять понадобился яркий пример. Тогда Никита Алексеевич в парткоме и заявил, что душа горит, хочется ему своими руками первому испробовать новый метод. У них на участке уступы длиннее, можно предположить, что и выработку он, Изотов, даст большую, подтвердит тем самым успех Стаханова, лишний раз убедит скептиков, как важно быть в постоянном поиске, а то некоторые закисли, почили на лаврах. Его попытались было убедить повременить: «У тебя перерыв какой? Ага, два месяца. Последнее время начальником участка был, а не забойщиком — тоже плюс, а в общем получается минус».
— Ты подожди, подожди… Навыки-то я не растерял. — Никита Алексеевич настоял на своем и 11 сентября спустился на участок № 10 пласта «Девятка». По опыту Стаханова он попросил вдвое увеличить число крепильщиков.
Ровно в восемь утра ударила дробь отбойного молотка в уступе Изотова. Он знал пласт «Девятку», его капризы и слабые стороны, заранее все осмотрел, изучил, наметил схему зарубки. И теперь уголь плавно шел вниз, напоминая разлившийся в половодье ручеек. За ним едва успевали крепить пять человек, одобрительно покрикивали: «Ну ты, Лексеич, даешь, шибче врубовки рубишь!..»
Через два часа Изотов сделал передышку, спросил: «Сколько?..» Ему ответили, что уже нарублено почти 100 тонн. Снизу, из штрека, прилез машинист электровоза, взмолился:
— Да вы что, ребята, всем гуртом рубите? Засыпали весь низ, не успеваем двумя электровозами вывозить…
А Никита рубил и рубил, вжимаясь в податливый пласт пикой молотка, сливаясь с ним, его дробной привычной песней. Кто-то тронул его за плечо, крикнул в ухо, что все, конец смены, и они друг за дружкой потянулись из лавы. Нижний уступ и люк в самом деле оказались завалены углем, и бригада с трудом выбралась на откаточный штрек.
— Победа, Никита, полная. Победа! — кричал ликующий начальник участка. — Двести сорок тонн… Да такого мир не знал!
У ствола уже собрались сотни шахтеров с женами и детьми, многие только из шахты, с соседних участков, но домой никто не хотел уходить. И когда из клети вышел Изотов с товарищами, их встретили цветами, аплодисментами. Плакат сообщал, что за смену выполнено более 30 норм!
— Спасибо за встречу и цветы, спасибо нашим дорогим шахтерским подругам, — сказал Изотов. — О чем хочу сказать? Не предел эти тридцать норм. А это уже серьезный разговор, мужской. Потому попрошу ударников и всех, кто хочет, перейти в нарядную. Впечатлениями надо поделиться, коли уж я теперь «стахановцем» стал.
В нарядной, где собрались и члены шахтпарткома, Изотов перечислил трудности, с которыми столкнулся: давление падало в шланге, откатка не успевала, попадался крепильщикам нестандартный лес… Если устранить недоделки да лучше продумать организацию откатки в штреке, то рекорд Стаханова может стать нормой для многих опытных забойщиков.
Вечером домой к Изотову заглянул Федор Артюхов. Сел степенно в угол, от домашнего кваса отказался, попросил:
— Никита, выдь на миг…
— Ты чего такой благостный? — добродушно спросил Изотов, поднимаясь из-за стола. — В церковь собрался?
— Ага, только в подземную, елкина мать, — не выдержал Артюхов. — Благослови на подвиг.
— На рекорд хочешь? — сразу понял Изотов и, загоревшись, стал убеждать Федора замахнуться на триста тоны. — У меня, вишь, неполадки сказались — давление в воздухопроводе падало, откатка не успевала. Да я сам крепить за тобой пойду, — закончил он с жаром.
Участок для Артюхова подготовили на 13 сентября. Завшахтой серьезно спросил, не отложить ли на день, все же число такое.
— В самый раз будет, Иван Артемович, — не согласился Артюхов. — Сразу двух зайцев убьем, елкина мать. Если рекорд дам, то верующие скажут, что сам сатана ударников остерегается.
За смену Федор Артюхов нарубил отбойным молотком 310 тонн угля.
В середине сентября на угольных предприятиях Донбасса проходили собрания. На них читали вслух телеграмму наркома Орджоникидзе: «Это замечательное движение героев угольного Донбасса — большевиков партийных и не партийных — новое блестящее доказательство, какими огромными возможностями мы располагаем и как отстали от жизни те горе-руководители, которые только и ищут объективные причины для оправдания своей плохой работы, плохого руководства.
Теперь весь вопрос в том, чтобы на опыте этих товарищей организовать работу по добыче угля и поднять на новую высоту производительность труда во всем Донбассе и во всех угольных бассейнах.
Я не скрою, что сильно опасаюсь, что это движение встретит со стороны некоторых отсталых руководителей обывательский скептицизм, что на деле будет означать саботаж. Таких горе-руководителей немедленно надо отстранять».
Трудно отрываться от родной земли. Ну а что делать, если все экзамены позади, успешно прошел собеседование, и он, Изотов, зачислен слушателем Промакадемии? А еще жальче расставаться с участком, хлопками, что покорили «Мазурку», сами выросли. Взять хотя бы Сашко Степаненко — впору ставить начальником участка. Передал бы ему дела Никита Алексеевич с легким сердцем, да нет Сашко, забрали широкогрудого чернявого Цыганка, как звал его Изотов, в Морфлот, где-то сейчас на Черном море. Прислал недавно письмо и фотографию. Надежда Николаевна залюбовалась: «Гляди, какой гарный флотский» — сама не заметила, как начала употреблять украинские слова.
— Шахтерской выучки, — поддакнул Изотов. — Да встретимся, вернемся еще на «Кочегарку»…
Не думал он, что жизнь иначе распорядится.
В Промакадемии только и разговоров было, что о Стаханове, о котором теперь писали все газеты, помещали его фотографии. Называли имена последователей кадиевского забойщика, новые рекорды в разных отраслях народного хозяйства. Слово «стахановцы» сразу вошло в сознание миллионов людей, послужило толчком к проявлению массового энтузиазма; рекорды становились нормой, а вслед за ними рождались новые рекорды. Простые крестьянские парни, ставшие к заморским станкам, к изумлению представителей западных фирм, втрое перекрывали технические параметры, указанные в паспортах машин и механизмов. Дерзновение стало отличительной чертой пятилетки, все новые имена появлялись на рабочем Олимпе — мариупольский металлург Мазай, горьковскии кузнец Бусыгин, вичугские ткачихи Виноградовы, ленинградский обувщик Сметании, трактористка Ангелина, паровозный машинист из Донбасса Кривонос… Вот небольшое вроде бы сообщение. На Сельмашстрой в Ростов-на-Дону привезли сложнейшие четырехшпиндельные станки, стали инструкторы-американцы на разных режимах их опробовать, без спешки. Потихоньку от них слесарь Александр Кудлаенко научился управлять этими станками. Так и стал комсомолец первым на заводе автоматчиком, а после — начальником главного конвейера. Небольшой штрих тех лет, когда энтузиазм рождал все новых малых и больших героев.